В тот же миг я бросил свою чашку и выхватил револьвер – но стрелять было не в кого. Против демонов, которые его преследовали, мое оружие было бессильно, и я сунул револьвер обратно.
Ньюгорд продолжал смотреть на дверь или на того, кто входил через нее. Набирая силу, из его груди вырывался все более ужасный крик...
Вот когда я мог бы взять его тепленького! В таком состоянии он бы выложил мне все, что знал, вспомнил или придумал – и я легко отличил бы одно от другого. Он бы раскрыл передо свою грешную душу, и продал ее за полкружки виски.
Я посмотрел на Вилли, потом на Кэри.
– Дайте ему выпить.
Она ужаснулась.
– Только не это!
– Почему? Теперь ему будет становиться все хуже. Его все равно накачают под завязку, едва окажется у них в руках.
– Но разве вы не хотели, чтобы он вылечился? – спросила она упавшим голосом.
– Нет. Я не давал ему спиртного только чтобы он кое-что рассказал. Но теперь это уже не имеет значения, верно? – Я снова посмотрел на Вилли. – Ведь цена всему делу – всего сорок тысяч фунтов и еще три человеческие жизни. – Я опять перевел взгляд на Кэри. – Настоящее лечение иначе. И поможет лишь в том случае, если он сам захочет вылечиться, если у него будет ради чего лечиться. Найдите ему хоть какой-то смысл в жизни – и он будет здоров. Может быть. А пока что дайте ему выпить.
– Вы очень жестокий человек, – сказала Кэри, однако вышла на улицу и вернулась с бутылкой виски, которую сунула мне в руки.
Ньюгорд сидел за столом с абсолютно безучастным видом. Я плеснул в кружку виски и поставил перед ним.
Он жадно глотнул, закашлялся, что-то бормоча, потом снова припал к кружке. Следующую порцию он принял спокойнее. За каких-то полминуты он проглотил по меньшей мере четверть бутылки и теперь цедил уже понемножку, со счастливым видом и не менее благовоспитанно, чем какой-нибудь завсегдатай парижских бульваров.
– Ну вот и все, – сказал я Вилли. – А теперь давайте выйдем – нужно поговорить.
Он нахмурился, но последовал за мной.
Облака висели все так же низко, ветер уже нес первые снежинки. Не обращая на это внимания, мы стали расхаживать вокруг дома.
– Ответьте мне прямо – Мартин Фенвик был гомосексуалистом?
– Ну послушайте...
– Выходит, Йонас Стэн был его постоянным партнером?
Вот почему он поручил Стэну заниматься экспертизой и почему тот передал ему судовой журнал "Скади" – вернее, послал журнал по адресу его лондонской квартиры. Вот откуда весь уклад его жизни! Черт возьми, сколько разных вещей я еще не заметил.
Вилли смущенно покашлял и уклончиво начал:
– Ну, знаете, он не был абсолютно таким – вы, надеюсь, понимаете, что я имею в виду...
– Вы имеете в виду Дэвида? – В том, что он действительно был сыном Фенвика, не приходилось сомневаться, учитывая, сколько тот сделал для мальчика. – Никогда не мог понять, что побуждает таких людей жениться и думать о продолжении рода.
Кажется, почти теми же словами Луис пыталась убедить меня в том, что Мартин был темпераментным мужчиной, хотя он не прикасался к ней уже Бог знает сколько лет. Но она поддерживала образ любящего мужа, в котором так хорошо разобрался ее отец. Может быть, потому она обставила в поместье кабинет образцового мужчины? И не по этой ли причине ее так влекло ко мне?
– Знаете, в таких вещах очень трудно разобраться. Ведь есть женщины, которые специально выходят замуж за таких мужчин в надежде, что смогут их изменить, – тихо заметил Вилли.
Я кивнул и пнул ногой подснежник, имевший неосторожность вырасти прямо посреди утоптанной тропинки; головка цветка отлетела куда-то в траву.
– А как насчет Мэгги Маквуд? – продолжал я. – Выходит, она могла быть любовницей Мартина с тем же успехом, что и Чеширского кота?
– Но не по ее вине, – сухо заметил Вилли.
– Но тогда его шантажировали вовсе не этим. Предметом шантажа были его гомосексуальные пристрастия. Если бы у Ллойда все стало известно, надрали бы ему задницу? Прошу прощения за такое выражение.
– Ну... вообще-то у Ллойда придерживаются консервативных взглядов, и все зависит от отношения брокеров к страховщику. Но в общем-то... да, – признался он наконец. – Это стало бы его полным крахом.
– Макби был в курсе дел?
– Как и некоторые ближайшие друзья Мартина. Но вы же знаете Пола – он оценивает людей по тому, какой они приносят доход. Кроме того, Мартин Фенвик отнюдь не бегал за молодыми клерками – не все они ведут себя одинаково.
