— Портер-стрит? Это по ту сторону Кинг-стрит, — сказал Мики. — Начнем с южного конца, там скорее могут быть склады. А как насчет Ролфа?
— Это не он. Если он отомстил Шепоту за девушку, значит, сам Ролф ее не убивал. Кроме того, у нее на щеке и запястье были синяки, а ему силы бы не хватило их наставить. Я так полагаю, он сбежал из больницы, провел ночь Бог знает где, утром явился к девушке после моего ухода, открыл дверь своим ключом, нашел труп, решил, что это дело рук Шепота, извлек из тела ледолом и пошел искать Макса.
— Понятно, — сказал Мики. — А с чего ты взял, будто это может быть и твоя работа?
— Давай-ка лучше искать склад, — ответил я.
Мы поехали вдоль улицы, высматривая здания, похожие на брошенные склады. Было уже довольно светло. Наконец посреди заросшего травой пустыря я обратил внимание на большое квадратное ржаво-рыжее здание. От участка и от дома так и разило запустением. Он подходил по всем статьям.
— Притормози на углу, — попросил я. — Вроде как приехали. Сиди в телеге, а я пойду на разведку.
Я прошел два лишних квартала, чтобы зайти на пустырь сзади. Пересек его осторожно — не скрываясь, но без лишнего шума, слегка подергал заднюю дверь. Она, конечно, была заперта. Подошел к окну, заглянул в него, ничего не увидел из-за грязи и темноты, попробовал его открыть, но не смог сдвинуть раму.
Я обратился к другому окну — с тем же успехом. Обогнув здание, я занялся его северной стороной. Первое окно не поддалось. Когда я потянул второе, оно медленно поползло вверх, и довольно бесшумно.
Внутри, сверху донизу, рама была заколочена досками. На вид они казались крепкими и надежными.
Я обругал их, и тут меня осенило — вспомнил, что окно поднялось почти беззвучно. Я влез на подоконник, поднес руку к доскам и тихонько толкнул.
Они поддались. Я нажал посильнее. Доски отошли от рамы, показав мне ряд блестящих кончиков гвоздей.
Я отвел доски подальше, посмотрел внутрь, не увидел ничего, кроме темноты, и ничего не услышал.
Зажав револьвер в правой руке, я шагнул через подоконник в дом. Шаг влево, и я очутился в стороне от серой полосы света, падавшего из окна.
Я переложил револьвер в левую руку, а правой подтолкнул доски на место.
Целую минуту я прислушивался, затаив дыхание, — тишина. Плотно прижав к боку руку с револьвером, я начал обследовать помещение. Я двигался, еле-еле переставляя ноги, но так ни на что и не наткнулся. Наконец, левая рука, шарившая в темноте, коснулась шершавой стены. Видимо, я пересек пустую комнату.
Я двинулся вдоль стены в поисках двери. Десяток коротких шажков привел меня к ней. Я приложил ухо к створке и не услышал ни звука.
Нашел ручку, осторожно повернул ее, толкнул дверь.
Что-то зашелестело.
Я сделал три вещи одновременно: отпустил ручку, прыгнул и спустил курок. И тут же получил по левой руке чем-то тяжелым и твердым, как могильная плита.
Револьверная вспышка ничего не осветила. Это всегда так — при ней только кажется, будто что-то увидел. Не зная, что бы еще сделать, я выстрелил в другой раз и в третий.
Старческий голос взмолился:
— Не надо, приятель. Не надо этого.
Я сказал:
— Зажги свет.
Спичка чиркнула по полу, разгорелась и бросила дрожащий желтый свет на потрепанное лицо. Это была одна из тех старых невыразительных физиономий, которые так хорошо сочетаются со скамейками в парке. Старик сидел на полу, раскинув костлявые ноги. На вид он был цел и невредим. Рядом с ним лежала ножка от стола.
— Вставай, зажги свет, — приказал я.
Он чиркнул второй спичкой и, вставая, бережно прикрыл ее ладонью. Потом прошаркал через комнату и зажег свечу на трехногом столике.
Я шел за ним вплотную. Левая рука у меня онемела от удара.
— Что ты здесь делаешь? — спросил я старика, когда свеча разгорелась.
Он мог бы и не отвечать. Другой конец комнаты был забит деревянными ящиками, штабелями по шесть штук, с наклейками «Кленовый сироп „Совершенство“».
Старик принялся объяснять, что, Бог свидетель, он ничегошеньки не знает и что два дня назад человек по имени Йейтс нанял его ночным сторожем, а если что не так, он тут ни при чем, вот как перед Богом.
Я сдвинул крышку с одного ящика.
На бутылках были наклейки виски «Канадский Клуб», явно изготовленные при помощи резинового штемпеля.
Я оставил ящики в покое и, приказав старику посветить, обыскал здание. Как я и ожидал, это был не тот склад, где скрывался Шепот.
