Он затянулся, и на некоторое время его опять окутали клубы сигарного дыма, скрывая выражение лица. Я решился на последнюю попытку, не дожидаясь, пока тип, которого я вижу первый раз в жизни, тип по имени Чарли, забьет меня до смерти.
— Не считаешь ли ты, Майк, что с моей стороны требовалась известная доля храбрости, чтобы жениться на твоей дочери? Зная о том, что случилось с предыдущими двумя ее женихами?
— Это были несчастные случаи, — ответ прозвучал немного поспешно, — такие неправдоподобные вещи иногда случаются в жизни. Один на сотню миллионов случаев!
— Так считаешь ты, — отрезал я.
— Расскажи, что тебе известно об этом. — Тон стал менее враждебным.
— Хочешь, чтобы и Чарли об этом услышал? Ты уверен? — спросил я вежливо.
Грифельные глазки все еще выражали неудовольствие, но результат был достигнут, потому что в них появилось нерешительное раздумье.
— Чарли, — сказал он наконец, — можешь подняться наверх. Я крикну, если ты понадобишься.
— Слушаюсь, мистер Буржесс.
Чарли опять мелькнул сзади слева, и через пару секунд я услышал, как он топочет по деревянным ступеням, поднимаясь наверх.
— Ральф погиб при автокатастрофе, — начал я, — по крайней мере, так считается. Когда полиция подняла из океана автомобиль и извлекла тело, было невозможно определить, приложил ли кто-нибудь руку к его смерти.
— Да ты просто совсем ненормальный, если тебе пришло в голову такое, — заворчал он, но было ясно, что он клюнул.
— Кто он был, этот Ральф? Что за человек? Был ли он богат? Чем занимался в жизни? Какое у него прошлое?
— Он был хороший парень. Из достойной семьи, прекрасно воспитан, правда, денег было не много, зато очень скромен и порядочен. Ральф служил исполнительным директором в одной из моих фирм и быстро продвигался вверх по служебной лестнице.
— И, разумеется, вы приветствовали его в качестве жениха своей дочери?
— Какое это теперь имеет значение? — нахмурился он.
— А Кевин?
— Похожая картина. Хорошая семья, не бедная, но и небогатая. Он собирался после свадьбы уйти из банка, где служил, и работать на меня.
— Счастье Марсии Буржесс, по-видимому, ничего не значит для папочки, который старается, чтобы общество забыло его скандальное прошлое, так? — Я засмеялся и сразу пожалел, потому что это отозвалось сильной болью в солнечном сплетении.
— Чарли наверху, — сказал он угрожающе, — но ведь я и сам могу сделать за него работу, Бойд.
— Кевин почему-то выпал с балкона после пьяной вечеринки в пентхаусе, — продолжал я. — Может быть, нечаянно свалился, может быть, сам выпрыгнул, а может, его столкнули?
— Это был несчастный случай. Следствие и медицинское заключение подтвердили факт.
— Твоя дочь была с ним в это время, — напомнил я, — если это был просто несчастный случай, почему она проходила потом длительное лечение у психотерапевта — доктора Лэйтона?
— Не возьму в толк, какого дьявола? Куда ты клонишь, Бойд?
— Если бы твоя дочь вдруг вышла за Джонни Фэйерхэма, как бы ты отнесся к такому повороту событий, Майк?
Он медленно пожал массивными плечами:
— Я бы не возражал. Джонни — прекрасный парень.
— И тоже работает на тебя. Не здесь ли спрятан основной секрет успеха в соискании руки Марсии Буржесс? Во всяком случае, стопроцентной гарантии скорой смерти?
— Ты серьезно считаешь, что кто-то убивает женихов, чтобы предотвратить ее брак любой ценой?
— А что, разве до сих пор было не так? Есть какие-то сомнения?
— Но чтобы пойти на убийство, надо иметь вескую причину. Должен быть мотив.
— Время работает на этого человека. До двадцатипятилетия Марсии осталось несколько месяцев, если она не успеет выйти замуж, то потеряет наследство.
— Но кто это может быть?
— Какой-нибудь «старый преданный друг». Мне о таком рассказывала Марсия. Парень, который все время рядом, который любит ее и будет любить всегда, что бы ни случилось. Девушка смеется над беднягой и говорит, что никогда за него не выйдет, вообще она его как бы не замечает. Но в глубине души, сама, может быть, того не сознавая, она польщена такой безответной любовью и очень расстроится, если в один прекрасный день он вдруг исчезнет. Не говоря уже о том, что будет просто вне себя от ярости, если бедняга вдруг возьмет и женится на другой. А «старый преданный друг» потихоньку устраняет своих конкурентов и ждет своего часа, пока у Марсии не останется больше времени искать следующего жениха. И если ей ужасно захочется получить наследство, то в самый последний момент она предпочтет брак «со старым преданным другом». Ведь это лучше, чем безвозвратно потерять огромное состояние навсегда. По крайней мере, примерно так мыслит сам претендент.
