Я вдавил педаль до упора, как выражаются гонщики, чудом избежав нескольких столкновений на западной стоянке и вырвался на Мак Довел-роуд. Мои пальцы нащупали рваные дырки в пальто, в рубашке и приличное отверстие в правом боку. Рана в принципе была неглубокая и не опасная, но уже начинала болеть. По бедру текло что-то теплое и липкое — не иначе, как подогретая кровь. Кроме того, где-то в самом основании черепа у меня было неприятное и какое-то сосущее ощущение, а спину ласкал щекочущий холодок. Дело в том, что я вспомнил Альду Чимаррона, который получил удар кузнечным молотом и не вырубился, затем свалился на пол, но поднялся до неприличия быстро, затем хромал за мной следом по всему коридору. Я знал, я был абсолютно уверен, что он не сможет погнаться за вами, схватиться за бампер и швырнуть нас вместе с машиной на обочину. И все-таки…
Поэтому я гнал на всех парах, следуя совету старого мудрого философа-негра — тогда он был негром, до того, как Национальная Ассоциация Помощи Цветным Народам переименовала его в чернокожего — Сэчела Пейджа, который сказал: «Не оглядывайся назад: возможно, за тобой что-нибудь гонится».
Через пять минут бесплодных попыток найти общий язык с Клодом Романелем, я примирился с тем фактом, что в нем больше было от растительного, нежели от человеческого мира, по крайней мере, на данный момент, если не навсегда; сел за телефон и набрал по прямой связи Голливуд, Калифорнию, отель «Спартанец», комнату 214 — апартаменты доктора Пола Энсона по соседству с моим жилищем. По четвергам Пол работал только полдня, может быть, он уже дома.
Мы с моим клиентом оказались в поистине вшивом мотеле на окраине Темпа в нескольких милях к югу от Скоттсдейла. Оглянувшись назад, я констатировал полное отсутствие Альды Чимаррона, полицейских машин, признаков преследования. Еще раз убедившись, что на хвосте «субару» никто не висит, я загреб в первый мотель, где были свободные места. Машину припарковал перед мотелем и затащил Романеля в комнату, приняв все меры предосторожности, чтобы никто этого не заметил. Поверхностную рану в боку временно замотал полотенцем, спрятав его под пояс, и если не считать легкого жжения, она меня не беспокоила и не затрудняла движения. Синяя куртка, белая рубашка и штаны, конечно, пришли в негодность, поскольку были порваны и испачканы кровью. Зато я мог считать, что мы с Романелем на какое-то время находились в безопасности, но что будет потом?
Во всяком случае, с телефонным звонком мне повезло. Пол был у себя — не завернул ни в свой клуб, ни в бар, ни в женский будуар по пути с работы домой. Не совсем обычно для 1.30 дня по аризонскому времени, что соответствует полудню в Калифорнии.
Когда Пол ответил, я назвал себя и перешел прямо к делу, игнорировав его «Привет!» и «Какого черта ты делаешь в этой пустыне?»
Когда я закончил, он сказал:
— Значит, твой осведомитель говорит, что эти подонки пропустили через его голову электричество?
— Так он утверждает.
— Опиши еще раз аппарат с циферблатом и странными пластинами.
Я рассказал Полу все, что запомнил, и этого было немного, потому что в те минуты меня больше заботил Романель и то, каким образом вытащить его — и себя заодно — из больницы. Но Пол заметил:
— Все правильно. Эта штуковина на красном столе — она, кстати, называется тележкой скорой помощи — похожа на дефибриллятор. Тем более, что у других аппаратов нет таких пластин.
— Эту штуку применяют в больницах, когда у кого-нибудь останавливается мотор?
— Именно. Эти пластины прикладывают к груди по обе стороны сердца, нажимают кнопку на рукоятке и посылают ток от одной пластины на другую, через сердце, чтобы встряхнуть его и вернуть к жизни. Вот так эта штука работает. Но, судя по твоим словам, они прикладывали пластины к голове твоего приятеля. Это невероятно и к тому же очень опасно… — Он помолчал и прибавил: — Немногие госпитали имеют аппаратуру для ЭКТ или электроконвульсивной терапии, как иногда называют электрошок. Но почти в любом есть дефибрилляторы, которые используют в критических ситуациях для сердечников. Но применять дефибриллятор таким образом… Это не укладывается у меня в голове. Сила тока всего несколько миллиампер, однако в неумелых руках он может искалечить человека, даже убить его, все эти нежные нейроны, синапсы и хрупкие извилины в мозге разрушаются как стекло, когда в него попадает крикетный шар. Если они действительно это сделали… хотя у меня уже нет в этом сомнений, Шелл. Ты говоришь, что этот человек в сознании, но не может разговаривать: издает неразборчивые звуки. Пытается что-то сказать, но у него не получается. Верно?