Когда мы вернулись в комнату со спиртным, моя левая рука окрепла настолько, что я уже мог поднять бутылку. Я положил ее в карман и дал старику совет:
— Лучше смывайся. Тебя взяли сюда вместо кого-то из ребят Пита Финна, а того временно зачислили в полицию. Но Пит умер, и его дело лопнуло.
Когда я вылезал из окна, старик стоял возле ящиков, жадно глядя на них, и что-то подсчитывал на пальцах.
— Ну? — спросил Мики, когда я вернулся к машине.
Я достал бутылку, в которой что-то булькало — конечно, не «Канадский Клуб», — вытащил пробку, передал бутылку ему, а потом глотнул и сам.
Он опять спросил:
— Ну?
Я сказал:
— Попробуем найти старый склад Редмана.
— Не доведет тебя до добра привычка так много мне рассказывать, — сказал Мики и стронул машину с места.
Через три квартала мы увидели полинявшую вывеску «Редман и компания». Здание было длинное, низкое, с железной крышей и почти без окон.
— Оставим карету за углом, — сказал я. — На этот раз пойдешь со мной. В прошлый поход не с кем было разделить удовольствие.
Мы выбрались из машины. Закоулок напротив как будто бы обещал вывести нас в тылы склада. По нему мы и двинулись.
На улице уже появились прохожие, но фабрики, которыми в основном был застроен этот район, еще не ожили — слишком рано. Позади нашего здания мы обнаружили нечто любопытное. Черный ход был закрыт. На косяке и на притолоке, а также рядом с замком виднелись царапины. Кто-то поработал здесь фомкой.
Мики попробовал дверь. Она оказалась не запертой. Он стал приоткрывать ее толчками, сантиметров по пятнадцать за раз. Наконец мы смогли протиснуться внутрь.
Там, внутри, раздавался чей-то голос. Разобрать слова мы не могли, до нас доносились только слабые раскаты далекого мужского голоса, в котором звучали воинственные нотки.
Мики ткнул большим пальцем в сторону поцарапанной двери и прошептал:
— Это не фараоны.
Я сделал два шага вперед, налегая всей тяжестью на свои резиновые каблуки. Мики шел следом, дыша мне в затылок.
Тед Райт говорил, что убежище Шепота было наверху. Отдаленный раскатистый голос вполне мог доноситься оттуда.
Я обернулся к Мики и попросил:
— Фонарик.
Он вложил мне его в левую руку. В правой я сжимал револьвер.
Мы стали пробираться дальше.
Через оставшуюся приоткрытой дверь внутрь проникало достаточно света, и мы различили впереди дверной проем без створок. По ту сторону проема была темнота.
Я прорезал эту темноту лучом фонарика, увидел следующую дверь, погасил свет и двинулся вперед. Очередная вспышка фонарика осветила лестницу, ведущую наверх.
Мы стали взбираться по ступенькам так осторожно, словно боялись их сломать.
Раскатистый голос умолк. В воздухе возникло еще что-то. Я не понимал что. Может быть, другой голос, такой тихий, что его не было слышно — если такое вообще возможно.
Я отсчитал еще девять ступенек, когда над нами отчетливо прозвучали слова:
— Конечно, я убил эту суку.
Заговорил револьвер. Он произнес одно и то же четыре раза подряд, прогремев под железной крышей, как винтовка.
Первый голос сказал:
— Ну и пускай.
К тому времени мы с Мики уже взлетели по лестнице, ворвались в дверь и стали отдирать руки Рено Старки от горла Шепота.
Работа оказалась трудной и бесполезной. Шепот был мертв.
Рено узнал меня и уронил руки.
Глаза у него были такие же тусклые, лошадиное лицо такое же деревянное, как всегда.
Мики оттащил мертвого игрока в угол и уложил на койку.
В комнате, раньше служившей конторой, было два окна. В их свете я различил труп, запихнутый под койку, — это был Дэн Ролф. Посреди комнаты лежал армейский кольт.
Рено покачнулся, плечи у него вздрогнули.
— Ранен? — спросил я.
— Он вкатил в меня все четыре, — спокойно сказал Рено, перегнувшись пополам и прижимая руки к животу.
— Найди врача, — велел я Мики.
— Ни к чему, — сказал Рено. — У меня вообще больше нет брюха.
Я подтащил складной стул и усадил его, чтобы он мог наклониться и держаться за живот.
Мики выбежал и помчался вниз.
— Ты знал, что он не подох? — спросил Рено.
— Нет. Я рассказал тебе то, что узнал от Теда Райта.
— Тед слишком рано смылся, — сказал он. — Я почуял что-то неладное и приехал проверить. Шепот здорово меня обдурил. Притворялся мертвым, пока не взял на мушку. — Рено уставился тусклыми глазами на труп Шепота. — Ловкий был, будь он проклят. Одной ногой в могиле, а не сдавался. Сам себе перебинтовал бок и залег здесь в одиночку, ждал меня. — Он улыбнулся. Это была единственная улыбка, которую он выдал на моей памяти. — А теперь он просто мясо, да и то тухлое.
