Я вынул письмо и протянул ему. Он прочел его внимательно, как принято у юристов. Положил его на стол, откинулся в кресле и уставился в пустоту.
– Слегка литературно, вам не кажется? – спокойно произнес он.?
Интересно, почему он все-таки это сделал?
– Что – покончил с собой, написал мне письмо или признался?
– Признался и покончил с собой, конечно, – резко бросил Эндикотт. – С письмом все понятно. По крайней мере, вы вознаграждены за все, что сделали для него тогда и потом.
– Не дает мне покоя этот почтовый ящик, – сказал я. – То место, где он пишет, что на улице у него под окном стоит почтовый ящик и что официант должен поднять письмо и показать Терри, прежде чем его туда опустить.
У Эндикотта в глазах что-то угасло.
– Почему? – равнодушно осведомился он. Достал из квадратной коробки очередную сигарету с фильтром. Я протянул ему через стол зажигалку.
– В таком захолустье, как Отатоклан, не бывает почтовых ящиков, – сказал я.
– Дальше.
– Сперва-то я не сообразил. Потом разузнал про это местечко. Это просто деревня. Население тысяч десять-двенадцать. Заасфальтирована одна улица, и то не до конца. Служебная машина мэра -"форд" модели "А". Почта в одном помещении с мясной лавкой. Одна гостиница, пара ресторанчиков, хороших дорог нет, аэродром маленький. Кругом в горах огромные охотничьи угодья. Поэтому и построили аэропорт. Единственный способ туда добраться.
– Дальше. Я знаю, что там хорошая охота.
– И чтобы там на улице был почтовый ящик? Там столько же шансов на его появление, сколько на появление ипподрома, собачьих бегов, площадки для гольфа и парка с подсвеченным фонтаном и эстрадным оркестром.
– Значит, Леннокс ошибся, – холодно заявил Эндикотт. – Может быть, он принял за почтовый ящик что-то другое – скажем, бак для мусора.
Я встал. Взял письмо, сложил его и сунул обратно в карман.
– Бак для мусора, – сказал я. – Конечно, их там полно. Выкрашен в цвета мексиканского флага – зеленый, белый и красный – с крупной отчетливой надписью: «Соблюдайте чистоту». По-испански, разумеется. А вокруг разлеглись семь облезлых псов.
– Не стоит острить, Марлоу.
– Простите, если я показал, что умею соображать. И еще одна мелочь, о которой я уже спрашивал Рэнди Старра. Как получилось, что письмо вообще было отправлено? Судя по тому, что он пишет, он договорился об отправке. Значит, кто-то сказал ему про почтовый ящик. И значит, этот человек солгал. И все-таки тот же человек отправил письмо с вложенными в него пятью тысячами.
Любопытно, не правда ли?
Он вьшустил дым и проводил его взглядом.
– К какому же заключению вы пришли и зачем звонить ради этого Старру?
– Старр и жулик по имени Менендес, общества которого мы теперь лишились, служили вместе с Терри в британской армии. Оба они довольно подозрительные типы – даже весьма, – но гордости и чести у них еще хватает.
Здесь все замолчали по вполне понятным причинам. В Отатоклане устроили по-другому и по совершенно иным причинам.
– И к чему же вы пришли? – снова спросил он уже гораздо более резко.
– А вы?
Он не ответил. Тогда я поблагодарил его за прием и ушел.
Когда я открывал дверь, он все еще хмурился, но мне показалось, что он искренне озадачен. Может быть, пытался вспомнить, как выглядит улица возле гостиницы и был ли там почтовый ящик.
Тем самым я просто закрутил очередное колесико – не более того. Оно крутилось целый месяц, прежде чем появились результаты.
Потом, в одно прекрасное утро, в пятницу, я обнаружил, что в конторе меня ждет незнакомый посетитель. Это был хорошо одетый мексиканец или южноамериканец. Он сидел у открытого окна и курил крепкую темную сигару.
Высокий, очень стройный и очень элегантный, с аккуратными темными усиками и темными волосами, отпущенными длиннее, чем носят у нас, в бежевом костюме из легкой ткани. На глазах этакие зеленые солнечные очки. Он учтиво поднялся с места, – Сеньор Марлоу?
– Чем могу быть полезен?
Он протянул мне сложенную бумагу.
– Un Aviso de parte del senor Starr en Las Vegas, senor. Habla usted espanol?
– Да, если не слишком быстро. Лучше бы по-английски.
– Тогда по-английски, – сказал он. – Мне все равно.
Я взял бумагу и прочел: "Представляю вам Циско Майораноса, моего друга.
Думаю, что он с вами договорится".
