— Наплюй на него, — сказал Майрон. — Кричать на стадионе никому не запрещается.
После этого все пошло наперекосяк. Бородач снова развернулся и схватил Майрона — он был рослым парнишкой для своего возраста, но десять лет есть десять лет — за ворот рубашки. Стиснув в кулаке — кулаке взрослого мужчины — вымпел с эмблемой «Янки», малый притянул к себе Майрона, так что тому в ноздри ударил затхлый запах пива.
— От его крика у моей девушки голова болит, — сказал он. — Пусть немедленно заткнется.
Майрон застыл на месте. В глазах у него набухли слезы, но от плача он удержался. Он чувствовал, что грудь у него сдавливает от страха и, как ни странно, стыда. Малый еще секунду-другую не отпускал Майрона, потом отвернулся и обнял свою спутницу. Боясь расплакаться, Майрон схватил Брэда за руку и поволок наверх, к отцу. Там он не сказал ни слова, по крайней мере поначалу, но отец был человек проницательный, а десятилетние мальчишки не лучшие в мире актеры.
— Что-нибудь не так? — осведомился отец.
Раздираемый по-прежнему чувством страха и стыда одновременно, Майрон запинаясь рассказал отцу про бородатого мужчину. Слушая сына, Эл Болитар старался сохранять спокойствие. Положив ему руку на плечо, он только кивал, но дрожал всем телом. Лицо его покраснело. Когда Майрон дошел до того места, как его схватили за ворот рубашки, глаза у Эла опасно почернели и, казалось, готовы были выскочить из орбит.
Откровенно сдерживаясь, отец вымолвил:
— Сейчас вернусь.
Дальнейшее Майрон наблюдал через бинокль.
Быстро спустившись по ступеням, отец зашел в ложу и сел на третий ряд, позади бородача. Он сложил ладони рупором и принялся громко, как только мог, кричать. Лицо его, и без того красное, побагровело. Крик продолжался и продолжался. Бородач сидел не оборачиваясь. Отец наклонился так, что его рот-мегафон оказался менее чем в двух дюймах от уха бородача.
Наконец тот круто обернулся, и тут-то отец сделал то, что заставило Майрона шумно вздохнуть: он отпихнул бородача. Тот раскинул руки, словно говоря: в чем дело? Отец пихнул его еще два раза, а потом поманил к выходу. Борода на призыв не ответил, и отец снова толкнул его.
Теперь внимание обратили и зрители. Кое-кто вставал, вытягивал шею. В ложу поспешили два охранника в желтых ветровках. Игроки тоже наблюдали за происходящим, в том числе и Яз. С появлением охранников спектакль прекратился. Отца вывели на лестницу. Болельщики приветствовали его шумными аплодисментами. Отец помахал им в ответ.
Через десять минут он был наверху.
— Возвращайтесь к себе на место, — сказал отец, — вас больше никто не побеспокоит.
Но Майрон и Брэд покачали головами. Здесь, рядом с настоящим героем, им нравилось сидеть больше.
И вот, более тридцати лет спустя, их герой лежал на полу цокольного этажа при смерти.
Час шел за часом.
В приемной больницы Святого Варнавы сидела, раскачиваясь на стуле, мама. Майрон устроился рядом, стараясь попасть ей в такт. Микки расхаживал по комнате.
Мама заговорила о том, что накануне отец весь день задыхался — «еще с ночи», она даже пошутила: «Что это, как молодой бычок перед случкой?» А он твердил — ничего страшного. «Надо было, — продолжала мама, — позвонить врачу, но отец упрямый, всегда у него все в порядке, но надо, надо было вызвать врача».
«Дед накануне весь день задыхался». При этой мысли Микки показалось, словно ему изо всех сил заехали в солнечное сплетение. Майрон попытался ободряюще улыбнуться ему, но мальчик круто повернулся и выбежал в коридор.
Майрон хотел рвануться за ним, но тут наконец появился врач в голубых медицинских перчатках и халате, прихваченном розовым поясом. Хирургическая маска была опущена и сбилась под подбородком. Глаза у Марка Эллиса — так, судя по бейджику, звали хирурга — были воспалены, на щеках двухдневная щетина. Чувствовалось, что он чудовищно устал и вымотался. Судя по виду, он был примерно ровесником Майрона, то есть для кардиолога высшего класса слишком молод. А ведь Майрон связался с Уином, чтобы тот нашел ему лучшего из лучших и хоть под дулом пистолета сюда приволок.
— У вашего отца обширный инфаркт миокарда, — объявил доктор Эллис.
Инфаркт. Майрон почувствовал, как у него подгибаются колени. Мама негромко застонала. Микки вернулся в приемную и подошел к ним.
— Дыхание мы наладили, но опасность не миновала, — продолжал врач. — Сосуды сильно забиты. Чуть позже я смогу сказать больше.
