— К сожалению, не могу помочь вам. Ведь я там не была…
— Там был ваш муж.
Мышцы ее шеи напряглись. Она резко повернула ко мне голову.
— Откуда вы можете это знать?!
— Ваш муж не вернулся оттуда. Он был застрелен и похоронен поблизости. Сегодня мы его откопали.
— Понимаю… — она не сказала, что именно понимает, но ее глаза сузились и потемнели от этого известия, а скулы заострились. Выражение ее лица напомнило мне вырытый череп. — Это конец.
— Не совсем.
— Для меня это так. Вы сказали, что обоих мужчин нет в живых. Мужа и сына. Я потеряла все, что любила.
Она постаралась принять трагическую позу, но в этом была какая-то фальшь, лишавшая ее слова смысла, они прозвучали пусто и неприятно. А перед моими глазами встали неровные строчки ее записок и неоднозначная характеристика отца, написанная ею.
— Вы уже пятнадцать лет знаете, что ваш муж мертв и похоронен в каньоне, миссис.
— Это ложь, — но ее голос все так же был лишен убедительности, словно она отвечала затверженный урок, в то же время прислушиваясь к его звучанию. — Предупреждаю вас, если вы выступите с этим заявлением публично…
— Мы говорим как нельзя более приватно, миссис. Вам нечего скрывать от меня. Я знаю, что в тот вечер вы поссорились с мужем и отправились следом за ним в охотничий домик.
— Откуда вам может быть это известно, если это ложь?! — это была обычная игра человека виновного, допрос допрашивающего, долгое перебрасывание мячика правды, пока он вовсе не затеряется. — Откуда вы получили эти драгоценные сведения? От Сьюзан Крендалл?
— Частично.
— Это не слишком надежный свидетель. Из ваших же слов видно, что она психически неуравновешенна. Кроме того, ей в то время было не больше трех-четырех лет. Все это — плод ее воображения!
— Трехлетки могут видеть и слышать. И помнить. У меня есть достаточно доказательств того, что она была в охотничьем домике и видела или слышала выстрел. Ее показания подтверждаются показаниями других людей. Кроме того, ее неадекватное поведение вполне объяснимо.
— Значит, вы признаете, что она неуравновешенна?
— Все это потрясло ее. Кстати о потрясениях: а Стенли случайно не был свидетелем выстрела?
— Нет это не возможно!
Она громко втянула воздух, словно для того, чтобы проглотить неосторожные слова.
— Откуда вы знаете, если вы там не были, миссис?
— Я была дома со Стенли.
— А вы не ошиблись? Я знаю, что он побежал за вами в каньон и слышал выстрел, от которого погиб его отец. Всю свою последующую жизнь он пытался изгнать это из памяти и искал доказательства того, что это было лишь дурным сном.
До сих пор она говорила со мной, как адвокат, не вполне уверенный в невиновности своего подзащитного. Но теперь я выиграл.
— Чего вы хотите от меня?! Денег? Но я окончательно ограблена, — она остановилась и растерянно глянула на меня. — Но только не говорите моей невестке, что у меня нет ничего. Тогда я больше не увижу Ронни…
Я был уверен, что она ошибается, но не хотел спорить с нею. Вместо этого я спросил:
— Кто же вас ограбил, миссис?
— Я не желаю говорить об этом!
Я взял с туалетного столика карточку Килпатрика так, чтобы она видела это.
— Если кто-то шантажирует вас, миссис, вы имеете возможность покончить с этим…
— Я же сказала, что не хочу говорить об этом! Я никому не могу доверять! После смерти отца — никому!
— Вы хотите, чтобы так продолжалось?
Она взглянула на меня горьким недобрым взглядом.
— Я не хочу, чтобы продолжалось что бы то ни было. В том числе и жизнь. А меньше всего — этот разговор, этот инквизиторский допрос!
— Я тоже не получаю от этого никакого удовольствия.
— Ну, уходите же! Я больше не вынесу!
Она стиснула поручни кресла с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и тяжело встала. Мне не оставалось ничего иного, как выйти из палаты.
Прежде чем вернуться в прозекторскую, мне необходимо было восстановить силы. Я отыскал дверь на узкую запасную лестницу и принялся не спеша спускаться. Бетонные ступени с серыми металлическими перилами, замкнутые в бетонном коробе без окон, напоминали тюрьму своим унынием и непоколебимостью. На половине спуска я приостановился, пытаясь представить себе миссис Броудхаст в тюрьме.
