посмотрела на нас.
— Калач? — предложил я.
Она оттопырила нижнюю губу, соглашаясь, и запела снова:
Если выронишь калач,
Мама купит…
Еще один требовательный взгляд. Клер ревела во все горло.
— Корвет! — сказал Тадео.
Она скривилась.
— Бриллиантовое кольцо! — высказался Ефим.
— Не рифмуется.
— Тем не менее я уверен, что это правильный вариант.
Вопли Клер достигли нового регистра — это был тот самый вой баныни, о котором говорила Аманда.
Сидевший на диване Кирилл снюхал с зеркальца дорожку кокса и сказал:
— Заткни ее.
— Я пытаюсь, — ответила Виолета. Она снова коснулась головы Клер: — Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…
Это не помогло.
Кирилл сморщился и снюхал еще одну дорожку. Накрыл ухо ладонью и сморщился еще сильнее.
— Заткни ее.
— Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! Да не знаю я, что с ней делать. Ты сказал, что наймешь няньку.
— Я ее нанял. Но сюда приводить не собираюсь. Заткни ее.
— Ш-ш-ш!
Тадео и Кенни тоже зажали уши руками. Павел и Ефим терпели, напустив на лица мученическую мину. Единственной, кто не обращал на детский крик никакого внимания, была Хелен, неотрывно смотревшая на DVD-плееры и айподы.
— Пустышка? — спросил я у Аманды.
— В правом кармане, — ответила она.
Я поднес руку к ее правому карману и взглянул на Ефима:
— Можно?
— Черт, друг, ты еще спрашиваешь!
Я залез Аманде в карман и вытащил пустышку.
— Ш-ш-ш! — Виолета теперь почти орала.
Я снял пластиковую крышку с пустышки. От движения ладонь обожгло болью. Глаза заслезились. Но я вытянул руку и сунул пустышку младенцу в рот.
В комнате стало тихо. Клер сосала пустышку.
— Вот так лучше, — сказал Кирилл.
Виолета провела ладонями по щекам.
— Ты ее избаловала.
— Прошу прощения? — не поняла Аманда.
— Ты ее избаловала. Вот почему она так орет. Я ее быстро отучу.
Аманда сказала:
— Ей четыре недели от роду, ты, коза безмозглая.
— Не выражайся при ребенке, — напомнил я ей.
Она посмотрела мне в глаза. Ее взгляд был живым и теплым.
— Извини.
— Как ты меня назвала? — Виолета посмотрела на мужа. — Слышал?
Кирилл зевнул в кулак.
Виолета подошла вплотную к Аманде и уставилась на нее своими безумными глазами.
— Отпилите их, — сказала она.
— Что? — спросил Ефим.
— Отпилите наручники.
— Эти наручники нельзя отпилить, — сказал Ефим. — Если только расплавить…
Кирилл прикурил сигарету от окурка предыдущей и сощурился от дыма.
— Тогда плавьте.
— Ребенка обожжем.
Виолета сказала:
— Не обожжете. Если ей руки отрубить.
Ефим сказал:
— Миссис Борзакова?
Виолета не сводила глаз с Аманды. Они стояли так близко друг к другу, что почти касались носами.
— Сначала мы ее застрелим. Потом отрубим ей руки. Потом придумаем, как снять наручники с бамбины. — Она посмотрела на мужа: — Так?
Кирилл смотрел в телевизор.
— Что?
— Escuche! Escuche! [125] — Виолета хлопнула себя по груди. — Я здесь, Кирилл! — Она хлопнула себя по груди сильнее. — Я существую! — Еще один хлопок. — Я — в твоей жизни!
— Да-да, — сказал он. — Чего тебе?
— Застрелим девчонку и отрубим ей руки.
— Хорошо, дорогая. — Кирилл махнул в конец трейлера. — Только не здесь. Идите в спальню.
Ефим потянулся к Аманде. Та даже глазом не моргнула.
— Позволь мне, — сказала Виолета.
Ефим вскинул брови:
— Что?
— Я хочу сама ее шлепнуть, — не сводя глаз с лица Аманды, сказала Виолета. — Она хочет, чтобы это сделала женщина. Я точно знаю.
— Пусть делает, — сказал Кирилл Ефиму и устало махнул рукой.
За все время, что обсуждался способ ее убийства, Аманда не издала ни звука. Она не побледнела. Ее не била дрожь. Она не мигая смотрела на них.
Хелен сказала:
— Погодите-ка! Что это вы задумали?
Сумочка Хелен по-прежнему стояла возле ее ног. Они ее не обыскивали. Значит, мой пистолет все еще лежал в ней. Меня от Хелен отделяло примерно четыре шага. Достать пистолет, снять с предохранителя, навести на цель. Я прикинул, что даже при самом благоприятном стечении обстоятельств, прежде чем я успею вытащить пистолет из сумочки, Павел с Ефимом всадят в меня две дюжины пуль.
Я остался стоять где стоял.
— Что вы задумали? — повторила свой вопрос Хелен, но ее никто не слушал.
Виолета поцеловала Аманду в щеку и погладила Клер по голове.
— Миссис Борзакова? — спросил Ефим. — Вы когда-нибудь раньше стреляли из такого пистолета?
Виолета подошла к Ефиму:
— Из какого пистолета?
— Из этого. Автоматический. Сорокового калибра.
— Я предпочитаю револьверы.
— У меня сейчас револьвера нет.
— Ладно. — Она вздохнула и отбросила волосы с плеч. — Покажи-ка пистолет.
Ефим вложил пистолет Виолете в руку и показал, где предохранитель.
— Его чуть-чуть ведет налево, — пояснил он. — И грохоту в таком пространстве будет много.
Хелен сказала Кенни:
— Ты обещал, что никто не пострадает.
Кенни обратился к Кириллу:
— Да, мистер Борзаков! Мы с вами вроде как договаривались.
— Я с тобой ни о чем не договаривался. — Кирилл махнул рукой: — Павел!
Павел навел пистолет Макарова на Хелен и Кенни:
— Кирилл, их тоже в спальню?
— Да, — сказал Кирилл. — А что с другой девчонкой?
Павел указал на младенца:
— В смысле с матерью?
— Ага.
— С ней никаких проблем, босс. Она в гостиной. Спартак с ней разберется, как только я ему скажу.
— Ну хорошо, хорошо.
Ефим закончил показывать Виолете, как пользоваться пистолетом.
— Теперь понимаете?
— Понимаю.
— Вы уверены, миссис Борзакова?
Она выпустила пистолет.
— Уверена, уверена. Ефим, ты что, думаешь, я полная дура?
— Да, немножко. — Ефим поднял ствол и нажал на спусковой крючок. Пуля вошла Виолете под подбородок и вышла из макушки вместе с ударившим в потолок фонтаном крови и костей. Кепка улетела за диван. Виолета шатнулась налево, направо, упала на диван и соскользнула на пол.
Кирилл начал подниматься с дивана, но Ефим выстрелил ему в живот. Кирилл издал звук, который мне уже приходилось однажды слышать, — это было, когда собаку сбила машина.
Из-за занавески показался Спартак с револьвером в руке. Павел выстрелил ему в висок. Спартак сделал еще полшага, а потом упал навзничь у моих ног, раскрыв рот и хрипя. С зеркальной стены стекали розовые ошметки.
Через несколько секунд хрип прекратился.
Павел направил ствол Кенни в грудь.
— Погоди, — сказал Кенни. — Постой.
Павел взглянул на Ефима. Тот перевел взгляд на Аманду, потом снова посмотрел на Павла и один раз моргнул.
Павел пустил пулю Кенни в грудь. Кенни дернулся, как
