Вернулась официантка с напитками и меню.
— Посмотрите пока. — И снова отошла от стола.
Эстер подняла стакан.
— За туманные дни и прекрасные ночи, — сказала она. — «Джонни Уокер Блэк», как он? Не думала, что когда-нибудь буду пить днем. — Она чокнулась со мной. — Знаете, чего мне стоило заполучить эти четыре тысячи долларов?
— Сорок, — поправил я.
— Ну, это было бы хамством. Знаете, я не держала в руках и сотни целиком. Я считаю, нужно делить так: семьдесят и тридцать, сказано — сделано. Бобби платит за мою одежду, квартиру и дает мне карманные деньги. Семьдесят на тридцать, я так считаю.
— А кто получает семьдесят?
— О, конечно, Бобби, танцовщик, он суров, но справедлив. Эти подлецы забирают все, что я зарабатываю, они покупают мне только одежду для работы — набедренную повязку и лифчик. Такой характер и у Лумиса, он ведет себя как подлец, хочет получить двадцать пять процентов. Мне кажется, это много. Эта бумага, которую он написал, в основном стандартная, верно?
— В основном да.
— Сколько часов он потратил на нее, как по-вашему?
— Не представляю.
— Вы думаете, он тоже получает сто долларов в час?
— Возможно, семьдесят пять, в Ананбурге, я имею в виду. Возможно, даже меньше.
— Думаете, пятьдесят?
— Может быть.
— Это значит, что на меня он затратил двадцать часов? Не понимаю, почему так много? А вы?
— Ну, вам лучше поговорить с ним.
— Я думаю предложить ему пять сотен. Это мне кажется правильным. Хотите еще выпить?
— Я думаю, нам следует быть в форме.
— Конечно, но мне, во всяком случае, хотелось бы еще, — сказала она и повернулась со стаканом к официантке. Официантка кивнула ей в ответ. — Вчера я ездила смотреть отцовскую ферму, — сказала она. — Вы видели ее? Этот дом все равно что ничего, он всюду протекает. Здесь постоянно такие дожди?
— В летние месяцы.
— Портовый бордель в Хаустоне выглядит лучше, чем папин дом. Кто-то застрелил его, да?
— Да.
— Интересно кто, — сказала она равнодушно и обернулась к официантке, которая в этот момент принесла еще две порции. — Дорогуша, мы заказывали только одну, — сказала она, — но оставь и вторую, она не помешает. Через минуту мы будем готовы сделать заказ. — Она подняла вновь принесенный стакан и сказала: — За туманные дни и прекрасные ночи. — И взяла меню. — Я хочу только гамбургер с жареной картошкой, но вы выбирайте и заказывайте, что хотите, я угощаю. Вы думаете, кто-нибудь еще вздумает купить эту ферму? Мне бы хотелось продать ее. И тогда я смогла бы создать собственную службу сопровождения. Я попала в это дело по объявлению о том, что нужна привлекательная молодая девушка для службы сопровождения. Я считала это абсолютно законным, какой дьявол знал? После окончания средней школы я ничего такого не знала, моя мать еще была жива. Она бросила отца, когда мне было лет шесть или семь, и увезла меня в Нью-Орлеан. Мама играла в джазе на пианино, конечно, не на Бурбон-стрит, она не была великой пианисткой. Итак, я пошла встретиться с типом, который отбирал девушек в службу сопровождения. Он сказал, что я выгляжу очень элегантно и что ему как раз нужна блестящая собеседница, которая могла бы пойти в дорогой ресторан с заезжим воротилой. Мне было восемнадцать, и я впервые узнала, что выгляжу элегантно. Правда, тогда я была более крепкой, с тех пор я сильно похудела. Я выгляжу толстой?
— Нет, вы выглядите замечательно.
— Без одежды я немного пышнее — ну, упитаннее, как говорится. Вот так я получила работу и пошла в отель, где меня ждал воротила, чтобы пойти в дорогой ресторан для светской беседы. Но первое, что он сказал, когда я вошла в его номер, было: «Раздевайся, малышка». Хотя я не была девственницей, в Нью-Орлеане таких в восемнадцать лет не сыщешь, но оставалась еще совершенно неиспорченной. Раздеться? Я сказала, что пришла пообедать с ним и побеседовать, а он положил на комод стодолларовую банкноту, расстегнул ширинку и предложил пообедать «этим». Пришлось раздеться. Вот что собой представляла служба сопровождения. Это был тайный бордель. С тех пор как закрыли Сторвилл, в Нью-Орлеане не было официального борделя. Были массажные салоны или служба сопровождения, называйте как хотите, кому надо, тот найдет вас, и вы будете торговать собой в баре каждую ночь и как чуда ждать возможности остаться одной.
Так что будем делать? — спросила она. — Почему вы не закажете себе стейк или что-нибудь еще? Часто ли вы ходите на ленч с наследницами?
