— Рад с вами познакомиться, лейтенант, — сказал я.
— Не разговаривать! Отвечайте, почему вы шпионите за домом доктора Элмора?
— Я не «шпионю» за домом доктора Элмора, как вам было угодно выразиться, лейтенант. Я никогда не слышал о докторе Элморе, и у меня нет причин следить за ним.
Он поднял голову и сплюнул. Видно, у меня сегодня такой день, что приходится иметь дело исключительно с верблюдами.
— Тогда чего вы здесь шныряете? Нам не нужны ищейки. В нашем городе мы можем обойтись и без них!
— Действительно? Как интересно!
— Да, действительно. Так что выкладывайте правду, без уловок. Или, может, хотите отправиться со мной в полицию и попотеть под сильным прожектором?
Я не ответил.
— Вас наняла ее семья? — спросил он.
Я отрицательно покачал головой.
— Тут недавно один попытался. Но закончил в тюрьме, мой милый.
— Держу пари, это — славная шутка, — сказал я. — Только хотелось бы понять, в чем ее соль. Кто попытался, что попытался?
— Попытался его шантажировать, — сказал он.
— Обидно, что я не знаю, как это сделать, — сказал я. — Ваш доктор, по-моему, твердый орешек, не очень-то пригодный для шантажа.
— Подобными отговорками вы не отвертитесь!
— Хорошо, — сказал я. — Попробую изложить в другой форме. Я не знаю доктора Элмора, никогда о нем не слыхал, и он меня не интересует. Я приезжал навестить приятеля, сижу и любуюсь красивым видом. А если я даже занят чем-нибудь другим, то вас это все равно не касается. Если такое объяснение вас не устраивает, то советую съездить в Лос-Анджелес, в Главное полицейское управление, и поговорить с дежурным офицером.
Он тяжеловесно переступил ногой на подножке машины, и на лице его отразилось сомнение.
— Честно? — спросил он неуверенно.
— Честно.
— Ах, черт бы его побрал, этого спятившего дурака! — воскликнул он вдруг и посмотрел через плечо на дом. — Ему самому надо показаться врачу. — Лейтенант рассмеялся, но в его смехе не было и тени веселья. Он снова провел ладонью по своим пепельным волосам.
— Ладно. Проваливайте! — сказал он. — И держитесь подальше от нашего города, понятно? Тогда не наживете себе врагов.
Я снова нажал на стартер. Когда мотор завелся, я спросил:
— Как поживает Ал Норгард?
Он посмотрел на меня, округлив глаза.
— Вы знаете Ала Норгарда?
— Да. Пару лет назад мы с ним расследовали одно дело, здесь, у вас. Он был тогда начальником полиции.
— Теперь он работает в военной полиции. Я бы и сам не прочь был туда перейти, — сказал он с горечью. Уже уходя, он вдруг снова резко повернулся ко мне. — Живо, уматывайте! Пока я не передумал.
Тяжело ступая, он снова пересек улицу и вошел в ворота дома Элмора.
На пути к городу я прислушивался к своим мыслям. Они прыгали туда-сюда, как нервные руки доктора Элмора по краю гардины.
Добравшись до Лос-Анджелеса, я съел ленч и решил заехать к себе в контору, чтобы просмотреть почту. Потом я позвонил Кингсли.
— Я был у Лэвери. Он так ругался, что это было похоже на правду. Я попробовал пару раз задеть его за живое, но из этого тоже ничего не вышло. Думаю, что они поссорились и разошлись. Похоже, что он об этом сожалеет.
— Но тогда он должен знать, где она находится, — сказал Кингсли.
— Может знать, а может и не знать. Кстати, на улице, где живет Лэвери, со мной произошло довольно странное происшествие. Там стоят два дома: Лэвери и некоего доктора Элмора.
Я вкратце рассказал Кингсли о происшедшем. Он помолчал, потом спросил:
— Вы имеете в виду доктора Элберта Элмора?
— Именно.
— Некоторое время он был врачом Кристель. Много раз приходил к нам, когда… Ну, словом, когда она слишком напивалась. Мне показалось, что он слишком скор на руку в обращении со своим шприцем. Его жена… подождите, что-то там случилось с его женой… Да, верно, она покончила с собой.
— Когда?
— Я уже не помню. Довольно давно. Вообще-то у меня с ним никаких контактов и не было. Что же вы собираетесь предпринять дальше?
Хотя день уже клонился к вечеру, я решил ехать на озеро. Он сказал, что времени у меня достаточно. Тем более, что в горах темнеет на час позже.
— Да? Это прекрасно, — сказал я и повесил трубку.
