Войдя в роскошный кабинет покойного Лукаса, Крамер увидел Эбби Джекобса, который, не переставая, вертел своей яйцеобразной головой и подмигивал хитрыми глазками:
— Вот и все, мистер Крамер. Прошу прощения, но я понятия не имел о занятиях мистера Лукаса. Я не знал, чем он занимается. Вы не один, мистер Крамер. За два года он потерял более девяти миллионов, там были не только ваши деньги. Я думаю, Лукас просто сошел с ума.
Впервые в жизни Крамер почувствовал себя старым.
— Вот что, Эбби. Не впутывайте меня в это дело. Я не потерял ни цента, ясно? Если в прессе появятся сообщения, — пеняйте на себя.
Он вышел на залитую солнцем улицу и сел в машину. Какое-то время он сидел, уставясь в одну точку и размышляя о своем безрадостном будущем.
Сказать Энн? Нет, пока не стоит. Но что делать? Как теперь жить?
Он вспомнил о новом «кадиллаке», который заказал совсем недавно, о норковой накидке, обещанной жене на день рождения… Кроме того, он собирался совершить путешествие на Дальний Восток, он уже даже оплатил билеты, и Энн радовалась предстоящей поездке. И еще у него было несколько платежных обязательств, срок которых истекал. Если он их погасит, оставшиеся жалкие пять тысяч растают за одну неделю.
Включив двигатель, Крамер закурил и медленно направился в сторону Парадиз-сити. По дороге его деятельный мозг продолжал искать выход. Нужно было что-то предпринять, и немедленно. Большой Джо Крамер был известен как опасный преступник очень немногим. С деньгами выкрутиться удастся, он еще не слишком стар и сможет начать все сначала.
Но как? Честно сделать четыре миллиона, когда тебе уже шестьдесят лет? Это невозможно, если…
Он прищурился. Лицо стало жестоким.
Вернувшись домой, Крамер застал жену, занятую приготовлениями к отъезду. Она взглянула на мужа с беспокойством.
— Ты узнал, почему он это сделал?
— Не оправдал доверия. А я считал его самым умным. Не волнуйся, детка, я что-нибудь придумаю.
— Ты хочешь сказать, он обанкротился?
В глазах Энн мелькнул страх. Она всегда считала Лукаса эталоном в ведении финансовых дел, ей не верилось, что Солли мог потерять их деньги.
Крамер невесело улыбнулся:
— Почти так.
— Почему он не пришел к нам? Мы смогли бы ему помочь. Бедный Солли. Почему он не пришел к нам?
— Молчи, — мрачно сказал Крамер, — мне надо подумать.
— Ты привез из города норковую накидку?
Крамер заколебался, но потом все же сказал жене, что у него не было времени, и погладил ее по руке.
— Извини дорогая, поговорим позже.
Он прошел в свой кабинет. Это была большая, набитая книгами комната, здесь стояли стол и три удобных кресла. Из окна был виден сад.
Крамер закрыл за собой дверь, сел за стол и закурил. Он слышал, как Энн заводила свой двухместный «ягуар», видимо, собиралась в город.
Итак, до возвращения жены у него минимум два часа. Цветные слуги, оставшиеся в доме, не мешали ему. Крамер курил, уставясь в одну точку. Тишину кабинета нарушало лишь тиканье часов. Тиканье часов да тяжелое дыхание Крамера, вот и все.
Он вспоминал свое прошлое и злился, что ничего не может сейчас сделать. Через полчаса Крамер резко встал, подошел к окну и стал смотреть на цветущие в саду розы. Затем пересек кабинет, достал из стола тонкую дешевую папку и стал задумчиво просматривать лежащие в ней газетные вырезки. Лицо его при этом оставалось непроницаемым.
Наконец, он закрыл папку, убрал ее в ящик, бесшумно подошел к двери, открыл ее и прислушался.
До него донеслись приглушенные голоса цветных слуг, Сэма и Шатры, которые сидели на кухне.
Крамер закрыл дверь, вернулся к столу и принялся рыться в бумагах, пока не нашел то, что искал — маленькую записную книжку. Тогда он сел за стол и начал листать ее.
Вскоре на глаза ему попался нужный номер, он снял трубку и назвал несколько цифр. Телефонистка сказала, что сообщит, когда будет связь.
Крамер положил трубку и откинулся на спинку стула. Лицо его напоминало безжизненную маску. Он сидел совершенно неподвижно, пока в тишине кабинета не раздался звонок. Крамер услышал щелчки на линии, и мужской голос спросил:
— Кто это?
— Я хочу поговорить с Моэ Могетти.
— Могетти слушает. Кто это?
— Не узнал тебя, Моэ. Давно не слышал твоего голоса, кажется, лет семь.
— Кто это? — голос сделался резким и грубым.
— А как ты думаешь? Давно не виделись, Моэ. Как поживаешь?
