– А то заночуй, – предложил он. – Вино еще есть. А утром автобусом доедешь.
Соблазнительно. Но уж больно наслежу, и хорошего человека могу подставить – кто знает, как мой визит обернется.
– Не, сегодня обязан быть. Обещал.
– Не иначе любовника застать хочешь? – хитро улыбнулся хозяин.
Я тоже хитро улыбнулся, но ничего не сказал.
– Дорога-то у вас спокойная? – спросил я за калиткой.
– А чего у тебя брать-то? – посмеялся хозяин. – Да и не девка ты.
Это уж точно! Совсем даже наоборот, стало быть.
Я прошел чуток по дороге, свернул в темный проулок и пошел в обратную сторону к машине.
Едва разыскал ее в темноте, переоделся и благополучно вернулся в Майский. Довольный и решительный.
Володя понял меня превратно, попросил мой пистолет, понюхал ствол и пересчитал патроны в обойме, не поленился.
– А чего ты тогда сияешь? – спросил он, возвращая мне «вальтер».
– А вина на халяву нажрался, не повод?..
Еще пару вечеров я набегал в поселок, в разное время проехался мимо дома следователя. Убедился – он был размеренный человек и свои привычки не менял.
Сердце мое нетерпеливо горело местью. К тому же по друзьям соскучился. Пора домой, стало быть. Под шкуру.
Следующим вечером я простился с Володей, пожелал ему больших успехов в деле всеобщей паспортизации населения.
– Где тебя искать, если надо? – спросил он.
Как я объясню, если сам толком не знаю. Да и не хотелось мне открывать Ан-чарово убежище, даже Володе.
– Я тебя сам найду. Подстрахуешь мои разборки с Баксом?
Володя вздохнул:
– Мне терять нечего. В крайности, постовую службу придется вспомнить…
Перед выездом в поселок я еще пошарил по магазинам, ну что я за гостинцы ребятам приготовил? Как нищий, право. И я купил еще один чемодан, который набил всякими вещами, вплоть до полотенец – банных, личных, ножных, кухонных.
За городом опять переоделся во все страшное и прибыл точно к завершению садоводом-любителем его вечернего обхода своих владений. Махнул через забор, укрылся в беседке, щипал со скуки виноградные ягоды и смотрел и слушал, как великий сыщик, едва не погубивший Серого, пьет в окне свой традиционный вечерний чай со «сникерсом».
Задумчиво откусит, покатает во рту, прихлебнет со свистом из чашки и со значением смотрит в темноту сада.
Все, пора. А то весь чай выпьет.
Я скользнул из беседки, пригнувшись, шмыгнул к дому и – по стеночке – до окна. Включил в кармане диктофон.
Перед окном резко выпрямился:
– Здорово, мужик! Ну-ка, посторонись. – И махнул в комнату.
Сначала он вскочил со стула, открыл рот и выронил непроглоченный кусок на рубашку. Постепенно закрыл рот, машинально вытер ладонью подбородок. Потом выбросил руку к пиджаку, висевшему на спинке стула.
Довольно суетливо вытащил из кармана пистолет… и проводил взглядом его полет в окошко, в темный сад.
Отступил в комнату.
– Кто вы такой? – Для следователя довольно глупый вопрос, лучше звучит утверждение: мне все известно.
– Спроси лучше, – подсказал я, – что вам нужно? Только не ори. – И я показал ему кусочек своего пистолета.
– Что вам нужно? – автоматически повторил он.
– Пришел продолжить наше знакомство. Мы остановились на самом интересном месте.
– Гоша? – послышался за дверью женский голос. – Ты собираешься ложиться?
Я успел защелкнуть дверную задвижку. В дверь, с той стороны, толкнулось что-то плотное.
– Отчего ты заперся? – удивленно-подозрительно.
– Я смотрю секретные документы, лапочка, – подсказал я лживым шепотом.
Он повторил, не отрывая глаз от моего «вальтера». Я всегда считал, что пистолет с голым стволом гораздо убедительнее смотрится.
– Не засиживайся, дружок. Я жду.
– Хорошо, я скоро, – пришлось вновь просуфлировать. И грубо уточнить: – Сожительница?
– Вы Сергеев? – догадался он, когда нас оставили в покое.
Я не стал отпираться – бесполезно, такой проницательный, хваткий. От него не уйдешь, не отвертишься. Крутой мент.
– Что вы хотите?
– Хочу, чтобы ты извинился передо мной за гнусную клевету. – Я сел за его письменный стол, положил пистолет. Пусть получше поймет, что мы поменялись ролями. Теперь я буду его допрашивать. Применяя незаконные методы.
– Извиняюсь.
– Ну, – обиженно протянул я, – так не пойдет. В письменной форме. В газету.
– Зачем же так?.. Я искренне…
Я не поленился, встал, подошел вплотную, от души ткнул его пистолетом в лоб. Это он понял.
– Садись, – я указал ему место напротив, за столом. – Пиши.
Он послушно взял листок бумаги, выжидающе посмотрел на меня.
– Так. «Я, такой-то, следователь районной прокуратуры, заведомо неправомерно возбудил уголовное дело в отношении гр. Сергеева А. Д. по обвинению в убийстве трех человек». Написал? Возражения, уточнения есть? Дальше: «Зная о его непричастности к этим преступлениям, в нарушение закона заключил вышеупомянутого Сергеева А. Д. под стражу и незаконными методами добивался от него фиктивного признания своей вины». Согласен? Согласен, вижу. Пиши: «В своих действиях глубоко раскаиваюсь и приношу Сергееву А. Д. свои искренние извинения. В пояснение моего поступка…» Вообще-то, это преступление. Ну, ладно, сойдет. «В пояснение моего поступка сообщаю, что меня вынуди ли к нему следующие обстоятельства…» Дальше – сам. Мне все равно, как ты будешь объясняться. Можешь, если не боишься, даже сказать правду: мол, меня заставил пойти на это (под угрозой или взяткой) крупный авторитет преступного мира, известный под кличкой… Бакс. Он выронил ручку.
– Я не знаю никакого Бакса. Я напишу по-другому.
– Да пиши что хочешь. Только убедительно и самокритично.
Он долго сопел над листком, наконец протянул его мне.
– Вслух, – потребовал я.
Объяснение было невразумительное, да что от него требовать? Это было неважно.
– Все, – сказал я, – молодец. Число, подпись.
Я прекрасно понимал, что все это – филькина грамота, но в совокупности с диктофонной записью сработает где надо.
– Я могу идти спать? – вежливо, с надеждой в голосе спросил он, когда я сложил листок и сунул его в карман.
– Ты помнишь, как со мной работал? – Он стыдливо опустил голову, как первоклашка, уличенный в списывании со стены интересного слова. – Не торопись, еще не вечер.
– Маша будет беспокоиться.
– Что-нибудь придумаешь.
Теперь его надо дожать до Бакса.
– Где деньги Мещерского?
– Какие деньги? – весь лоб в морщинах.
– Не запирайся. Нам все известно. Деньги из сейфа Мещерского.
– Вы что… грабитель? – Это он к моей совести апеллировать попробовал. Догадался, наивный.
– Робин Гуд. Повторить вопрос? – Я снова поднял пистолет. – Человеку, которого обвиняют в тройном убийстве, совершить четвертое…
– Ах, эти деньги? У меня их нет. Я сдал их в установленном порядке.
– Начальству будешь врать.
– Вы не поняли, – выкрутился он, запутываясь. – Эти деньги – да, мне обещали их в качестве… вознаграждения за вас…
Как деликатно объяснился.
– …Но после вашего побега их у меня изъяли. – Поправился: – Я их вернул.
Честный какой.
– Кому?
– Одному человеку. Вы его не знаете.
– И он меня тоже? Зачем же он так старался?
Опять головку вниз, пальчиком край стола колупает.
– Ну вот что, оголец. Мне пора – ехать далеко. А дороги у вас неспокойные. Все сведения о тебе, в том числе и заявления о вымогательстве, я передал в министерство. От меня зависит, что с тобой будет…
Этого он не ожидал, чуть не расплакался.
– Тебя Бакс на меня натравил?
Он сильно и молча кивнул, едва лбом в стол не ударился.
– Где он? Сколько у него людей?
– Не знаю. Я с ним не встречался. На меня Боксер выходил.
Тут уж я не выдержал и дал ему подзатыльник (на этот раз он крышку стола достал – носом):
– Что ты опять врешь, сучонок? Боксер в это время уже пахнуть начал.
Не понравилось, захлюпал носом.
– Как ты держишь связь с Баксом? – повторил я.
– Правда, не знаю. Когда я ему нужен, приходит его человек.
– Всегда один и тот же?
– Нет, разные.
– Кого из них ты знаешь? Не молчи.
– Администратора гостиницы…
– «Лавровая ветвь»? – поторопил я его. Сейчас опять Маша ломиться начнет.
– Да.
Доверенное лицо, стало быть.
– Завтра поедешь к нему и скажешь, взволнованно, с придыханием, что у тебя есть сведения о Сером. Лично для Бакса.
– Он меня убьет…
– А какая тебе разница, кто тебя убьет – он или я? Только, если ты сдашь мне Бакса, у тебя есть шанс. Если наоборот – ни малейшего. Это понятно? Не слышу.