Он повернулся, собираясь выйти, но Майрон остановил его.
— Доктор?
— Да?
— Я думаю, я знаю, каким образом отец перенапрягся. — «Я думаю, я знаю», а не «Мне кажется» или «Я знаю» — словом, речь взволнованного подростка.
— Вчера вечером у меня с племянником случился… — Майрон замялся, подбирая нужное слово, — случилось что-то вроде потасовки.
Отец, продолжал он, выбежал из дома и разнял их. Рассказывая, Майрон чувствовал, как глаза у него наполняются слезами. Его захлестнуло чувство вины и — да, как в тот раз, давно, когда ему было десять — стыда. Он искоса посмотрел на маму. Она не сводила с него какого-то странного, прежде неведомого ему взгляда. Эллис выслушал его, кивнул, поблагодарил за информацию и вышел из приемной.
Мама по-прежнему не сводила глаз с Майрона. Затем метнула острый взгляд на Микки и снова повернулась к сыну.
— Вы что, действительно вчера повздорили?
Майрон собирался уже указать на Микки и выкрикнуть: «Это он начал!» — но в последний момент просто опустил голову и кивнул. Микки вскинул взгляд — настоящий маленький стоик, — но лицо у него стало совершенно белым. Мама по-прежнему пристально смотрела на Майрона.
— Не понимаю. Ты что, позволил отцу вмешаться в вашу свару?
— Это я виноват, — сказал Микки.
Она повернулась к внуку. Майрону хотелось сказать что-нибудь в защиту мальчика, но, с другой стороны, претило врать.
— Я кое-что сделал, и Микки решил отомстить, — пояснил Майрон. — Так что и моя вина во всем этом есть.
Оба выжидательно замолчали, но мама так ничего и не сказала, а хуже и быть ничего не могло. Она повернулась, опустилась на стул, прижала дрожащие — Паркинсон или просто нервы? — ладони к лицу, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Майрон двинулся было к ней, но остановился. Сейчас не время. Перед глазами мелькнула сцена, которая часто всплывала в его памяти: мама и папа останавливаются у дома в Ливингстоне, на заднем сиденье ребенок — так начиналось семейное путешествие. Уж не подошло ли оно к концу, подумал он.
Микки отошел в противоположный конец приемной и сел перед подвесным телевизором. Майрон расхаживал по комнате. Ему было очень холодно. Он закрыл глаза и принялся переговариваться с высшими силами, в любой их форме — чего бы он только не отдал, чем бы не пожертвовал, от чего бы не отказался, лишь бы отец встал на ноги. Через двадцать минут появились Уин, Эсперанса и Верзила Синди. Уин сообщил Майрону, что доктор Марк Эллис считается крупным специалистом в своей области, но помимо того уже в пути друг Уина, легендарный кардиолог Денис Каллахан из Нью-Йоркской пресвитерианской клиники. Все, кроме Микки, которому не хотелось разговаривать ни с кем из взрослых, прошли в небольшой кабинет по соседству. Верзила Синди взяла маму за руку и театрально разрыдалась. Кажется, маме стало от этого немного легче.
В мучительном ожидании прошел час. Что только не приходит в голову! То обретаешь надежду, то утрачиваешь, то проклинаешь все на свете, то всхлипываешь. Нервное напряжение не отпускает. Несколько раз в кабинет заходила дежурная медсестра, но лишь затем, чтобы сказать: ничего нового пока нет.
Все устало молчали. Майрон разгуливал по коридору, когда перед ним внезапно возник Микки.
— Чего тебе?
— Сьюзи Ти умерла? — спросил Микки.
— А ты что, не знал?
— Нет. Только что услышал по телевизору.
— Именно поэтому я и приехал к твоей маме, — пояснил Майрон.
— А она-то какое отношение к этому имеет? — удивился Микки.
— Сьюзи наведалась в ваш трейлер за несколько часов до смерти.
— И вы думаете, это мама дала ей наркотик? — Микки даже отступил на шаг.
— Нет. Вернее, не знаю. Она сама это отрицает. Говорит, что у них со Сьюзи была долгая, откровенная беседа.
— Что за беседа?
Майрону вспомнилось кое-что еще из сказанного Китти про Сьюзи: «Сама она ни за что бы на это не пошла. Ребенок же должен родиться. Ее убили. С ней расправились». В голове у Майрона что-то щелкнуло.
— Кажется, твоя мама думает, что Сьюзи убили.
Микки промолчал.
— И по-моему, она еще больше испугалась, когда я сказал ей про передозировку.
— Ну и что дальше?
— А не кажется ли тебе, Микки, что все это связано? Вы с мамой в бегах. Сьюзи умирает. Твой отец исчез.
Микки чуть картинно передернул плечами: