Колдрен оглянулся по сторонам. Вокруг не было ничего подозрительного, только Грег Норман улыбнулся им издалека и поднял большой палец: «Хороший день, приятель».
– Что еще? – уточнил Майрон.
– Он объяснил, что желает денег.
– Сколько?
– Много. Пока не знает точно, сколько именно, но хочет, чтобы я был наготове. А потом он перезвонит.
Майрон скорчил гримасу:
– Он не назвал вам сумму?
– Нет. Сказал только, что много.
– И вы должны быть готовы?
– Да.
Бессмыслица. Похититель, не знающий, сколько намерен получить?
– Можно говорить начистоту, Джек?
Колдрен выпрямился и одернул тенниску. У него была почти мальчишески обезоруживающая внешность. Широкое и приятное лицо, слишком мягкое, чтобы таить в себе какую-то угрозу.
– Не надо меня щадить, – пробормотал он. – Выкладывайте правду.
– Это может оказаться мистификацией?
Джек быстро взглянул на Дайану Хоффман. Она шевельнулась. Джек повернулся к Майрону:
– Что вы имеете в виду?
– За этим может стоять Чэд?
Длинные пряди его волос упали на глаза. Джек откинул их. На лице появилось какое-то новое выражение. Раздумье? В отличие от Линды Колдрен эта мысль не заставила его взвиться на дыбы. Он отнесся к ней всерьез, вероятно, потому, что она давала ему надежду на безопасность сына.
– Было два голоса, – буркнул он. – Там, по телефону.
– Существуют преобразователи речи. – Майрон объяснил, что это такое.
Лицо Колдрена сморщилось.
– Не знаю…
– Вы полагаете, Чэд здесь замешан?
– Нет, – ответил Джек. – Но разве можно ожидать подобного от собственного ребенка? Я просто пытаюсь быть беспристрастным, насколько это вообще возможно. Думаю ли я, что мой сын способен на такое? Нет, разумеется. Но я знаю, что есть много родителей, которые ошибаются насчет своих детей.
Верно, подумал Майрон.
– Чэд когда-нибудь сбегал из дома?
– Нет.
– В семье возникали какие-нибудь проблемы, которые могли толкнуть его на данный шаг?
– Разыграть собственное похищение?
– Ну, я не говорю, что это должно быть что-то очень серьезное. Например, вы или Линда просто вывели его из себя.
– Вряд ли. – Голос Джека прозвучал отчужденно. – Не могу припомнить.
Он поднял голову. Солнце уже висело низко и не так сильно било в глаза, но Колдрен все равно щурился, приложив ко лбу ладонь вместо козырька. Этот жест напомнил Майрону фотографию Чэда в доме.
– У вас есть какая-то идея, Майрон? – вдруг спросил Джек.
– Так, пустяки.
– Я все-таки хотел бы ее услышать!
– Насколько сильно вы хотите выиграть этот турнир, Джек?
По губам гольфиста скользнула слабая улыбка.
– Вы спортсмен, Майрон. Сами знаете.
– Верно, – согласился Болитар.
– Так в чем дело?
– Ваш сын тоже спортсмен. Наверное, он тоже знает.
– Да. – Помолчав, Колдрен добавил: – Так в чем все-таки дело?
– Если бы кто-нибудь хотел выбить вас из седла, что он сделал бы, чтобы помешать вам выиграть чемпионат?
В глазах Джека снова появилось ошеломленное выражение человека, которого внезапно ударили в живот. Он шагнул назад.
– Я только предполагаю, – поспешно добавил Майрон. – Не утверждаю, что ваш сын…
– Но стараетесь рассмотреть все возможности, – закончил за него Колдрен.
– Да.
– Даже если то, что вы сказали, правда, за этим не обязательно стоит Чэд. Не исключено, меня пытается достать кто-то иной. – Джек взглянул на Дайану Хоффман и добавил: – Подобное уже случалось.
– То есть?
Спортсмен ответил не сразу. Он отвернулся и стал смотреть в ту сторону, куда улетали его мячи. Там не было ничего интересного. Джек стоял спиной к Майрону.
– Вы слышали, что много лет назад я проиграл чемпионат?
– Да. В тот раз произошло нечто похожее? – уточнил Майрон.
– Видимо, – медленно проговорил Колдрен. – Дело в том, что за этим может стоять кто-то другой. Не обязательно Чэд.
– Вероятно, – согласился Майрон.
Он не стал упоминать, что почти отбросил данную версию, выяснив, что Чэд исчез раньше, чем Колдрен захватил лидерство в турнире.
– Баки что-то говорил о банковской карточке, – сказал Джек.
– Ваш сын получил с нее деньги прошлой ночью. На Портер-стрит.
– На Портер-стрит? – воскликнул он.
– Да. «Первый филадельфийский банк» на Портер-стрит в южной Филадельфии.
Молчание.
– Вам знакома эта часть города?
– Нет.