Городок Сан-Бернардино изнемогал от полуденной жары. Воздух был таким горячим, что у меня буквально пузыри на языке высыпали. Я сидел в машине и тяжело отдувался. На минуту остановился и купил бутылку виски на случай, если окончательно раскисну раньше, чем доберусь до гор. После Крестлина я свернул на шоссе, круто взбиравшееся вверх. За пятнадцать миль дорога поднялась на пять тысяч футов, но и здесь атмосфера была какой угодно, только не прохладной.
Тридцать миль по горам привели меня в высокий сосновый лес, к поселку, называвшемуся Баблинг Спринтс. Там имелись крытая дранкой лавочка и заправочная колонка. Это место показалось мне раем. Начиная оттуда, путь стал прохладней.
Озеро Пума было огорожено длинной дамбой. На каждом ее конце и посередине стояло по часовому. Прежде чем пропустить меня на дамбу, первый из них потребовал, чтобы я закрыл все окна в машине. Примерно в ста метрах от дамбы был протянут трос на поплавках, ограждавший запретную зону.
Озеро кишмя кишело лодками, байдарками, гоночными гребными судами. По голубой воде скользили моторки, оставляя за собой пенные хвосты и резко накреняясь. На поворотах девушки, сидевшие в лодках, визжали и опускали ладони в воду. На волнах покачивались плоскодонки с удильщиками, уплатившими по два доллара за право порыбачить и теперь безуспешно пытавшимися выудить рыбешки хоть на цент.
Дорога бежала вдоль массивных гранитных скал. Потом по обе ее стороны распростерлись луга, где в траве попадались синие ирисы, белый и красный люпин, мята и полевые розы. Стройные ели высились на фоне ясного синего неба.
Шоссе опустилось пониже и снова вернулось к берегу озера. Здесь было полно загорелых девиц в шикарных купальниках, косынках, пляжных сандалиях на толстых подошвах. Взад-вперед носились велосипедисты, то и дело появлялся какой-нибудь потенциальный самоубийца на мотоцикле.
Примерно в миле за поселком от шоссе ответвлялась, поднимаясь в горы, узкая дорога. Некрашеная деревянная доска оповещала: «До озера Маленького фавна 1,5 мили». Я повернул туда. По склонам были рассеяны небольшие домики, примерно через милю они исчезли. Вскоре в сторону свернула еще более узкая дорога. Здесь на деревянной доске было написано:
«Озеро Маленького фавна. Частная дорога. Проезд воспрещен».
Мой «крайслер» с усилием пополз в гору, мимо голых гранитных скал. Я миновал небольшой водопад, рощу черного дуба, железного дерева и манцанитовых кустов. Царила глубокая тишина. На ветке закричала сойка. Рыжая белка обругала меня и швырнула в мою сторону шишку. Красный дятел прервал свою работу, уставился черными жемчужинками глазок и спрятался за ствол дерева, чтобы тотчас же выглянуть из-за него с другой стороны.
Наконец на пути показался бревенчатый шлагбаум, также снабженный предупреждающей табличкой. Он был открыт.
Несколько сот метров дорога петляла между стволами деревьев. И внезапно подо мной открылось маленькое овальное озеро, глубоко запрятанное между деревьями и скалами, словно капля росы в сморщенном листе. У ближнего берега была возведена цементированная дамба. Перилами служил натянутый трос. Сбоку от дамбы виднелось старое мельничное колесо, прислонившееся к хижине, срубленной из неободранных сосновых бревен.
На противоположном берегу озера, невдалеке от конца дамбы, я увидел большой красный деревянный дом, немного нависавший над водой. Поодаль стояли еще два дома. У всех трех был нежилой вид: двери заперты, шторы на окнах плотно задернуты. Ставни большого дома были выкрашены в оранжевый цвет, в сторону озера смотрело большое, в двенадцать стекол, окно.
В другой части озера виднелось нечто вроде маленькой пристани с дощатым павильоном.
Выйдя из машины, я направился к бревенчатой хижине, позади которой слышались удары топора. Я постучал. Топор умолк. Мужской голос прокричал что-то неразборчивое.
Я уселся на валун и закурил сигарету. Из-за угла дома послышались шаги.
Передо мною появился человек с резкими чертами лица и смуглой кожей. В руке он держал топор.
Он был коренаст и хромал при ходьбе: выносил правую ногу немного наружу, а потом по дуге выставлял ее вперед. У него был темный небритый подбородок, твердые синие глаза. Волосы с проседью нависали над ушами и давно уже нуждались в свидании с ножницами. Одет он был в синие хлопчатобумажные брюки и такую же рубашку, ворот которой открывал мускулистую шею. В углу рта висела сигарета. Говор был обычным, городским.
— Хелло, что вам надо?
