— Что же он сказал?
— Я не могу повторить это на людях. Он облил меня грязью. Это гнусная ложь! Я всегда был честен с другими людьми, и уж особенно с моей дочерью!
— Я в этом не сомневаюсь. Просто хотелось бы понять, что творится в голове Дэмиса.
— Взбалмошный тип, — сказал Блекуэлл. — Он может быть опасен.
«Оба вы хороши», подумал я.
Хлопнула дверь на веранду, и среди фуксий появилась Гарриет. Она переоделась в светлый костюм акульей кожи и шляпку с серой вуалью. Вуаль мне не понравилась — она напоминала одновременно и о невестах и о вдовах. В одной руке у нее была голубая шляпная картонка, в другой тяжелый голубой чемодан.
Отец встретил ее на ступеньках и потянулся к чемодану:
— Разреши, я помогу тебе, дорогая.
Она отпрянула от него.
— Спасибо, управлюсь сама.
— Это все, что ты можешь мне сказать?
— Все уже сказано. Мы знаем, как ты к нам относишься. Мы уезжаем туда, где ты нас не будешь преследовать. — Ее холодный взгляд упал на меня, потом на двустволку. — Здесь я не чувствую себя в безопасности.
— Ружье разряжено, — сказал я. — Никто не пострадал и не пострадает. Может, вы передумаете, мисс Блекуэлл? Подумайте хотя бы день.
Она не удостоила меня ответом.
— Отзови своих легавых, — сказала она отцу. — Мы с Берком решили пожениться, и ты не имеешь права нам мешать. Должен же быть какой-то предел, даже если ты отец...
— Но дорогая, я не хочу делать ничего такого...
— Вот и не делай!
Меня удивила его кротость. Но у него не хватило сил продолжать в том же духе. В него снова вселился злой демон:
— Ты сделала выбор. Я умываю руки. Отправляйся со своим любовником куда хочешь. Барахтайся с ним в грязи. Я и пальцем о палец не ударю, чтобы тебя вытащить.
Гарриет отвечала со сдержанной яростью:
— Ты говоришь ерунду, отец. Что за бес тебя обуял?
Она зашагала к машине, размахивая своими пожитками, как оружием. Дэмис взял коробку и чемодан и поставил в багажник, где уже стоял его чемодан.
Из дому вышла Изобел Блекуэлл и стала спускаться по ступенькам веранды. Проходя между мной и своим мужем, она пожала ему руку выше локтя, в знак сочувствия, а может, и порицания. Она подошла к Гарриет:
— Зря ты так поступаешь с отцом.
— Я тут ни при чем.
— Его это очень огорчает. Он же любит тебя.
— Зато я его не люблю.
— Ты раскаешься в этих словах, Гарриет. И когда это произойдет, пожалуйста, дай ему знать.
— Это еще зачем? У него же есть ты.
Изобел пожала плечами так, словно давала понять, что не представляет собой большой ценности.
— Ты для него важнее. Ты можешь разбить ему сердце.
— Придется ему это пережить. Извини, если я обидела тебя. — Гарриет порывисто обняла мачеху. — Ты удивительно ко мне относилась, гораздо лучше, чем я заслуживаю.
Изобел похлопала ее по спине, глядя на Дэмиса. У того был вид любителя скачек, рискнувшего небольшой суммой.
— Надеюсь, вы будете заботиться о ней, мистер Дэмис.
— Постараюсь.
— Куда вы ее везете?
— Подальше отсюда.
— А если поточнее?
— Это ни к чему. Мы живем в большой и свободной стране. Пошли, Гарриет.
Она оторвалась от мачехи, села в машину на место водителя. Дэмис сел рядом. На всякий случай я запомнил номер. Они уехали, не оглянувшись.
Блекуэлл подошел к нам, неуверенно ступая по гравию. Казалось, его туловище съежилось, а голова выросла.
— Вы их упустили! — осуждающе бросил он мне.
— Я же не мог применить силу! Как иначе их было остановить?
— Почему вы за ними не поехали?
— С какой стати? Вы же сказали, что умываете руки.
— Может, все к лучшему, Марк, — подала голос его жена. — Если ты будешь продолжать в том же духе, то сойдешь с ума. Надо принимать вещи как есть.
— И не собираюсь! И с ума я не сойду. В жизни не чувствовал себя лучше. Мне не нравятся намеки насчет моей психики!
В его голосе опять послышались бредовые нотки. Жена положила ему руку на плечо.
— Пойдем в дом. Тебе надо прийти в себя.
— Оставь меня в покое! — Он смахнул ее руку и повернулся ко мне: — Я хочу, чтобы Дэмис оказался за решеткой, слышите?
— Для этого надо доказать, что он совершил преступление.
— Он с девушкой пересек границу штата в аморальных целях[3].
— Разве?
— Он привез мою дочь из Мексики в Калифорнию.