Он взглянул на Дайану Хоффман, застывшую как статуя. Руки скрещены на груди. Ноги, широко расставлены. Пепел уже упал на землю.
– Вы уверены?
– Разумеется.
– Я был там сегодня, – сообщил Майрон.
Выражение лица не изменилось.
– Что-нибудь нашли?
– Нет.
Джек Колдрен махнул рукой на клюшки:
– Не против, если я сделаю несколько свингов, пока мы беседуем?
– Нисколько.
Он натянул перчатку.
– Как по-вашему, мне надо завтра играть?
– Сами решайте, – ответил Майрон. – Похититель хочет, чтобы вы вели себя естественно. Если не выйдете на игру, это вызовет подозрения.
Колдрен наклонился и поднял мяч с площадки.
– Можно вас кое о чем спросить, Майрон?
– Да.
– Когда вы играли в баскетбол, насколько для вас было важно выиграть?
Странный вопрос.
– Очень важно.
Джек кивнул, словно ожидал такого ответа.
– Вы выиграли чемпионат в молодежной лиге?
– Да.
Колдрен покачал головой:
– Хороший результат.
Майрон не ответил.
Джек взял клюшку и стиснул пальцы вокруг рукоятки. Подошел к мячу. Сжался и распрямился как пружина. Майрон проследил за полетом мяча. Минуту все молчали. Смотрели вдаль и наблюдали, как на алом горизонте догорает солнце.
Когда Колдрен наконец заговорил, голос прозвучал сдавленно:
– Хотите услышать нечто ужасное?
Майрон приблизился к нему. У Джека в глазах блестели слезы.
– Я намерен выиграть этот чертов турнир, – пробормотал Колдрен.
Он взглянул на Майрона. В его лице было столько боли, что Болитару почти захотелось обнять его. Ему показалось, что он видит в его глазах все прошлое этого человека, все страдания долгих лет, мучительные сожаления о неудаче, надежды на искупление и страх перед тем, что отнимают последний шанс.
– Кто может думать о победе в такое время? – с горечью промолвил Колдрен.
Майрон не знал ответа. Или боялся, что знает его очень хорошо.
Гольф-клуб «Мэрион» представлял собой перестроенную ферму, простое белое здание с черными ставнями. Единственным цветным пятном во всем строении был зеленый тент, затенявший его знаменитую веранду, да и тот почти терялся на фоне окружавшей дом травы. Конечно, столь прославленный гольф-клуб мог выглядеть куда более эффектно и солидно, однако в этой простоте ощущалось своеобразное величие: «Мы – „Мэрион“. Нам не нужно большего».
Майрон прошел мимо спортивного магазина. На железной стойке в ряд стояли сумки для гольфа. Дверь в раздевалку находилась справа. Медная табличка на стене уведомляла, что «Мэрион» является архитектурным памятником. Рядом висел стенд с гандикапами[11] членов клуба. Майрон просмотрел несколько фамилий и остановился на Уине. Гандикап «три». Чертовски хорошо. Майрон плохо разбирался в гольфе, но знал, что это очень хорошо.
На просторной веранде с каменным полом размещалось два десятка столов. Легендарный бар не просто выходил на игровое поле – он буквально нависал над ним. Члены клуба наблюдали отсюда за игроками на стартовой площадке, точно сенаторы, восседающие в Колизее. От их проницательных взглядов не ускользала ни малейшая оплошность, и не важно, кто держал в руках клюшку – влиятельный бизнесмен или могущественный политик. Даже профессиональные спортсмены не могли рассчитывать на поблажку – бар был открыт и во время чемпионата. Джеку Никлосу, Арнольду Палмеру, Бену Хогану, Бобби Джонсу и Сэму Спиду приходилось приноравливаться к звону тарелок, звяканью бокалов и грохоту серебряной посуды, доносившимся с открытой веранды, нарушая стоявшую на поле почтительную тишину или смешиваясь с одобрительными возгласами зрителей.
Сейчас в ресторанчике было много членов клуба. В основном пожилых мужчин – краснолицых и хорошо упитанных, как на подбор. Все в зеленых или синих куртках с вышитыми на груди эмблемами. Кричащие галстуки в полоску дополняли белые и желтые шляпы с обвисшими полями. Боже милостивый! А Уин еще сомневался насчет костюма Майрона!
Болитар заметил Уина за угловым столиком в окружении шести пустых стульев. Он сидел один. Вид у него был спокойный, поза небрежная и расслабленная. Ни дать ни взять лев в ожидании добычи. Кому-то могло прийти в голову, что белокурые волосы Уина и его лицо юного патриция легко располагают к нему людей. Иногда так оно и было; но чаше происходило наоборот. Внешность Уина дышала надменностью молодого богача и сноба. Обычно люди плохо реагируют на подобное. Проще говоря, они буквально кипят от злости. Увидеть такого типа – значит его возненавидеть. Но Уин привык. Его не волновало мнение людей, которые судят лишь по внешности. Тем более что они всегда ошибались на его счет.