Собственно говоря, свое задание я выполнил в тот момент, когда вернул Ронни его матери. Все, что я мог сделать дальше, было неизменно отвратительно и болезненно. Я не ощущал необходимости доказывать любой ценой, что миссис Броудхаст убила своего мужа. Жажда справедливости остывала в моей груди по мере того, как я старел. Теперь для меня был внятен голос защиты ценностей, более заслуживавших того. Несомненно, человеческая жизнь принадлежала к ним. Но Лео Броудхаст был убит в состоянии аффекта много лет назад, и я очень сомневался, что какой бы то ни было суд присяжных признает его вдову виновной в чем-то более тяжком, чем убийство в состоянии частичной вменяемости.
Что же касается остальных убийств, то весьма неправдоподобно, что миссис Броудхаст имела причины убивать сына и физическую возможность убийства Элберта Свитнера. Я убеждал себя, что мне абсолютно все равно, кто их убил. Но мне было не все равно. Все в этом деле раскручивалось по спирали, которая, словно эта лестница, неуклонно выводила в светло-зеленый коридор, где за дверями с предостерегающей надписью доктор Силкокс допрашивал своих молчаливых свидетелей.
Я пересек кабинет и открыл стальные дери секционной. На цинковом столе, в свете рефлекторов лежало то, что осталось от Лео Броудхаста. Силкокс осматривал череп, классические линии которого были единственным свидетельством того, что когда-то Лео был красавцем. В полутьме, у стены, стояли Килси и помощник коронера Пурвис. Я подошел к столу, пройдя мимо них.
— Следы выстрела есть?
Силкокс поднял глаза от своей работы.
— Да, я нашел вот это.
Он взял со стола свинцовую пулю и протянул ее мне на ладони. Похоже было, что она выпущена из ствола 22 калибра.
— В каком месте пробит череп?
— А он не пробит. Я нашел лишь небольшое поверхностное повреждение, которое не могло стать причиной смерти.
Блестящим кончиком пинцета он указал на небольшую бороздку от пули на черепе.
— А что же стало ее причиной?
— Вот это.
Он подтолкнул в мою сторону бесцветный треугольничек, звякнувший о поверхность стола. В первое мгновение мне показалось, что это наконечник индейской стрелы. Но взяв его в руку, я понял, что это кончик кухонного ножа.
— Он застрял в ребрах, — пояснил доктор. — Несомненно, сломался, когда нож вытаскивали.
— Броудхаста ударили спереди или сзади?
— Вероятно, спереди.
— Это могла сделать женщина?
— Почему бы и нет? Как вам кажется, Пурвис?
Юный помощник коронера выступил из тени и влез между мной и Силкоксом.
— Мы поговорим об этом без свидетелей, — заявил он доктору, после чего обернулся ко мне: — Мне очень жаль мешать вашим развлечениям, мистер Арчер, но вы не имеете права присутствовать в прозекторской. Вы видели надпись на двери: «Посторонним вход запрещен»? Так вот вы — посторонний.
Я подумал, что это всего-навсего юношеское служебное рвение.
— Ну, так наделите меня соответствующими полномочиями. И я буду не посторонний.
— Я не могу этого сделать.
— Кто это говорит?
— Я получил инструкции от шефа-коронера.
— А от кого он получил инструкции?
Кровь ударила в голову юному функционеру, его лицо в ярком свете сделалось пурпурным и рыхлым.
— Убирайтесь отсюда, мистер!
Я глянул на Килси, стоявшего у стены с серьезной миной и обратился к ним обоим.
— Но, господа, это ведь я нашел убитого!
— Это еще не дает вам права находиться здесь, мистер.
Пурвис положил руку на рукоятку пистолета. Я недостаточно знал его, чтобы быть уверенным в том что он меня не пристрелит, а потому вышел из секционной. Злость и обида стучали в мои виски горькими жаркими волнами. Килси вышел в коридор вслед за мной.
— Мне очень жаль, Арчер…
— Но вы не поспешили мне помочь…
Его серые глаза блеснули, в них появилось твердое выражение. Однако улыбка с губ не сползла.
— В отношении вас пришли инструкции сверху. Мне велели строже придерживаться предписаний.
— И что же говорят предписания?
— Вы знаете это не хуже, чем я. Если дело находится в ведении местных властей, я вынужден им подчиняться.
— Что они крутят? Хотят похоронить эту историю еще лет на пятнадцать?!
— Я сделаю все, чтобы не допустить этого. Но лично моим заданием является установление причины пожара…
— Убийства и пожар связаны между собой! Вы же сами это знаете!
— Вот и не говорите мне о том, что я сам знаю!
Он резко развернулся и возвратился к останкам и непосторонним лицам.