— Я тоже закажу гамбургер с жареной картошкой.
— Дешево. — Она опять улыбнулась и поманила официантку.
Ее улыбка была заразительна, я почувствовал, что тоже улыбаюсь. Она сделала заказ официантке, допила свой стакан и спросила:
— Вы уверены, что не хотите выпить этот?
— Совершенно уверен.
— Не возражаете, если я выпью его?
— С Богом.
Она выпила виски с содовой.
— Во всяком случае, это безопасней, чем иметь дело с клиентом. В службе сопровождения никогда не знаешь, с какой гадиной встретишься, и никто не защитит тебя, если столкнешься с садистом вроде того парня, что наслаждался, избивая девушек, слыхали о нем? Я всегда ношу в сумке газовый баллончик, особенно когда возвращаюсь после тяжелой работы, но приятно знать, что Бобби всегда рядом и выбьет дурь из любого, кто попытается обидеть меня. Он знает, что я не останусь в долгу, и получает свои пять центов всякий раз, когда отшивает какого-нибудь нахала. Работа в баре, конечно, безопасна, танцуешь современные танцы в забегаловке на Бурбоне, потом уходишь в заднюю комнату и занимаешься с клиентом — но это вульгарно, кому это нужно?
Она выпила.
— Дело в том, что, если бы я смогла продать эту ферму, я, быть может, открыла бы свою собственную службу сопровождения, понимаете? И дала бы ей одно из тех смешных названий — «Исполнение желаний», или «Благородные леди», или еще какое-нибудь, — водила бы за нос девятнадцатилетних, это лучше, чем отдавать Бобби семьдесят процентов из того, что я получаю, верно? Могу представить себе, что он сидит без движения, а я ухожу и начинаю собственное дело, вот! Но что такое эти несчастные четыре тысячи, которые я сейчас получу! Если Бобби попытается наложить на них лапу, я ему все ноги переломаю. Нанять бандита стоит пятьсот баксов — как раз столько, сколько я собираюсь заплатить Лумису. Вы знаете кого-нибудь, кто хочет купить эту ферму?
Она снова выпила. Официантка вернулась к столу с нашим заказом. В первый раз я заметил шрам на подбородке у Эстер. Похож на ножевой порез.
— Вот я и говорю, мистер Хоуп, я никогда в своей жизни не видела таких денежек. Никогда. В Хаустоне — я вернулась в Хаустон после смерти матери — были заведения, вы не поверите, где девушки, бедные наркоманки, бродили в детских ночных рубашках и трусиках с рюшками и кидались на любого моряка с Шип-Ченела, — это дно, поверьте мне. И все равно некоторые из этих заведений выглядели дворцами по сравнению с тем логовом, где жил мой отец. А эта земля! О! Я вчера под дождем всю ее обошла. Я бы не сказала, что она пригодна для выращивания хоть чего-нибудь. Почему этот ваш клиент хотел купить ее? Он, должно быть, в самом деле помешался на сорняках, скажу я вам. Надеюсь, здесь найдется еще какой-нибудь сумасшедший. Если бы я смогла продать эту ферму, я уехала бы домой, а может быть, даже в Лос-Анджелес, устроилась бы там. Возьмите любую из девушек в Лос-Анджелесе, они уезжают из дому, чтобы стать актрисами, затем работают за гроши в банках и рано или поздно начинают понимать, что могут заработать за одну ночь в отеле Беверли-Хиллз гораздо больше, чем за шесть месяцев работы кассиром. Если бы у меня была группа девушек — черных, белых, мексиканок, может быть, даже китаянок, — при ласковом обращении с ними, держу пари, я могла бы зарабатывать кучу денег в Лос-Анджелесе, не так ли? Но сперва нужно продать эту ферму. Вы знаете какого-нибудь сумасшедшего, который купил бы ее?
Открылась входная дверь, ворвался неожиданный порыв ветра, и дверь снова захлопнулась. Эстер посмотрела вперед, я повернулся на стуле и проследил за ее взглядом — кровь застыла у меня в жилах.
— Привет, ребята! — воскликнула официантка. — Что-то вас давно не видно.
Чарли сбрил свою черную бороду, а Джеф все еще щеголял светлыми усами. На Чарли была его любимая красная косынка, а на Джефе голубая. На них были все те же потертые синие джинсы, изношенные ботинки и пестрые рубашки с пуговицами, их широкие плечи были мокрыми от дождя. Оба ухмыльнулись при виде меня.
— Смотри, смотри, кто здесь, — сказал Джеф.
— Подцепил новую девочку, — сказал Чарли.
— Хочешь, опять потанцуем? — спросил Джеф.
Стуча ботинками по деревянному полу, они с улыбочками направились к нашему столу, по мере приближения их кулаки сжимались, а глаза горели в предчувствии еще одного нокдауна с городским гулякой из Калузы.