– Разумеется, знаю. Я служил в армии.
– В вашей разведке его бы отнесли к факторам, угрожающим безопасности.
– А разве не так? Ведь ваш страховой отдел стал уязвим для шантажа, поскольку каждые несколько месяцев вы направляли его в очень милую и внешне вполне благопристойную командировку в Берген под предлогом поддержания тесных контактов с норвежскими судоходными структурами. – Я медленно покачал головой. – Черт знает что такое.
Вилли резко остановился, выпятил челюсть, и я понял, что любая моя ошибка может пагубно отразиться на моем лице.
– Что вы сказали?
Я пожал плечами.
– То, что я уже слышал от других: детектив из меня получился хреновый. Все это время я защищал интересы Фенвика, разбирался в его жизни, старался понять, что его волновало. И в конце концов выяснил, что всего-навсего чья-то задница...
Он взмахнул правой рукой, но я был готов к удару раньше него, шагнул в сторону, и Вилли, поскользнувшись на мокрой траве, упал на колено.
– Попытайтесь еще, – сказал я, – и я пересчитаю вам все кости. Я слишком стар, чтобы шутить такими вещами.
Вилли медленно поднялся, с трудом переводя дыхание, однако голос звучал довольно спокойно:
– От вас бесполезно ждать сочувствия.
– Какое сочувствие? У него была любимая работа, любимый сын, обожавшие его жена и приятель, не говоря уже о добрых друзьях вроде вас, готовых встать на его защиту. Чего еще не хватало – олимпийской медали?
– Он заплатил за это своей жизнью.
– Чепуха. Он лишился жизни не потому, что был голубым. Его шантажировали и убили, потому что он прикидывался нормальным человеком. Он хотел одновременно быть и тем, и другим. А за это всегда приходится расплачиваться. И по слишком высокой цене.
Вилли задумчиво тер испачканное колено. Я продолжал:
– Узнав про шантаж, вы сразу же поняли, что дело в его отношениях со Стеном. Но почему ничего не сказали мне?
– Послушайте, – протянул он, – вы ведь бесстрашный и неутомимый искатель истины, верно? Но когда находите эту истину, не знаете, что с ней делать. Я не говорю уже о том, сколько всего вы скрываете от полиции... Наверно, это осталось от работы в разведке: главное узнавать, а не действовать.
Как-то само собой мы вновь зашагали вперед и молча обошли вокруг дома. Потом я кивнул и сказал:
– Но с его смертью все кончилось. И вы давно могли бы...
– А Дэвид?
Снежинки упорно лезли в глаза.
– Ведь он ничего не знает, и вы старались сохранить его душевный покой?
Вилли кивнул.
– А ведь миссис Смит-Бэнг может продолжать шантаж и после смерти Мартина. Если мы ей позволим.
Он снова кивнул.
– Но Дэвид нанял меня для расследования, что случилось с его отцом. И почему.
– Я заплачу вам больше.
– Вилли, так могут лишь Макби и Смит-Бэнг. И уже говорили.
Он нахмурился, задумался и извинился.
– Я ничего не могу обещать... – сказал я. – Но нам пора.
Когда мы пошли к дому, Вилли пробурчал:
– Никак не пойму: Элли Смит-Бэнг не могла узнать от Стэна, что судовой журнал у Мартина. Но тогда откуда она узнала?
Стоит ему говорить? Но если он как следует подумает, то вывод будет тот же.
– Когда Мэгги Маквуд появилась в отделе?
– С полгода назад.
– Вполне достаточно, чтобы влюбиться в начальника, потерпеть неудачу по известной причине, разыграть отвергнутую женщину и заодно отомстить – сообщить миссис Смит-Бэнг, у кого судовой журнал.
– Ах, черт возьми! – воскликнул Вилли.
– Потом она сообразила, как все получилось, переживала... Наняла частного детектива, надеясь как-то спасти репутацию Фенвика, загладить свою вину перед ним... Ладно, Вилли, Бог с ней.
Он подумал и кивнул.
С горы мы ехали довольно весело. Когда бутылка виски опустела, набравшийся Ньюгорд принялся оживленно делиться с Кэри такими подробностями ночной жизни бразильского города Фернамбуко, которые та предпочла бы не знать вовсе.
Я понял это главным образом по ее лицу. Но сам углубился в изучение карты местности. А снаружи все сильнее валил снег.
Перекресток представлял собой две развилки, в промежутке между которыми стояло несколько деревянных домиков. По одной из дорог дальней развилки можно было вернуться в Ставангер, а другая, недостроенная, шла мимо нескольких озер к другому шоссе на Саннс и Ставангер, проходившему в двадцати километрах южнее.
– Вы не сворачивали налево у дальней развилки? – спросил я Вилли.
