Я оставил свою таратайку на площади Сен-Мишель и зашел в какую-то кафешку, чтобы спокойно поразмыслить. Кармони был в Париже, но, где именно, я не знал. Начинать нужно было с нуля: задачка, скажу я вам, не из легких… Мне было известно о нем только то, что он заправляет торговлей наркотиками. Это было для меня единственной проезжей дорогой — дорогой извилистой и усеянной множеством неприятностей.
В кафешке было полно чернокожих студентов, которые пили кофе — почему-то с молоком — и громко трепались по-своему, скаля белые зубищи. Им, похоже, не меньше моего нравилось быть в Париже и разглядывать пеструю уличную толпу. Надоели, небось, кокосовые пальмы и макаки, висящие на хвостах…
Я допил свое белое вино — пахучий мускат, деликатный, как покашливание юной девы — и постановил, что мне следует плотно заняться проблемой наркотиков. До сих пор у меня не было ни одного знакомого из этих кругов. А если бы и были, я все равно не стал бы к ним обращаться, потому что именно друзья и знакомые в конце концов топят вас в дерьме, Я чувствовал, что смогу добиться успеха только в том случае, если буду действовать совершенно один.
Итак, для начала мне нужно было изловить какого-нибудь кайфолова и побеседовать с ним «в спокойной обстановке». Поднимаясь вверх по пирамиде, я, может быть, доберусь до Самого. Вот только на дворе было всего десять часов утра: в такое время найти свободного наркошу почти невозможно. Наркоманов не следовало путать с мойщиками тротуаров, которые прохаживались за окнами кафе.
Район мне нравился. Я не стал забирать машину со стоянки и отправился пешком в Люксембургский сад. В этот час влюбленные парочки уже клевали друг другу рожи под желтеющими деревьями и сбежавшие с уроков пацаны пускали в фонтане бумажные броненосцы.
Я измерил шагами весь сад, то останавливаясь перед теннисными кортами, где юные девственницы со зверскими рожами лупили по мячу, то подходя к площадкам, на которых старые пердуны боролись со своим радикулитом, играя в шары.
Незаметно наступил полдень, и над Парижем взорвалась двенадцатью ударами бездна колоколов.
Я поел в закусочной, после чего отправился в кино и посмотрел немного плаксивый, но, в общем-то, приятный фильм. Потом — опять кино и ужин: на этот раз в китайском ресторане.
Затем я решил рвануть в «Фоли-Бержер», тем более что ни разу еще там не бывал. С моей стороны это выглядело немного по-деревенски, но мне уж больно хотелось поглазеть на красивые попки и пощуриться на яркий свет…
До начала представления я выпил кофе в баре на улице Рише. Там сидело несколько танцовщиц из «Фоли»; они болтали за чашкой чая, дожидаясь, пока настанет время совать в задницу перья… Одна из них спросила, куда подевалась Жильберта; другая ответила, что та заболела и пока что не может выступать у себя в «Кокосе». Почему я отметил про себя именно эту часть разговора? Не знаю. Бывают моменты, когда ваше подсознание вкалывает без посторонней помощи, как взрослое…
Как бы там ни было, после спектакля я снова вспомнил историю с этой Жильбертой из «Кокоса». Я спросил у швейцара, знает ли он такое заведение, и он ответил, что оно стоит на небольшой улочке, перпендикулярной «Фоли»: между улицей Рише и Большими Бульварами.
Я поблагодарил и решительным шагом двинулся в указанном направлении.
Это оказался небольшой, но довольно людный кабачок в африканском стиле. Клиентуру составляли в основном танцовщицы из «Фоли» и кавалеры, которые встречали их после представления.
Я взял бутылку красненького и забился в уголок. Первый из двух негров-музыкантов зверствовал за пианино; второй корчил из себя Луи Армстронга и так фукал в трубу, словно хотел, чтоб ее разорвало.
Я все сидел. В рамках культурной программы посетителям предложили довольно убогий номерок: танцевальный дуэт, якобы из Перу; на самом деле они были такими же перуанцами, как я. Их выступление не интересовало никого, даже традиционную супружескую пару из провинции, которая сдуру забрела сюда, клюнув на трехметровую неоновую вывеску.
Когда моя бутылка опустела, я почувствовал себя почти счастливым. Все это было приятным разнообразием после многих километров шоссе, после павильона с машинками и пухлой груди Джейн.
Я подозвал официанта и выложил ему десятитысячный билет. Я подождал сдачу, поднялся из-за стола и направился прямиком за кулисы, к служебному выходу. Там я наткнулся на перуанского танцора, который уже переоделся китайским мандарином и готовился жонглировать тарелками.
— Вы кого-то ищете? — спросил он.