– Пойдем в кабинет, сеньор Майоранос, – пригласил я. Я открыл перед ним дверь. Когда он проходил, я почувствовал запах духов. И брови у него были подбриты чертовски изысканно. Но, может быть, изысканность эта была чисто внешняя, потому что по обе стороны лица виднелись ножевые шрамы.
Он сел в кресло для посетителей и положил ногу на ногу.
– Мне сказали, что вас интересует информация насчет сеньора Леннокса.
– Только последний эпизод.
– Я был при этом, сеньор. Служил в гостинице. – Он пожал плечами. – На скромной и, конечно, временной должности. Я был дневным клерком.?
По-английски он говорил безукоризненно, но в испанском ритме. В испанском ? то есть в американо-испанском – языке есть подъемы и спады интонации, которые на слух американца никак не связаны со смыслом фразы. Словно океан колышется.
– Вы не похожи на гостиничного клерка, – заметил я.
– У всех бывают трудности в жизни.
– Кто отправил мне письмо? Он протянул пачку сигарет.
– Хотите попробовать? Я покачал головой.
– Слишком крепкие. Колумбийские сигареты я люблю. Кубинские для меня отрава.
Он слегка улыбнулся, закурил сам и выпустил дым. Он был так чертовски элегантен, что это начинало меня раздражать.
– Я знаю про письмо, сеньор. Официант испугался подняться в номер к этому сеньору Ленноксу, когда увидел, что у дверей стоит гуарда. Полисмен или фараон, как вы говорите. Тогда я сам отнес письмо на коррео – на почту.
После выстрела, вы понимаете.
– Вам бы надо в него заглянуть. Туда были вложены большие деньги.
– Письмо было запечатано, – заявил он холодно. – El honor no se mueve de lado como los congrejos. Честь ходит только прямо, а не боком, словно краб, сеньор.
– Прошу прощения. Продолжайте, пожалуйста.
– Когда я вошел в комнату и закрыл дверь перед носом охранника, сеньор Леннокс в левой руке держал бумажку в сто песо. В правой руке у него был револьвер. На столе перед ним лежало письмо. И еще какая-то бумага, которую я не прочел. От денег я отказался.
– Слишком большая сумма, – заметил я, но он не отреагировал на сарказм.
– Он настаивал. Тогда я все-таки взял сто песо и потом отдал их официанту. Письмо я вынес под салфеткой на подносе, на котором ему приносили кофе. Полисмен пристально на меня посмотрел. Но ничего не сказал. Я был на полпути вниз, когда услышал выстрел. Очень быстро я спрятал письмо и побежал обратно наверх. Полисмен пытался вышибить дверь. Я открыл ее своим ключом.
Сеньор Леннокс был мертв.
Он осторожно провел пальцами по краю стола и вздохнул.
– Остальное вы, конечно, знаете.
– Много народу было в гостинице?
– Нет, немного. Человек пять-шесть постояльцев.
– Американцы?
– Двое американос дель норте. Охотники.
– Настоящие гринго или здешние мексиканцы? Он медленно разгладил пальцем бежевую ткань у себя на колене.
– Думаю, что один из них был испанского происхождения. Он говорил на пограничном испанском диалекте. Очень неизящном.
– Кто-нибудь из них заходил к Ленноксу? Он резко вскинул голову, но за зелеными стеклами ничего не было видно.
– Зачем им это, сеньор? Я кивнул.
– Ну, что ж, сеньор Майоранос, чертовски любезно, что вы приехали и все мне рассказали. Передайте Рэнди, что я страшно благодарен, ладно?
– No hau de gue, сеньор. Не за что.
– А потом, если у него будет время, может, он пришлет еще кого-нибудь, кто расскажет эту сказку поскладнее.
– Сеньор? – Голос был спокойный, но ледяной. – Вы сомневаетесь в моих словах?
– Вы, ребята, любите поговорить насчет чести. Честью иногда и вор прикрывается. Не злитесь. Сядьте спокойно и послушайте, что я вам расскажу.
Он с надменным видом откинулся в кресле.
– Учтите, это только догадка. Я могу ошибаться. Но могу и оказаться прав. Эти двое американос приехали туда не случайно. Прилетели на самолете.
Притворились охотниками. Одного из них, игрока, звали Менендес. Возможно, он зарегистрировался под другим именем, не знаю. Леннокс знал, что они прилетели. И знал, зачем. Письмо он мне написал, потому что его мучила совесть. Он подставил меня под удар, а парень он был славный, и ему это не давало покоя. Он вложил в письмо деньги – пять тысяч – потому что у него их было полно, а у меня, насколько он знал, мало. Он также вставил туда легкий намек, который я мог уловить, а мог и пропустить. Такой уж он был человек ? всегда хотел поступать правильно, а под конец обязательно сворачивал куда-то в сторону. Вы говорите, что отнесли письмо на почту. Почему вы не опустили его в почтовый ящик перед гостиницей?
