— Ложись со мной рядом, — тихонько попросила Верка. — Чтоб не было так страшно.
Я послушно пристроился на краю кровати, все еще держа ее за руку. Некоторое время мы оба лежали тихо, и мне показалось, что она засыпает. Но тут Верка перевернулась на бок, ее лицо оказалось близко-близко от моего, и я ощутил на щеке шелест дыхания. Прошло еще несколько минут, и белая обнаженная рука опустилась мне на плечо. Другой рукой Верка нашарила выключатель бра на стене, наши тела потонули в предрассветном сумраке, и я почувствовал, как ко мне прижимаются ее такие же маленькие и твердые, как в те незапамятные времена, остроконечные груди. Веркины губы нашарили в полутьме мои, впились в них с неожиданной силой, и мощная горячая волна, поднявшись от низа живота, стремительным цунами рванулась в стороны, заполняя все мое существо, койка закачалась и поплыла подо мной, а моя осмелевшая рука нырнула под простыню, двинувшись по бедру в так и не пройденный когда-то путь... И тут Верка с силой оттолкнула меня, вскричав с неожиданной яростью:
— Нет, нет! Ничего не получается!
А потом вдруг снова заплакала, на этот раз еле слышно и как-то отчаянно, с такой печальной безнадежностью, что у меня защемило сердце.
— Я фригидна, понимаешь? — бормотала она едва слышно сквозь слезы. — Холодная, как рыба! Лягушка! Земноводная тварь! Я вообще, вообще ничего не чувствую, даже наоборот, одно отвращение! И всегда, всегда такая была! Знаешь, как последний муж меня обозвал, когда мы расставались? Фригидное бревно, вот как!
Я утешал ее, как мог, оглушенный всеми этими метаморфозами, понимая только одно: ей сейчас плохо, может быть, даже хуже, чем было, когда она чуть не свалилась на полу в моей прихожей. А Верка без всяких расспросов с моей стороны начала рассказывать, тихо-тихо, иногда казалось — больше себе под нос, но то, что я разобрал, и впрямь было не менее страшным, чем сегодняшнее.
Ей было семнадцать, когда ее изнасиловал старший брат. Родители оставались в загранкомандировке, а она, окончив школу, вернулась в Москву поступать в свой театральный. Коля, Коля, Николаша явился как-то домой среди ночи пьяный в дым и вломился к ней в спальню. Сперва вроде как кривлялся, приставал с глупыми шутками, а потом навалился, сорвал с нее ночную рубашку и на полном серьезе пригрозил, если будет кричать, выдавить глаза. Она и не кричала, потому что, как ей потом объяснили врачи, находилась в глубоком шоке. В нем она потом пребывала еще долго.
Родителям, даже матери, Верка ничего не сказала. А где-то через месяц Николаша загремел за решетку и, казалось, навсегда пропал из ее жизни. Но вскоре выяснилось, что шок не прошел даром. Она сменила четырех мужей и множество специалистов-сексопатологов, но никто из них помочь не смог. Она не просто была холодна, в самые ответственные моменты ей могло свести судорогой мышцы живота или ног, вообще все внутри. Правда, один врач-старичок еще фрейдистской закалки рассказал ей, что его пациентка с похожим случаем обрела способность испытывать оргазм после того, как попала в авиакатастрофу: новый сильнейший стресс, как клин клином, вышиб из нее последствия старого.
— Я надеялась... — всхлипывая шептала мне Верка в самое ухо. — Вдруг повезет... Стресс... там, под аркой... Но ничего! Ничего! Я ведь, может, и любила за всю жизнь — только тебя...
А я, как болван, не зная, что сказать, все лежал рядом и тупо гладил, гладил ее по голове, пока она действительно не уснула.
Что касается меня, то сна не было ни в одном глазу. Уже поняв, что больше сегодня все равно не засну, я маялся в ожидании, когда можно будет с чистым сердцем приступить к работе. А утро все никак не наступало. Небо заволокли гряды грозных серых туч, которые не пропускали лучи рвущегося на небосклон дневного светила, как строй омоновцев несанкционированную городскими властями демонстрацию. Тихонько, чтоб не разбудить Верку, я встал и прошелся по квартире. На тумбочке так и лежал недочитанный в какие-то, показалось, незапамятные времена шурпинский триллер. «КТО БЕЗ ГРЕХА». А действительно, кто?
Взяв томик в руки, я отправился на кухню, зажег свет и сел читать.