Это был высокий мужик с большим крючковатым носом, и если он с таким шнобелем хотел сойти за китайца, то я мог смело выдавать себя за герцога Виндзорского!
— Я ищу Жильберту.
Он решил, что я ее знакомый, и сразу подобрел.
— Вы знаете, она болеет…
— Не может быть!
— Да-да.
— И давно?
— Уже два дня. Кажется, ангина.
— Какая досада… Мне нужно было ей кое-что передать.
— Так передайте моей жене… Она в ложе, в конце коридора.
— Спасибо.
В коридоре нашлась лишь одна комната с гордой надписью «ложа»; в ней обычно переодевались здешние «звезды эстрады». Женщина крикнула «войдите!»; я вошел и увидел, что она стоит почти голой перед зеркалом и сладострастно гладит себе сиськи.
Она посмотрела на меня без малейшего смущения. Для нее я был всего-навсего мужчиной, а мужчин она не боялась.
— Что вам угодно?
— Я искал Жильберту, но мне сказали, что она больна…
— Похоже, что так.
— Очень жаль, мне нужно было ей кое-что передать…
— Ну, передайте мне, завтра я ее увижу.
Я изобразил смущение и сказал:
— Да нет… Это очень личное.
Лицо танцовщицы тут же зарумянилось от любопытства. Вообще она была очень недурно сложена. Я то и дело поглядывал на ее грудь. Она увидела, что я к ней, так сказать, расположен, и сразу перешла на ласковый тон:
— Вы мне не доверяете?
— Ну почему же… — вяло ответил я, еще сильнее подогревая ее любопытство. В сущности, то, что я делал, было довольно глупо: результат мог оказаться ниже всех ожиданий. Я добирался до Кармони самой что ни на есть дальней дорогой.
— Видите ли, — ляпнул я наконец, — это… что-то вроде нюхательного табака. Вы понимаете, что я имею в виду?
Она разинула рот.
— Серьезно?! Значит, Жильберта «шмыгает»?
— Я не знаю, ей это предназначено или нет. Меня просто попросили передать. Честно говоря, мне эти дела не очень-то по душе…
Теперь, когда танцорша выведала мою тайну, ей было на меня глубоко плевать, и она быстро затолкала свои гулящие сиськи в черный шелковый корсет. Я понял, что ее нельзя расхолаживать, иначе я останусь у разбитого корыта.
— Послушайте, мне неохота таскать это с собой. К тому же я заплатил свои деньги и хочу их поскорее вернуть. Вы, случайно, не знаете, кому тут можно это спихнуть?
Я знал, что вступаю на скользкую тропу. Если она испугается, мне впору будет возвращаться восвояси. Так что я постарался сказать это с самой невинной и самой глупой рожей, которую только мог состроить.
Она стала натягивать через голову блестящее платье; наконец из воротника вылезло ее чуть покрасневшее лицо.
— Спросите Лили.
— А кто это — Лили?
— Гардеробщица.
— А вы не могли бы сами меня с ней познакомить? С меня шампанское за труды…
Она сделала ужасную гримасу.
— Нет уж! Мы в нем тут купаемся за хозяйский счет…
Нужно было срочно что-нибудь предпринять.
Я достал десятитысячную купюру и положил ее на трюмо.
— Танцовщицам всегда нужны чулки… Вот, купите себе несколько пар…
От этого она сразу расцвела.
— Подождите секундочку, я вас отведу!
Пока она заканчивала наряжаться, у меня, признаться, здорово чесались руки. Наверное, виной тому был стоявший в «ложе» запах — странная смесь духов и подмышек. Я вовремя удержался, чтобы не цапнуть ее за ляжку: не хватало, чтобы она залепила мне пощечину!
Через минуту мы уже стояли перед вышеупомянутой Лили, высокой тридцатилетней бабой с довольно глупым лицом и черными, коротко подстриженными волосами.
— Знакомьтесь, — сказала танцовщица. — Это приятель Жильберты, да и мой тоже.
(До чего быстро вас записывают в друзья, когда вы бросаетесь деньгами!)
— Ему нужно кое-что продать, — продолжала вертипопка. — Думаю, вы договоритесь.
И, решив, что ее миссия выполнена, она оставила нас наедине.
Я вежливо улыбнулся, но этой Лили было начхать на предисловия… Я ее сразу раскусил — по глазам, Баба была скупой. Жадность читалась на ее лице, как в книге. Она наверняка промышляла «снежком» среди здешних кайфистов.
— Что вы хотите продать? — спросила она с легким недоверием.
Ее следовало поскорее расположить к себе. Но на этот раз притворяться влюбленным Ромео было бесполезно, Судя по всему, ей было начхать на мужские знаки внимания. Я даже заподозрил, что она лесба.
