В гостиной я первым делом подошел к проигрывателю, на котором вчера стояла “Анабел Ли”. Сейчас ее гам не было. Значит, она должна быть где–то поблизости.
Только ее не было нигде.
Я потратил много времени на поиски, говорил с обслуживающим персоналом отеля, звонил в полицию. “Аннабел Ли” исчезла.
Полицейский офицер, приехавший в апартаменты по вызову, заявил, что никакой пластинки в проигрывателе не было, когда он приехал. Мне это показалось странным и настораживающим…
Допустим, что она все еще находилась в проигрывателе, но он был отключен, когда Трой умер. Если это предположить, выходило, что ее кто–то оттуда убрал и унес с собой до появления полиции. То есть кто–то мог находиться в помещении во время смерти Троя или сразу же после.
Я снова позвонил Сильвии Вайт, сказал, что я передумал, и буду ей очень признателен, если она найдет “Аннабел Ли” в вещах брата. Она ответила, что на это потребуется какое–то время, но я могу на нее рассчитывать.
Потом я поехал в “Дипломат–отель”. По воскресениям там удается застукать Джо Райса.
Поместье Райса в Беверли Хилле оценивалось в 200 тысяч долларов. Кроме того, он арендовал коттедж у плавательного бассейна в “Дипломат–отеле” на все уикэнды. Отель и церковь Райса были на Вилширском бульваре на расстоянии четырех кварталов друг от друга. Таким образом, сходив с женой в воскресение в церковь и бросив на блюдо стодолларовую бумажку, он уползал в свой коттедж или барахтался, как безволосый тюлень, в бассейне. Сразу же после церковной службы, его жена отправлялась домой, предоставляя Джо полную возможность развлекаться по своему вкусу.
И коттедж, и имение, и щедрые пожертвования на “бедных” и “нуждающихся” — видимая и небольшая часть доходов, полученных от рэкета, торговли наркотиками, содержания игорных домов, платных убийств и тому подобного. Судили Райса лишь однажды; ни единого дня в тюрьме.
Я нашел его возле пруда.
Райс развалился в шезлонге под пляжным зонтом. У его ног на траве устроилась довольно привлекательная блондинка. Он выглядел, как Будда, печален. Нет, просто большой, грузный, порочный толстяк с таким взглядом, который заставил бы отнести его к разряду грешников даже в том случае, если бы он в ангельском обличьи распевал псалмы, призывающие ко всеобщей любви.
А блондинка… Наверное тоже грешница, раз ошивается при Райсе, по внешне это не было заметно. Спина, во всяком случае, безупречна. Девица из “Дипломата”? Они плохих не держат. “Дипломат” мне нравился, но я просто не выносил Джо Райса.
Взаимно. Увидев меня, он выдвинул вперед челюсть, раздумывая, что лучше: поддеть меня рогами или по–бульдожьи вцепиться в горло.
Я остановился возле пляжного зонта, подтянул стул и сел. Обычно я веду себя вежливо, жду приглашения. Однако не с типами, которые пытаются меня убить. И. разумеется, не с руководителями мафии.
— Хэллоу, Джо, — сказал я. — Возражаете, если я к вам присоединяюсь?
— Да.
— Но я хотел спросить вас о некоторых парнях.
— Спрашивайте. Вы уже здесь.
Глаза у него мутные, налитые кровью. Мне они чем–то напоминали горящее топливное масло.
— Что за парни?
— Снэг и Бубби, а также…
— Никогда не слышал про таких.
— Тони Ангвиш?
— Тони Ангвиш.
— Что скажете про Фрэнсиса Бойля?
— Никогда о нем не слышал.
Он немного выпрямился. Складки на его груди и животе заколыхались. Ногой он пнул блондинку под зад:
— Иди поиграй с деньгами, бэби.
— Дорогуша, у меня нет никаких денег.
— Ты бессовестная лгунья. Я дал тебе сотню. Иди…
Он остановился, немного подумал, глядя на то место, куда он ее пнул, затем потянулся за чековой книжкой и авторучкой, лежащими на столе. Закрыв от меня существенные подробности, он что–то написал на чеке, вырвал его и протянул блондинке.
— Иди поиграй вот с этим.
Она взглянула на чек, глаза у нее округлились:
— Но, дорогуша…
— Ты хочешь это наличными? Или тебе хочется получить пинок по заду еще раз? Отправляйся, купи себе панталоны из норки. Проваливай.
Она послушно поднялась.
Я спросил Райса:
— Что в отношении Чарли Вайта?
— Никогда о нем не слыхал.
— Джо Райса? Бенджамина Рокфеллера? Или Джона Д. Франклина?
— Никогда не слыхал… Ах, заткнитесь!
Блондинка пошла прочь, так покачивая бедрами, что у меня на секунду остановилось сердце, а потом бешено заколотилось.