— Но разве брак — аморальное деяние?
Изобел хмыкнула. Муж сердито повернулся к ней.
— Что тут смешного?
— В общем-то ничего. Но лучше смеяться, чем плакать. Лучше выйти замуж, чем умереть. Я всего лишь цитирую то, что ты говорил мне. Разве ты забыл?
Изобел говорила вроде бы на полном серьезе, но в словах ее таилась ирония. Блекуэлл зашагал к дому с ружьем в руках. Он хлопнул дверью с такой силой, что горлица взлетела с антенны. Изобел развела руками так, словно упустила птицу покрупнее.
— Ну что с ним делать?
— Дайте ему транквилизатор.
— Он уже целую неделю на транквилизаторах. И все без толку. Если так будет продолжаться, он совсем развалится.
— Меня беспокоит не он один...
— Вы имеете в виду этого самого Дэмиса?
— Я имею в виду тех, кто встретится ему на пути.
Она легонько тронула меня за руку.
— Вы думаете, он может причинить кому-то вред?
— Вы знаете его лучше, чем я.
— Мне казалось, что я прекрасно знаю Марка. Но за последний год он сильно изменился. Его всегда отличала деликатность. Даже не верилось, что он имел какое-то отношение к армии. Собственно, военные явно тоже так считали. Сразу после войны его отправили на пенсию, как он ни сопротивлялся. Примерно тогда же его бросила Полина, его первая жена.
— Почему, если вы простите мое любопытство?
— Лучше спросить у нее самой. В один прекрасный день она отправилась в Неваду, получила развод и вышла за другого. За Кейта Хэтчена, зубного врача на пенсии. С тех пор они живут в Мексике. Разумеется, Полина с ее дантистом имеют право на счастливую семейную жизнь. Но с ее уходом у Марка не осталось ничего, кроме ружей, спорта и семейной истории рода Блекуэллов, которую он все эти годы пытается написать.
— И еще Гарриет?
— И еще Гарриет.
— Теперь я кое-что начинаю понимать. Значит, за этот год он сильно изменился. Что еще случилось, кроме того, что Гарриет познакомилась с Берком Дэмисом?
— Прошлой осенью Марк женился на мне, — сказала она с кривой усмешкой.
— Но вы не можете ни на кого дурно влиять!
— Спасибо. Может, вы и правы.
— Мне показалось, что вы гораздо дольше замужем. — Фраза прозвучала как вопрос и в то же время как выражение сочувствия.
— Вы так считаете? Конечно, я была до этого замужем. И я давно знала Марка — с тех самых пор, как Гарриет была еще в пеленках. Мой покойный муж очень дружил с Марком. Рональд был его двоюродным братом. — Тогда вы знаете много больше того, что рассказали. — Как и всякая женщина. Разве ваш опыт не подсказывает вам этого, мистер Арчер?
Мне нравилась ее сдержанная ироничная манера, хотя это и мешало получить новые сведения. Я описал рукой дугу, обведя дом, розы и то место, где еще недавно стояла машина Гарриет, и спросил:
— Ваше мнение: продолжать ли мне этим заниматься?
— Пожалуй, да, — задумчиво ответила она. — Марку очень нужен человек, на которого он мог бы опереться, с кем посоветоваться, хотя он не из тех, кто любит слушаться. Но мне понравилось, как вы пытались погасить скандал. Все могло плохо кончиться.
— Если бы ваш муж это понимал!
— Я уверена, что он все прекрасно понимает, хотя и не подает вида. — В ее темных глазах была тревога, — Вы очень выручили нас, мистер Арчер, и выручите еще, если не покинете нас. Узнайте все, что можно, о Дэмисе. Если вам удастся подтвердить его, так сказать, моральную кредитоспособность, это очень примирит Марка с браком. — Вы не хотите «отмыть» Берка Дэмиса во что бы то ни стало?
— Нет, конечно. Меня интересует правда, какой бы она ни была. И не только меня. А теперь прошу извинить — я посмотрю, как там мой муж. Поддерживать его — вот мое предназначение сейчас.
Она не жаловалась, хотя в голосе послышались покорные нотки. Она повернулась, чтобы идти, а я, глядя на ее стройную фигурку, пытался прикинуть возраст. Если она знала Блекуэлла, когда Гарриет была еще в пеленках, а познакомилась через первого мужа, то, стало быть, первый раз вышла замуж лет двадцать назад. Это означало, что сейчас ей за сорок.
Как, впрочем, и мне.
Воспользовавшись ключом, оставленным мне Блекуэллом, я снова проник в его летний дом на побережье.
В комнате наверху ничего не изменилось, только в камине были полусгоревшие бумаги. Я поддел их на совок, они рассыпались. Поблескивая непросохшей краской, картина по-прежнему стояла на мольберте. При свете, проникавшем через стеклянные двери, кобальтовое пятно смотрело на меня как внимательный синий глаз.
