Она глянула на него в упор и отвернулась.
— Стэси... я не знаю, что сказать.
— Да, конечно. Ты всегда не знаешь, что мне сказать. Тебе есть что сказать кому угодно обо мне,но всегда нечего сказать мне.
Тоцци стало совсем скверно. Ведь не нарочно он ведет себя так, но разве скажешь ей о своей проблеме? Это унизительно. К тому же, хоть она и очень привлекательная, он решил, что они не подходят друг другу. Лоррейн права. Он неспособен поддерживать отношения с женщиной. Да и по возрасту он годится Стэси в отцы. У них нет будущего.
— Тоцци, мне надо выяснить, наконец: если хочешь, чтобы я ушла, я уйду, но если хочешь, чтобы осталась, — ты должен показать, что стоишь этого. Я постоянно открываю тебе свои карты. Теперь твоя очередь.
Тоцци глубоко вздохнул. Тузов у него нет.
— Поговори со мной, Тоцци. Скажи, как ты ко мне относишься, иначе я ухожу. Навсегда.
— Стэси... Сейчас мне нужно ехать...
Она резко вскинула голову:
— Никаких отговорок, Тоцци. Я хочу знать сейчас и окончательно.
— Послушай; Стэси.
Он шагнул к ней, она тоже подалась вперед, и внезапно его ладони скользнули по ее бедрам. Носок замшевого сапожка терся о его босую ногу. Пахла Стэси мятой и медом.
— Ну?
Лицо ее было так близко.
У Тоцци вдруг закружилась голова. Запах мяты и меда пьянил его. Он почувствовал, как возвращается к нему мужская сила. Возбуждение было почти болезненным.
О Господи.
Не раздумывая, он притянул ее к себе. Все вокруг шло ходуном. Губы их соприкоснулись сперва легко, потом крепче, потом они впились друг в друга. Тоцци терял самообладание. Он не отпускал ее, боясь, что она исчезнет. Если б этот поцелуй мог длиться вечно.
Руки Стэси, поначалу неподвижно лежащие на его груди, обхватили его торс. Он и не заметил, как они оказались на его ягодицах, потом поползли наверх. Она оторвалась от его губ.
— Что там у тебя?
И сердито наморщила лоб.
— Где?
— На спине.
Сперва лицо у нее было недоуменным, потом стало злобным.
— Нет, Стэси, я не записываю тебя. Я собирался на работу.
— Уже? Я думала, ты все еще...
— Официально я пока в отпуске. Но сегодня необходимо провернуть одно дело.
Он взглянул на камин. Надо поторапливаться, чтобы успеть на похороны.
Стэси оттолкнула его и нахмурилась.
— Хочешь сказать, что для меня времени нет? Что ты позарез занят?
— Ну что ты. Это вовсе не так.
Не совсем так.
Он прижал ее к себе, пытаясь сообразить, сколько времени займет поездка в Говард-Бич на такси. Сплел пальцы на ее пояснице. Он возбуждения и растерянности у него тряслись руки. Тоцци очень хотел ее, хотя только что убеждал себя, что ей не подходит. Черт.
Глаза Стэси затуманились.
— Ну? Пошли?
Пульс у Тоцци лихорадочно зачастил.
— Ну? — шепотом повторила она. — Идем?
У Тоцци перехватило дыхание. Его обуревало желание, хотя он знал, что время не терпит. Надо ехать на эти проклятые похороны, остановить Сола Иммордино. Но он держит в объятиях Стэси, Мисс Накачивайся. Только что он клялся себе, что не поступит с ней, как с другими женщинами... Но с другой стороны...
Губы их слились снова, он искал языком ее язык. Голова его кружила по комнате, ударяясь о стены, и лишь когда они упали на постель, до Тоцци дошло, что это уже не гостиная.
Они сплелись в объятиях и неистово целовались, катаясь по неприбранной постели. Тоцци оказался на спине, «Награ» врезалась ему в тело. Он завел назад руку и отодрал магнитофон, кожа от пластыря горела. Приподнявшись, чтобы положить «Нагру» на туалетный столик, он увидел пиджак, висящий на двери чулана. Пиджак от черного костюма в полоску. Похоронного костюма.
Черт.
Стэси стояла над ним на коленях, волосы падали ей на лицо. Она отбросила их назад, уткнулась носом в его ухо и лизнула мочку.
— Тоцци?
— М-м-м-м?
Он смотрел на туалетный столик, где стояли радиочасы.
— Ты что, забыл обо мне?
— Нет-нет. С чего ты взяла?
Он перекатил Стэси на бок, одна из ее невероятных грудей легла ему на предплечье. Твердый сосок уперся в его волосатую грудь.
— Видел бы ты свое лицо.
Она смеялась, в ее золотистых глазах мерцали искры.
Тоцци вновь почуял запах мяты. Глянул Стэси в глаза, и она перестала смеяться. Их губы соединились, соприкоснулись языки. Голова снова пошла кругом.
