Помощник шерифа Пэннел сидел в задней комнате управления, слушая по рации сообщения диспетчера. Вероятно, он не выходил отсюда с того самого времени, когда я говорил с ним среди ночи. Казалось, все лицо его занимали одни усы да глаза. Он побледнел, осунулся и был небрит.
— Что слышно, помощник?
— Они упустили его, — он говорил со злостью.
— Где?
— Не могут определить. Дождем смыло следы его покрышек. На северном перевале все еще идет дождь.
— И что будет?
— Он все равно вернется на побережье. В противоположной стороне — одни горные хребты. А на уровне выше полутора тысяч метров идет снег. Когда он выедет на шоссе, мы уже опередим его. Я приказал патрулю перекрыть шоссе.
— А есть хоть какая-то вероятность, что он уже спустился в долину?
— Возможно. По крайней мере, п-профессор, похоже, так и думает.
— Вы имеете в виду Генри Лэнгстона?
— Угу. Он все еще крутится у старого ранчо. У него целая теория, что Спэннер вроде бы помешался на мысли об этом месте и вернется туда.
— А вы не верите в эту теорию?
— Нет. Не встречал еще ни одного профессора, к-который бы сам понимал, что он там городит. У них мозги размягчаются от того, что столько книжек читают.
Я не стал спорить с Пэннелом, и он с жаром продолжал. Оказалось, что Лэнгстон расстроил его, и теперь он нуждался в чьей-нибудь поддержке.
— Знаете, что этот п-профессор хотел мне внушить? Что у Спэннера есть оправдание за то, что он сделал с беднягой стариной Джеком. Из-за того, что Джек поместил его в сиротский приют.
— А разве этого не было?
— Было, конечно, но что еще Джеку оставалось делать? Отца у мальчишки задавило поездом. Джек не нес за него ответственности.
Мне послышалось, что голос у Пэннела дрогнул и фраза в его устах прозвучала двусмысленно.
— За кого Джек не нес ответственности?
— Да ни за того, ни за другого, ни за отца, ни за сына. Я знаю, что в то время ходили всякие грязные слухи, а теперь вот этот Лэнгстон опять хочет их распускать, а старину Джека еще и похоронить не успели.
— Что за слухи?
Он поднял на меня печальные воспаленные глаза.
— Не хочу даже и говорить, какая-то чушь собачья.
— Что Джек сам убил этого человека?
— Угу. Брехня сплошная.
— И вы могли бы поклясться в этом, помощник?
— Ясное дело, мог бы, — он немного бравировал. — Хоть на целой стопке Библий[16]. Я и п-профессору так заявил, да только его разве переубедишь.
— Меня тоже. Согласились бы вы пройти проверку на детекторе лжи?
Пэннел разочарованно посмотрел на меня:
— Так вы, значит, думаете, что я вру. И что бедный старина Джек был убийцей.
— А кто же убил Джаспера Блевинса, если не он?
— Да кто угодно мог.
— Кого именно подозреваете?
— Вокруг ранчо околачивался один бородатый тип дикого вида. Я слышал, он походил на русского.
— Бросьте-ка вы, помощник. Ни за что не поверю ни в каких бородатых анархистов. А вот что Джек возле ранчо действительно ошивался, я знаю. А потом, как мне сказали, он снимал для этой женщины квартиру в доме Мэйми Хейгдорн.
— Ну и что из того? Блевинсу жена была не нужна, он этого и не скрывал.
— Вы знали Блевинса?
— Видал пару раз.
— А труп его видели?
— Угу.
— Это был Блевинс?
— Поклясться не мог бы, он или нет. — Он добавил, отведя глаза в сторону: — Миссис Блевинс сказала, что не он. Ей лучше знать.
— А ребенок что сказал?
— Ни единого слова. Он не мог говорить. Стоял, как истукан.
— Это оказалось весьма удобно, не так ли?
Пэннел резко встал, положив руку на рукоятку револьвера.
— Ну, хватит с меня т-таких р-разговоров. Джек Флейшер был мне, как старший б-брат. Научил меня стрелять и п-пить. Впервые п-привел к женщине. Сделал м-меня м-мужчиной.
— Я просто хотел выяснить, кто преступник.
Грязно выругавшись, Пэннел выхватил револьвер. Я отступил к двери и вышел. Преследовать меня он не стал, однако я был слегка ошарашен. За сегодняшний день мне второй раз угрожали оружием. Рано или поздно один из этих револьверов непременно выстрелит.
Перейдя на другую сторону улицы, я вошел в отель «Родео» и спросил у администратора, где живет Мэйми Хейгдорн. Он приветливо посмотрел на меня:
— Но Мэйми отошла от бизнеса.
— Прекрасно. Я по личному делу.
— Понятно. Она живет на шоссе в направлении Сентервила. Большой дом из красного кирпича, единственное такое здание в той части города.