— Верно. Что-то вроде того. Он смотрит на меня, шевелит губами, кивает головой. Но и только.
— Он может ходить?
— Я не уверен. Я поставил его здесь на ноги, и он некоторое время простоял. Больше мы ничего не добились. Может, есть какой-нибудь доктор, который мог… ну хотя бы попытаться? Хоть что-нибудь сделать? По-моему, в нынешнем состоянии Романель не может ни есть, ни пить.
— Да, есть такой, Шелл, и живет он в Скоттсдейле. Пока мы с тобой беседовали, я тут посмотрел записную книжку. Нет никакой гарантии, что он поможет, но уж если кто и сможет, так это только Барри Мидленд. Барри — особый случай. Прекрасный, потрясающий специалист по ортомолекулярной медицине и в то же время гомеопат. Великолепно разбирается в разных областях нетрадиционной медицины. Его считают белой вороной и часто ругают, особенно наиболее консервативные коллеги, но он очень и очень хорош как врач. К тому же он мне многим обязан. Может быть, это звучит не совсем тактично, — в этом месте он сделал короткую паузу, — но если я его уговорю помочь тебе, дружище, мы с ним будем квиты, а мне будешь обязан ты.
— Заметано.
— Вот его номер. Записывай. — Он продиктовал мне цифры и сказал: — Подожди двадцать минут после нашего разговора, потом звони ему. А я тем временем подготовлю почву. Гарантий никаких, но думаю, Барри сделает все, что в его силах.
— Я надеюсь. Спасибо, Пол. Кстати, насчет услуг: возможно, тебе будет интересно услышать, что Кей, та очаровательная дама, которая так нелюбезно обошлась с тобой в моей квартире, сделала это не со зла?
— То есть?
— Дело в том, что она только хотела разнюхать насчет того, чем я занимаюсь, выудить информацию насчет моей работы с одним клиентом. Это было задание от одной лавочки, на которую она работает, под названием «Экспозе Инк». И, между прочим, она получала значительно больше, чем по моему разумению я ей давал.
Пол расхохотался.
— Выходит, она вынюхивала нюхача, играла в твою игру?
— Ну… наверное, можно сказать так. Тянула на себя мое одеяло. А мне это не очень понравилось.
— Тогда получается, что эта прелестная Кей Денвер в самом деле воспылала ко мне страстью, как я и предполагал, и щелкнула меня по носу, чтобы обмануть обманщика. Так что теперь она, возможно, кусает себе локти и раскаивается…
— Наверняка, — сказал я, не задумываясь. — Вот я и подумал: дай-ка окажу Полу маленькую услугу и помогу ему справиться с разрушительным чувством неполноценности. Кстати, ее фамилия не Денвер, а Дарк. Кей Дарк.
— Вот как? Ну что же, старик, я оценю твою информацию. Кроме шуток. О'кей, сейчас звоню Барри и подготовлю для тебя почву.
Положив трубку, я выждал десять минут и позвонил по номеру, который дал мне Пол. Секретарша сразу соединила меня с доктором Мидлендом. Говорил он быстро, коротко, по-деловому. Он сказал, что его старый друг доктор Энсон объяснил ему ситуацию и он согласен помочь, если сможет. Задал мне три вопроса о состоянии и внешнем виде Романеля, потом спросил, где мы находимся. Я назвал ему адрес мотеля. Он добавил, что ему надо посмотреть одного пациента у себя в кабинете, но минут через тридцать-сорок он будет в мотеле. Прибыл он через тридцать пять.
Когда в дверь негромко постучали, я приоткрыл ее и увидел мужчину в строгом коричневом костюме с черным медицинским чемоданчиком и свертком, в котором были тонкие металлические трубки. Я открыл дверь и отступил в сторону, пропуская гостя.
Он мельком взглянул на револьвер в моей руке и тут же забыл о нем, ища глазами больного.
— Я доктор Мидленд, — представился он. — А вы мистер Скотт?
— Точно.
Доктор был молодой — я имею в виду для специалиста, которого так расхваливал Пол. Мне показалось, что ему лет тридцать пять. Он был худой, около метра шестидесяти ростом и килограммов шестьдесят весом, с копной темно-каштановых волос. Но вид у него был профессиональный, что дополнялось проницательными карими глазами, прикрытыми очками без оправы.
Он спросил, глядя на меня:
— Что с вами случилось? Это на вас пятна крови?
Он кивнул при этом на мой правый бок. Я снял куртку, демонстрируя красные подтеки на рубашке и штанах.