Поцелуй длился без конца. Тоцци будто несся на лыжах по склону горы со скоростью сто миль в час. Стэси что-то пробормотала сквозь поцелуй, и вдруг он опять оказался в спальне. Чуть приоткрыл глаза. Пиджак выжидающе темнел на плечиках.
Стеклоочистители похоронно шуршали. Раз... два. Раз... два. Раз... Прямо по нервам. Сидящий сзади Сол наклонился и ткнул пальцем в сторону.
— Сил, может, остановишься здесь? Возле бокового входа.
— Сальваторе, может, помолчишь и предоставишь мне вести машину?
Сил медленно ползла вдоль квартала, ища местечко, где можно пристроить маленький «датсун» Люси.
— Мне хотелось войти через боковую дверь, Сил, только и всего. Перед церковью я видел человека с видеокамерой. Эти типы мне уже опротивели.
— Вот как? А вчера и позавчера они не были тебе противны. Ты разгуливал по тротуару, позируяперед камерой.
Эмерика снова стала бить дрожь.
— Где Чарльз? Хочу видеть Чарльза.
Сол обнял его за плечи, пытаясь успокоить:
— Не волнуйся, Донни. Чарльза мы увидим потом. Уже скоро.
Хоть бы Сил перестала говорить таким раздраженным тоном. От него Эмерик начинает трястись, будто карликовый пудель.
— Ну-ну, Донни. Успокойся. Она не всерьез.
— Это нехорошо. Очень, оченьнехорошо.
Лицо его сморщилось, голос звучал обиженно. Сол испугался, что он расплачется снова.
— Сил, может, развернешься? Поставь машину на той стороне улицы, возле бокового входа. Там есть свободное место.
— Я сама знаю, куда ехать, Сальваторе. И поставлю машину там, где хочу.
Сил пребывала в дурном настроении. По случаю похорон Мистретты она надела толстую рясу, в этом одеянии ее всякий раз будто подменяли. В другое время она вела себя сносно, несколько вздорно,но, в общем, терпимо. Но надевая этот черный балахон с капюшоном, окончательно превращалась в монахиню, настоящуюмонахиню, каких Сол помнил по католической школе. Невыносимую.
Злилась Сил из-за Эмерика. Она хотела оставить его дома с Люси, однако Сол сказал, что парня необходимо взять с собой. Таблетки кончились два дня назад. Оставлять его со старухой и девчонками нельзя. Конечно, после таблетки он становится паинькой, но сейчас за ним нужен присмотр. Смотри, какой нервный. Вот что Сол сказал сестре. Она не желала верить, что ее славный мальчик Донни может содеять с девчонками что-то греховное, однако, в глубине души считая всех мужчин грязными животными, решила не рисковать, хотя без умолку твердила, что везти Донни на похороны Мистретты совершенно, совершеннонеуместно.
Сол криво усмехнулся и глянул в зеркальце заднего обзора, в свои глаза. Он употребил бы другое слово. Может быть, «незабываемо». Если все пойдет, как он задумал, Донни Эмерика запомнят надолго. Вытерев рукавом лоб, он взглянул на часы. Еще час, и все будет закончено. Всего-навсего шестьдесят минут.
Если до этого он не попадется на мушку наемному убийце. Сол старался отвязаться от этой мысли, но не мог. Пытаться убрать кого-то во время похорон недостойно, но в нынешнее время нельзя доверять никому. Никто уже не ведет игру по правилам. Сол вздохнул, мечтая, чтобы желудок его перестал ныть.
В конце квартала Сил сделала разворот и поехала обратно к церкви. Неподалеку от боковой двери осталось довольно просторное место для стоянки. Сол не сказал ни слова. Сестра подъехала к стоянке и стала неистово крутить руль, чтобы втиснуть свой драндулет рядом с другой машиной. Брат молчал. Сил любит покапризничать, но в конце концов поступает, как скажет он.
Через ветровое стекло была видна церковь Святого Антония; коричневая кирпичная башня шпилем вздымалась к серому, влажному небу. Похоже, во время похорон пойдет дождь. Богу, видно, нравится, что люди пачкают ноги на кладбище, предавая тело земле. Солу всегда казалось, что у Всевышнего странное чувство юмора.
Эмерика опять заколотило. Он плакал, крепко зажмурив глаза. Нижняя челюсть отвисла. Сол обнял парня покрепче и помассировал ему плечи.
— Все хорошо, Донни. Поверь мне. Все хорошо.
— Где Чарльз? Я так давно не видел Чарльза. Пусть отвезет меня в больницу. Мне здесь не нравится. Хочу повидать Чарльза.
— Не беспокойся, Донни. Он приедет. Скоро. Просил, чтобы я позаботился о тебе до его возвращения. Идет?
Эмерик сморщился, кивнул и положил голову на плечо Солу.
Сол заметил в зеркальце пристальный взгляд Сил. Взгляд злобной монахини. Она знала, что Чарльз никогда не вернется. О его убийстве писали во всех газетах и сообщали по телевизору.