Место, на котором я остановился в прошлый раз, мне удалось найти быстро. Ну, разумеется, у Ольги с Максом началась любовь — постельные сцены, правда, никогда особо хорошо не удавались Котику, но он их и не расписывал. А потом, конечно, в самый кульминационный момент девушку похитили. Одна из наиболее мощных преступных группировок в городе поместила ее в тайном, тщательно охраняемом месте: еще бы — она сделалась мощным смертельным оружием! Ольгу держат в полной изоляции, лишь изредка сообщая ей подробный компромат на какого-либо чиновника, банкира или просто влиятельного гражданина: показывают фотографии, видеопленки, дают читать копии документов. И она с ужасом чувствует, как темная древняя сила помимо ее воли взбухает в ней и, назрев, бесконтрольно выплескивается наружу, неся злобу, ненависть, смерть...
Макс, правда, не теряет времени даром. Пробивается к любимой, по ходу дела добывая убийственный (в данном контексте читай — в буквальном смысле) компромат на главаря похитившей Ольгу банды и его ближайших помощников. Сил ему придает то, что в последний момент перед тем, как ее похитили, Ольга успела сказать Максу: у них будет ребенок...
Боевик как боевик: в конце концов, герой, ясное дело, обнаруживает, где скрывают его возлюбленную, и проникает туда. Но положение Макса кажется безнадежным: кругом десятки вооруженных врагов, с которыми ему не справиться в одиночку. Кажется, это почти развязка. Он выкладывает Ольге все, что знает о похитивших ее бандитах, она искусственно стимулирует и так приближающуюся волну ненависти. В большой и очень убедительно описанной сцене перестрелки все преступники погибают.
Зевнув, я перевернул страницу, рассчитывая найти там эпилог, но, оказывается, еще ничего не кончилось. Главарь бандитов с трогательной кличкой Зюзя перед тем, как испустить дух, успевает в последний раз напакостить. Оказывается, он тоже собирал компромат — на Макса. И узнал, что из полиции его уволили за то, что в погоне за грабителями, обчистившими банк, он случайно убил невиновного, какого-то бомжа из бывших опустившихся троллей. Спасая честь мундира, дело это тщательно скрывали, но тайное стало явным. Подыхая, Зюзя с предсмертным злорадством рассказывает Ольге о том, что на Максе — невинная кровь, тоже смертный грех. И она обреченно ощущает, как в ней снова возникают злоба и ненависть, готовые уничтожить ее любимого...
Тогда она делает то единственное, что еще остается в ее власти. Попрощавшись с Максом, вскакивает на подоконник и прыгает вниз с двенадцатого этажа. Спасая его, но уничтожая себя и того еще нерожденного ребенка, в котором тоже течет древняя кровь эриний...
Гарнитура «Таймс», тираж 100 000 экземпляров, отпечатано с готовых диапозитивов на Тверском полиграфическом комбинате. Сентиментальная публика рукоплещет. Чего-чего, а неожиданные повороты сюжета Котик находить умел.
Утро наступило. Я умылся, сварил себе кофе и уже собрался уходить на работу, когда, заглянув в комнату, обнаружил, что Верка не спит, а лежит, безучастно глядя в потолок. Заметив меня, она не повернула головы, но пробормотала себе под нос, однако так, что я услышал:
— Как только получу наследство, уеду в Швейцарию лечиться.
Прокопчик уже ждал меня в конторе. Работать мы сегодня должны были начать с самого раннего утра. Одновременно с Забусовым.
Но банкир разочаровал нас. Сразу из дому проехав к себе в офис на Покровке, он оставался там аж до четырех часов вечера. Злые, голодные, мы с Тимой сидели в его «восьмерке» на другой стороне улицы, мелко ссорились и гадали, тронется ли он сегодня вообще куда-либо. Дождались мы только в четверть пятого.
«Мерседес» цвета морской волны в сопровождении охраны выплыл из ворот и направился по бульварам в сторону Тверской. Мы покатили за ним, особо не приближаясь: конечно, в городских условиях бипер позволял отслеживать его передвижения не так хорошо, как где-нибудь на сельских просторах, но общее направление помогал удерживать. Разговоры в салоне слышны были хорошо, но их, к сожалению, пока было немного, да и содержание большого интереса не представляло. Забусов беседовал несколько раз по радиотелефону — отдавал распоряжения подчиненным, требовал срочно выкупить какие-то векселя, мелькали малопонятные слова «свифт», «камбио», «дисконт», «цессия». Потом позвонила мадам банкирша, из обмена репликами можно было понять, что супруги сегодня вечером собираются посетить оперу. В процессе своих передвижений Забусов посетил Госналогслужбу на Ильинке, потом Центробанк на Житной, и когда казалось, что он вот-вот повернет обратно к себе, так ничем нас и не порадовав, тоненько заверещал сотовый, и мое сердце затрепетало.
— Ну зачем же, — рокотал банкир в трубку, — давайте лучше на природе. Скажем, Воробьевы горы устроят? Тогда через час. На смотровой площадке.