— Джо! Боже мой, это ты, Джо?
— А кто же еще? — усмехнулся Крамер.
Моэ Могетти не верил своим ушам. Он так удивился, словно ему позвонил сам президент США. Пятнадцать лет Могетти был правой рукой Крамера, и под его чутким руководством удачно ограбил, по крайней мере, два десятка банков. Все пятнадцать лет Могетти был под надзором полиции, но, несмотря на это, был очень уважаем в мире гангстеров и считался одним из лучших мастеров своего дела. Казалось, на свете не было ни одного замка, с которым Моэ не мог бы справиться. Он мог вскрыть самый совершенный сейф, влезть в карман, подделать стодолларовую банкноту, одолеть самую сложную систему сигнализации и сыграть в карты в пятнадцати ярдах от полицейского участка. Но при этом у него не было никаких организаторских способностей. Моэ был лишь превосходным орудием: когда ему объясняли суть дела, можно было не сомневаться, — Моэ выполнит все в точности и с блеском, но попроси его самого составить план — и дело будет провалено.
Как это ни прискорбно, Моэ Могетти убедился в отсутствии у себя организаторских способностей лишь после того, как Крамер ушел на покой. Он попробовал прокрутить одно очень простое дельце и немедленно загремел на шесть лет в Сан-Квентин. И все произошло потому, что полиция знала, что ограблением банков занимается именно он, и, если Крамер умудрялся составлять такой план, при котором Могетти удавалось замести следы, теперь улик у полиции было более чем достаточно. Гангстеры осиротели — Могетти сидел в тюрьме.
Из заключения он вышел совершенно разбитым и сломленным. Ему было всего сорок восемь лет, но он стал настоящей развалиной: у него были отбиты почки. Теперь это была только тень некогда блестящего гангстера. За время преступной карьеры Могетти сумел сколотить немалый капитал, но, будучи азартным игроком, быстро спустил деньги. Без цента в кармане, он вынужден был прозябать на иждивении старой матери.
К счастью, семидесятидвухлетняя Лола Могетти содержала во Фриско два борделя. Эта тучная, но все еще симпатичная женщина, нежно любила своего неудачливого сына, и он платил ей взаимностью. Увидев Моэ после того, как он освободился из заключения, Лола была потрясена. Она поняла, что сын уже не поправит здоровье и предложила ему пожить у нее, чему Моэ очень обрадовался. Он целыми днями сидел у окна, наблюдая за портом, где жизнь кипела ключом. Мысль вернуться к своему промыслу даже не приходила ему в голову.
Так продолжалось восемнадцать месяцев. Могетти часто вспоминал о своем бывшем шефе, мысленно анализировал их совместные операции и не переставал восхищаться умением Крамера продумывать все до мельчайших деталей. Но он никогда не думал о том, чтобы потревожить своего патрона, который, как он знал, неплохо устроился со своими миллионами и не собирался возвращаться на сомнительную дорожку.
Но постепенно дела Лолы Могетти шли все хуже и хуже. На место капитана полиции О’Харди, с которым она прекрасно ладила, пришел некий Кижоу, высокий тощий квакер, который не одобрял проституцию и, что еще хуже, был принципиальным противником взяток. Через три недели после вступления в должность Кижоу закрыл оба дома Лолы и арестовал некоторых девочек. Бандерша неожиданно оказалась без доходов и по уши в долгах. Она не перенесла этого удара, и через некоторое время оказалась в больнице с обширным инсультом, который сделал ее неподвижным инвалидом.
Поступление еженедельных сумм, которыми Лола снабжала сына, прекратилось, и Моэ оказался совсем на мели. Из трехкомнатной квартиры ему пришлось перебраться в убогую клетушку в районе доков. Могетти заложил все свои костюмы и вещи, которые остались от матери, но вскоре кончились и эти деньги. Нужно было искать работу. После долгих поисков он с отвращением приступил к работе официанта в одном небольшом итальянском ресторанчике. Там он и работал до того момента, когда Крамер позвал его к телефону.
От радости Моэ почти потерял дар речи, но постарался оправиться от волнения.
— Большой Джо! Вот уж не ожидал услышать вас еще хоть раз в жизни!
В ответ раздался знакомый смех Крамера.
— Как поживаешь, Моэ? Как дела?
Моэ обвел взглядом убогий зал ресторана, грязные столики, посмотрел в зеркало, где отразился невысокий плотный мужчина с редкими, седыми волосами, кустистыми бровями, бледным изнуренным лицом и испуганным взглядом.
— У меня все в порядке, — бодро отозвался он. Ему было стыдно за свое нынешнее положение. Он хорошо знал: Крамер ни за что не свяжется с неудачником. Могетти взглянул на Фрисколли, хозяина ресторанчика, который за стойкой пересчитывал деньги, и понизил голос: — Теперь у меня собственное дело. Все прекрасно!
