– Он решил, что вам нужно убрать отсюда Джонни и девушку на случай, если я решу обратиться к закону.
– Пока у вас появится шанс поговорить с законом, – снова усмехнулся он, – они уже пересекут половину страны. – Он закурил сигарету и направился к спальне. Заглянув туда, он сказал: – Да, домом это не назовешь. Но, думаю, мы воспользуемся им. Нам нужно немного задержаться.
– Даже если бы и обратился к закону, пользы от этого не будет, – заметил я. – Вы так запугали Федаро и девушку, что они побоятся рассказать всю историю.
– Может быть, – пожал плечами Кирк. – Но лучше предусмотреть и маловероятное. – Он показал на спальню. – Вы можете немного отдохнуть.
– Могу, – хмыкнул я. – Все лучше, чем смотреть на вас.
Я направился к спальне. Джо Кирк следил за мной с издевательской усмешкой. Проходя мимо Кирка, я внезапно двинул локтем ему в левую почку, а когда он, шатаясь, отступил на два шага назад, с силой пнул в левое колено. Он закричал, сделал шаг вперед и получил удар правым кулаком между глаз.
Я вытащил бумажник из кармана его пиджака и забрал свою сотню. Ключи от машины были в заднем кармане. Когда Джо Кирк придет в себя, ему представится возможность прогуляться 20 миль до города или же, оставшись здесь, изобрести себе телефон, чтобы вызвать такси.
Над кафе «Ханговер» горела кроваво-красная неоновая вывеска. Я нашел столик около стены и заказал кофе официантке, которая выглядела бы привлекательной, если бы избавилась от тридцати фунтов лишнего веса.
Через некоторое время мои глаза привыкли к полумраку зала, и я даже смог рассмотреть цвет кофейного «эспрессо», торчащего передо мной. На моих часах было пять минут двенадцатого, и я предположил, что снова у меня ночка затянется. Я вернулся из Вегаса ранним утренним рейсом, поспал восемь часов, потом поехал в «Ханговер».
Кафе было целиком заполнено. Через пять минут в центре зала высветился круг, раздался всплеск аплодисментов, и появилась девушка с гитарой. Она ударила по струнам и запела классическую «Барбару Аллен». В зале мгновенно наступила тишина. У нее оказался сильный вибрирующий голос.
Когда аплодисменты после первой песни смолкли, она снова запела. Я следил за нею, слушая ее, похожий на колокольчик, голос, и не вникая в смысл слов. Она была высокой и привлекательной, с длинными-длинными волосами, которые водопадом спадали ей на плечи. Ее лицо было без малейших следов косметики, глаза голубые. Под легким белым свитером ясно вырисовывались небольшие, но довольно полные груди, короткая юбка привлекала взгляд к красивым стройным ногам.
Она исполняла классические баллады, морские песенки. Наконец, зазвучала последняя песня:
И ехал он,
Пока шесть юношей не встретил,
Везущих труп,
Всех в белое одетых.
Мне казалось, что где-то я уже слышал эти слова. Когда песня закончилась, она немного постояла с опущенной головой, потом быстро выбежала из освещенного круга, хотя аплодисменты еще долго звучали после ее ухода.
Наконец публика успокоилась, и все занялись едой и разговорами. Тяжеловесная официантка снова подошла ко мне.
– И не пили свой кофе, а он остыл. Принести свежий?
Я пожал плечами.
– Как бы мне увидеть Пита Блисса? Он здесь?
– Я узнаю, – пообещала она и ушла.
Я закурил, оглядываясь по сторонам. Через некоторое время к моему столику подошла гитаристка и присела рядом.
– Пита сегодня нет, – сказал она. – Это очень важно? Я не могу сказать, когда он вернется.
– Очень важно, – заверил я ее. – Вы не знаете, где его можно найти?
Она медленно покачала головой.
– Пит куда-то ушел, и я не представляю, где он может быть.
– Он тоже поет о трупе, выброшенном из моря рано утром? – спросил я.
Ее глаза расширились от изумления.
– О чем вы говорите?
– Дженни Холт, – сказал я.
В ее голубых глазах промелькнул внезапный интерес.
– Любящая Дженни? Поэтому вы хотите видеть Пита?
– Если это означает Дженни Холт, то вы правы, – согласился я.
– Может, я смогу помочь? – сказала она. – Я Кати Блисс, сестра Пита.
– Рик Холман, – представился я. – Я тоже надеюсь на это.
– Мы не сможем поговорить здесь. – Она помрачнела, потом снова улыбнулась. – Заведение закрывается через четверть часа. Мне надо проверить кассу, но это займет немного времени, потом мы можем пойти в мою квартиру и поговорить.
– Отлично!