Я проехал сначала мимо площадок с трибунами для состязаний по родео, а затем направился вверх по шоссе. Большой дом из красного кирпича стоял на одном из холмов, господствуя над местностью. День стоял пасмурный, и хмурое небо отражалось в океане, словно в тусклом зеркале. Подъехав по гравийной дорожке прямо к двери, я позвонил.
Мне открыла американка мексиканского происхождения в черной форме и белой шапочке с черным бархатным бантом. Я давно уже не видел служанок в форме.
Она начала было устраивать мне устный тест на тему, как меня зовут, кто я такой и для чего приехал. Тест был прерван женским голосом, донесшимся из гостиной:
— Пусть войдет, я поговорю с ним.
Служанка провела меня в комнату, обставленную изысканной мебелью в стиле королевы Виктории с богатой резьбой и плюшевой обивкой, покрытой набором салфеточек на спинках и ручках. Эта обстановка еще сильнее обострила во мне то чувство, которое я испытывал, оказавшись на севере округа, несмотря на электрифицированную железную дорогу, будто я перенесся в эпоху до гражданской войны между северными и южными штатами.
И Мэйми Хейгдорн, укрепила во мне эту иллюзию. На кушетке сидела маленькая женщина, болтая обутыми в золотистые домашние туфли ножками, которые не доставали до паркетного пола. На ней было довольно строгое платье с высоким воротником. Грудь у нее выступала вперед, как у голубицы, старое морщинистое лицо было нарумянено, а волосы — свои или парик — были невероятного переливающегося ярко-рыжего цвета. Но улыбка, искривившая ее лицо, понравилась мне.
— С чем вы пришли? — спросила она. — Садитесь и расскажите Мэйми.
Она показала мне на кушетку рукой, на пальце которой блеснул бриллиант. Я сел рядом с нею.
— Вчера вечером я беседовал с Элом Симмонсом в Сентервиле. Он сказал, что вы когда-то знали Лорел Блевинс.
— Уж Эл поболтать любит, хлебом не корми, — радостно сказала она, словно вспомнив о приятном. — По правде говоря, Лорел я знала очень хорошо. Она жила со мной после смерти ее мужа.
— Так, значит, под колесами поезда погиб ее муж?
Она задумалась, прежде чем ответить.
— Точно не знаю. Официального сообщения так и не появилось.
— Почему?
Она сделала неловкое движение. Платье ее зашуршало, и меня обдало запахом лаванды. Обостренно напряженными нервами я воспринимал ее как само прошлое, шевельнувшееся в своем древнем саване.
— Мне не хотелось бы ставить Лорел в неудобное положение. Я всегда любила Лорел.
— Тогда вам будет больно услышать, что она умерла.
— Лорел? Она же совсем молодая женщина.
— Умерла она не от возраста. Ее забили до смерти.
— Боже милостивый! — воскликнула Мэйми. — Кто же это сделал?
— Главное подозрение падает на Джека Флейшера.
— Но ведь он тоже умер.
— Верно. Поэтому вы не причините им вреда, что бы вы мне ни сказали, миссис Хейгдорн.
— Мисс. Я не была замужем. — Она надела очки в роговой оправе, придавшие ей суровый вид, и внимательным изучающим взглядом посмотрела на меня.
— А кем, собственно, вы являетесь?
Я ответил. Тогда она спросила меня об этом деле. Я выложил ей все как на духу, назвав и имена и места действия.
— Я знала большинство из этих людей, — проговорила она скрипучим голосом, — начиная еще с Джо Крага и его жены Элмы. Мне нравился Джо. Красивый был мужчина. А Элма — типичная зануда, вечно Библию из рук не выпускала. Джо иногда приезжал навестить меня — я держала дом в Родео-сити, если вы не знали, — и Элма так и не простила мне, что я сбивала его с пути истинного. Думаю, что именно из-за меня она и настояла, чтобы они переехали в Лос-Анджелес. Боже милостивый, целых сорок лет прошло. И что стало с Джо?
— Он тоже умер. А Элма жива.
— Она, должно быть, старая. Элма старше меня.
— Значит, сколько же ей?
— Я никогда не называю своего возраста. Я выгляжу моложе, чем на самом деле.
— Держу пари, что это так.
— Не льстите мне. — Она сняла очки и вытерла глаза кружевным платочком. — Джо Краг был хороший человек, но ему все время не везло в этом захолустье. Но я слышала, что ему все же повезло незадолго до смерти, когда он уже переехал в Лос-Анджелес.
— С чем повезло?
— Повезло с деньгами. С чем же еще человеку может повезти? Он получил место в какой-то крупной фирме и выдал свою дочь Этту замуж за владельца.
— Этту?
— Генриэтту. Для краткости ее звали просто Этта. До того она уже побывала замужем за человеком по имени Альберт Блевинс. Он был отцом Джаспера Блевинса, который женился на Лорел, бедняжке моей. — Похоже было, что старушка гордится своей осведомленностью в области генеалогии.