— «Старый преданный»… — прошептал Буржесс. — У него есть имя?
— Разумеется. Ты мог бы и сам сообразить.
Секунд пять он размышлял:
— Джонни Фэйерхэм? — Голос был полон сомнения. — Ерунда, я не верю в это.
— Есть единственный способ проверить. Ты объявишь, что свадьба твоей дочери с Дэниелем Бойдом, эсквайром, назначается через месяц. Если я останусь еще жив утром, накануне решающего события, значит, я был не прав в отношении Джонни Фэйерхэма.
— Ты женишься на Марсии только через мой труп, Бойд!
— Я знавал одного типа, который был похитрее тебя раза в три, Майк, — сказал я устало. — Так он имел привычку стоять на открытом месте во время грозы, потому что никак не мог до конца поверить, что именно дождь делает его мокрым! Так вот, я тебе помогу — брак может быть отменен в последний момент. Марсия возьмет и передумает у самого алтаря.
— То есть все будет только для вида? — оживился он. — Но все остальные, включая Джонни, будут думать, что вы женитесь?
— Наконец-то! Может быть, теперь ты развяжешь проклятые веревки?
— Подожди-ка минутку! — Глазки блеснули подозрительностью. — А тебе какая от всего этого выгода, Бойд?
— Деньги. Когда все будет кончено, ты хорошо мне заплатишь за работу.
Грифельные глазки подобрели, я попал в точку — это как раз была логика в его духе. У него заняло в три раза больше времени развязать веревки, чем у Чарли завязать, но я решил, что надо потерпеть и не показывать нетерпения. Наконец я растер запястья, восстанавливая кровообращение, и медленно, с трудом, поднялся на ноги. Боль во всем теле оставалась, но пик ее прошел. Буржесс протянул мне стакан и бутылку виски.
— Уверен, ты должен хорошенько принять, Дэнни. Потом я тебя отвезу обратно в Дарлинг-Пойнт.
— Отлично.
Второй стакан прошел ничуть не хуже первого, и я выпил его медленно, смакуя удовольствие.
— Джонни Фэйерхэм… — бормотал Буржесс, удивленно качая головой, — чем больше я думаю о нем как об убийце, тем безумнее кажется эта идея. Просто бредом сумасшедшего. Впрочем, ты прав, Дэнни, — спохватился он, — я не должен рисковать, когда речь заходит о будущем Марсии.
— Кстати, твой клуб со стриптизом, Майк. Ничего хуже в жизни не видел. Если остальные девицы похожи на первую, то нормальный человек заплатил бы деньги, чтобы они немедленно все оделись.
— Это зрелище для деревенских и людей с окраин. Они наслышаны о Кинг-Кроссе как о самом злачном месте в Сиднее. Никто из них в жизни не видел настоящего стриптиза, и, если им показать настоящий класс и шик, они просто не поймут. Им вполне достаточно, когда перед их глазами девица снимает бебехи на публике!
— Клуб принадлежит тебе, Майк?
— У Джада десять процентов, он управляет клубом. Вполне подходящий человек для такого места. Любого посетителя, если тот вздумает там взбрыкнуть, можно усмирить одним видом Джада. Один взгляд — и клиент становится тише воды и старается незаметно исчезнуть.
— Охотно верю. — Я помассировал ноющую шею. — Где мы сейчас находимся?
Он метнул подозрительный взгляд:
— У меня в доме.
— Это я уже знаю. Где этот дом находится?
— Ну, в Мосмене, северная сторона гавани. Стоит на вершине утеса, вид отсюда на одну из бухт потрясающий.
— Ты живешь здесь один, Майк?
— Чарли присматривает за домом и более-менее за мной.
Я неторопливо огляделся. Подвал, как и все подвалы, был набит всяким хламом. Деревянная лестница вела наверх, ступени шли по диагонали дальней стены. Под лестницей я заметил целый набор слесарного инструмента, развешанного аккуратно на стене.
— Ты занимаешься резьбой по дереву, Майк? Это твое хобби?
Грифельные глазки впервые за все время подобрели.
— Мне нравится делать вещи своими руками, — сказал он с воодушевлением. — Конечно, я не мастер, — он густо кашлянул, — но вот стул садовый, на котором ты сидел, — мое произведение. Впрочем, главное удовольствие — в творческом процессе, разумеется.
— Охотно верю. — Я осушил стакан.