– Хорошо! – Она встала, ее движения были грациозны. – Хотите еще немного кофе, пока будете ждать?
– Нет, если у меня есть выбор, – ответил я, и услышал короткий смешок.
В полночь две официантки быстро навели чистоту. Верная своему слову, Кати Блисс появилась около моего стола через десять минут после того, как последний человек вышел из кафе. Она была в стареньком пальто, наброшенном на плечи, в правой руке несла гитару.
– Теперь мы можем уйти, – сказала она. – Одна из девушек присмотрит здесь.
С моря надвигался туман, но было тепло. Мы прошли около восьми кварталов, пока не остановились перед трехэтажным домом солидного возраста. Кати Блисс нашла ключ.
Холл был покрыт линолеумом шоколадного цвета.
– Это наша с Питом берлога, – сказала она, включая свет. – Мне нравится здесь, так как Пит занимает квартиру этажом ниже, и я могу играть на гитаре в любое время.
Она опустила гитару на пол, потом сбросила с плеч пальто и беззаботно швырнула его на спинку кресла.
– Садитесь поудобнее, Рик. Ничего, если я буду вас так называть? Ненавижу формальности! Называйте меня Кати.
– У меня нет другого выбора, – мрачно сказал я. – Не будешь же постоянно приговаривать – мисс Блисс!
Она деликатно улыбнулась.
– Я знаю! Каждый раз, когда кто-то меня так называет, это звучит вроде клички порнозвезды в местном борделе.
Я уселся на кушетке, сделанной, по крайней мере, лет сорок назад.
– Хотите выпить? – спросила она.
– Надеюсь, не кофе?
– У меня есть ром, джин и что-то, привезенное из Алжира, – ответила она.
– Ром было бы неплохо, – сказал я.
Она исчезла на кухне, скоро вернулась с бокалами и села на кушетку рядом со мной. Ром был намного лучше кофе, и я облегченно вздохнул, почувствовав приятную теплоту, разливающуюся внутри.
– Это воздействие напитка или кушетки – или того и другого? – спросила Кати.
– В основном напитка, – усмехнулся я. – Но кушетка тоже очень удобна.
– Иногда я, когда очень устану, засыпаю на ней. Но у меня есть огромная кровать, хоть играй в бейсбол.
– Надеюсь, она не возомнит о себе, что ее могут приспособить для другой игры.
– Она ни разу не подводила меня, – гордо сказала Кати. – Не надо беспокоиться, Рик. – Она начала медленно потягивать напиток, ее голубые глаза с любопытством смотрели на меня. – Почему вы хотели поговорить с Питом о Дженни Холт?
– Потому что он знал ее.
– А в чем дело?
– Мне поручили выяснить, как она прожила последние два года, – доверительно сообщил я ей. – Тогда я пошел по ее следам, встретился с теми, кто ее знал, и таким образом вышел на Пита.
– Звучит немного лучше, Рик, – сказала она. – Но я не уверена, что верю в это. – Ее глаза внезапно сверкнули. – Значит, вы своего рода детектив, не так ли?
– Полагаю, что так, – согласился я. – Так что же значит «Любящая Дженни?»
– Держите! – Она переложила свой бокал в мою руку, встала с кушетки и пошла к гитаре. Через пару секунд она снова сидела на кушетке, поджав под себя ноги и держа в руках гитару.
– Вы знаете «Повешенного Джонни», Рик?
– Это народная песня?
– Это морская песня. Первый куплет звучит так... – Она мягко запела:
«Они галдят, что я повесил мать,
Прочь, парни, прочь!
Они шипят, что я повесил брата,
Тогда вешайте, парни, вешайте!»
Она подождала, пока замер последний аккорд, потом вопросительно взглянула на меня.
– Если морякам будут петь такие песни все время, могу представить, сколько от этого будет неприятностей! – холодно сказал я.
– Не обращайте внимания на слова, – воскликнула она. – Видите ли, Дженни Холт умерла трагической смертью в традициях классической песни – она утонула, поэтому слова морской песенки пришлось переделать.
– Вы сочинили песню о Дженни Холт? – я уставился на нее.
– «Балладу о Любящей Дженни», – сказала она с гордостью. – Хотите послушать?
Я не успел возразить, как раздался гитарный аккорд.
Они называли ее Любящей Дженни,
Прочь, парни, прочь!
Они вспоминают, как часто она любила!
Плачьте, парни, плачьте!
Она отложила гитару в сторону и улыбнулась мне, показав белые зубы.
– Что вы об этом думаете, Рик?
– Что значит «Прочь, парни, прочь!»? – спросил я.
– Морские песенки сочинялись для работы, – терпеливо объяснила она. – Когда вы гребете, необходим определенный ритм. Понятно?
– Понятно, – кивнул я. – Но почему моряки должны плакать?