От нашего столика она прямиком двинулась к другому, тоже под пляжным зонтом, где сидел мужчина в черном костюме. Мне. показалось, что запах его пота доносится до нас. Он был рослым, с жесткими черными усами и огромной лысиной, которую не могли скрыть несколько жалких волосиков.
Я заметил:
— Она оставила вас ради другого дэнди. Сколько же вы ей дали?
— Доллар. Как всегда.
— Джо, ваш шарм равняется вашей красоте. Их превышает только ваша щедрость.
Он обдумывал мое изречение, почти улыбнулся, подумал снова. Меня всегда возмущает довольно широко распространенное мнение о выдающемся уме, которым должны обладать преступники, в особенности, мафиози. Возможно, найдется один на тысячу, но остальные чувствуют себя творцами, если без посторонней помощи зашнуруют себе ботинки. Они любуются плодами своего труда и горделиво восклицают:
— “Ну, что скажете?”
Возможно, я преувеличиваю, но самую малость! Особого ума не требуется, чтобы нажать на курок, обвести вокруг пальца простака или избить напуганного человека.
Именно в этот момент я присмотрелся к лысому в пропотевшем пиджаке — и узнал.
Билл Бончак, но его чаще называли Билли Бонсом, и он, очевидно, носил пиджак для того, чтобы скрыть пару пистолетов и окровавленный нож. Внешне отличался страшной неопрятностью. Билли Бонса арестовывали за нападение со смертельным исходом; одно обвинение было в вымогательстве, два — в изнасиловании. Остальные были сняты за отсутствием доказательства. Он работал на Джо Райса.
— Еще одно имя.
— Да.
— Билли Бонс.
Он повернул голову и посмотрел на Билли Бонса.
— Никогда не слыхал о таком…
Помолчал и снова немного подумал:
— Нет, я слышал о нем. Вы имеете в виду мистера Бончака. Он живет здесь, в отеле.
— У вас под рукой. Стоит его поманить или окликнуть…
— Поманить?
— Вместо сигнала. Я хочу сказать, он на вас работает.
— Черта с два! Он не работает. Никто не работает.
— Что–то не верится.
— Скотт, я хочу вас удивить. Вместо того, чтобы утопить вас в пруду, я отвечу вам на все вопросы. Мне нечего скрывать. Заканчивайте и сматывайтесь.
— О’кей.
Я ему не верил, но попробовать стоило. И, к моему великому изумлению, он был гораздо общительнее, чем я ожидал. Конечно, я надеялся, что мне удастся что–то вытянуть из него. Именно поэтому я сюда и явился. И он не обманул моих надежд.
Мы еще немного поиграли в “я никогда о нем не слыхал”. Затем я сказал:
— Спасибо за помощь. Я прекрасно знаю, что Тони Ангвиш работает на вас.
— Работал. Но не работает.
Я поразился:
— Вы признаете, что он на вас работал?
— Да. Сейчас — нет.
— С каких пор?
— Вот уже пару месяцев. Он обычно, выполнял мои поручения.
— Да. Пойди убей этого парня, убей того парня, купи какого–нибудь яда, — сказал я. — Рад слышать, что он больше на вас не работает и не работал в то время, когда Снэг и Бубби пытались меня убить.
— Пытались убить вас, ха? Жаль, не смогли.
Последнее прозвучало не зло, всего лишь искренне.
— Не уверен, что вы знаете, — продолжал я, — но Снэг умер, а Бубби, в тюрьме, старается всех уверить, что у него не все дома.
— Он не раскроет свою проклятую…
Райс спохватился чуточку поздно. Но как ни странно, не нырнул под стол за лупарой и не стал поливать меня пулями. Он просто усмехнулся и пробормотал:
— Я подумал о другом человеке.
— Да, раз мы уже заговорили о чеках… — Я посмотрел на столик Бончака. Билли ушел, но блондинка осталась и тянула что–то розовое из бокала.
— Я слышал, вы внесли большую сумму в поддержку компании за избрание Хорейши Хамбла. Не прямо, конечно, но через Себастьяна. Себастьяна–то вы знаете, не так ли?
Он арендовал аудиторию Шрайна для торжественного обеда в честь Себастьяна, об этом сообщалось во всех газетах.
Поэтому меня не удивил его ответ:
— Конечно, я знаю Юлиуса. Прекрасный малый.
— Валяйте дальше. Ну и каков же был размер вашего вклада в кампанию? Как обычно, доллар?
Он немного подумал, прежде чем ответить, посмотрел на блондинку, потом перевел свои масляные глазки на меня.
— Пара сотен тысяч. Что из этого?
Меня так поразила его откровенность, что я на секунду потерял дар речи. Затевая этот разговор, я намеревался выложить ему все то, что мне было известно о его деятельности, и проверить его реакцию.
