– Ты все? – спросила она и закрылась в ванной.
Я надел белье и стал натягивать носки.
Когда Лу вышла из ванной комнаты, ее лицо показалось мне чуть более старым и черствым, чем при полусвете. Она по-прежнему была великолепна, но рот ее скривился в циничной усмешке. Присев на краешек кровати, она стала надевать свои туфли на шпильках.
– Итак, мистер Смит, – сказала она, глядя на меня из-под закрывающих лицо каштановых волос. – Не ожидала увидеть вас здесь!
Я был смущен. Очарование ночи прошло. Даже Лу говорила уже другим тоном, как-то натянуто. Я взял стул и сел на него верхом, лицом к кровати.
Лу смотрела на меня сквозь волосы.
– Итак, – повторила она с подозрительным видом.
У меня раскалывалась голова. В горле стоял комок. Рубашка колыхалась в такт с ударами сердца.
– Спасибо, Лу, тысячу раз спасибо за все, – сказал я. – Это был королевский подарок на день рождения. Но я хочу тебя кое о чем спросить.
– О чем именно?
– Кто и сколько тебе заплатил за то, чтобы ты провела со мной эту ночь?
Лу провела по губам розовым язычком.
– Это неблагородно – спрашивать у меня о таких вещах, – сказала она так тихо, что я еле расслышал.
– Но это правда, не так ли?
Лу натянула на колени простыню.
– Убирайся, – сказала она. – Слышишь, черт тебя побери! Уходи! – Глаза ее наполнились слезами. – Ты думаешь, приятно притворяться шлюхой?
Я закончил одеваться и вышел из комнаты, ни разу не взглянув в ее сторону. Но прежде, чем уйти, я убедился в том, что коричневый конверт лежал в кармане моего пиджака.
Я по уши влип в какую-то историю, и Лу тоже кого-то боялась.
Кого?
Это был нескончаемый знойный день. С наступлением ночи жара стала еще невыносимее. Когда я загонял машину в гараж, я увидел Гуэн Шелли, поливавшую петуньи[4]. Пахло мокрой землей.
Я было подумал, что Гуэн не будет и разговаривать со мной. Она, однако, весело окликнула меня:
– Послушайте-ка! Когда вы в следующий раз будете на нас ссылаться, будьте любезны предупреждать, чтобы нам после полуночи не звонили. Когда прошлой ночью позвонил мистер Мантин, мы с Бобом уже спали часа два.
– Непременно, Гуэн, – сказал я.
И опасливо добавил:
– Надеюсь все же, что вы дали мне хорошую рекомендацию?
Гуэн утвердительно кивнула.
– Да, Джим. Мы сказали ему, что вы замечательный человек.
– Спасибо, Гуэн, – сказал я еще более смущенно, хотя смущаться дальше уже было некуда.
Мэй не забыла про день моего рождения. Она пригласила на него всех соседей. Именно поэтому на ужин была одна печенка. Именно поэтому-то она не сделала в разговоре ни малейшего намека на мой юбилей. Холодильник был до отказа набит сандвичами, на приготовление которых у нее ушел весь день. Пирог был на время отправлен к Гуэн. Мэй хотела сделать мне сюрприз. Потому-то она и отстранила меня, когда я захотел ее приласкать. Она не хотела, чтобы орава гостей застала нас доказывающими любовь на деле.
А я-то хорош! Напился, влип в грязную историю и провел ночь в гостинице с чужой женщиной. Теперь Мэй знала о моих похождениях все, кроме того, что касалось Лу. Рассказать ей о Лу у меня не хватило смелости.
Я пошел к дому по дорожке садика. Наш участок был милым и кокетливым. Я это уже не раз отмечал для себя. Конечно, дом был не таким уж большим, но это был наш дом. После дня борьбы с тенями в этом было что-то реальное и прочное.
Мэй была на кухне. Ее щеки раскраснелись от пышущей жаром плиты. На носу было мучное пятнышко. И я куда-то поперся искать то, что было у меня дома, что было вдвое красивее и милее! Я просто свинья.
Мэй подняла на меня глаза. Она выглядела очень озабоченной.
– Что нового, милый?
Я повесил шляпу на спинку стула.
– Пока ничего. Большая часть ресторанов на пляже открывается только ночью, а в других дневные бармены этого типа не знают. Но Мантин наводил обо мне справки в пяти или шести местах. Вот и Гуэн только что мне сказала, что он звонил им прошлой ночью.
Мэй подставила мне губы для поцелуя.
– Ба, не расстраивайся, милый. Все равно мы его разыщем и вернем ему деньги. Речь ведь не идет о жизни или смерти.
А вот в этом-то я не был так уверен. Люди, подобные Мантину, не бросаются десятью тысячами долларов. Они хотят, чтобы деньги отрабатывались. Каждый раз, когда я думал о Мантине, у меня холодело под сердцем.
«Что же я пообещал сделать за эти десять тысяч долларов?»
Я поел без аппетита. Даже торт с клубникой, который Мэй приготовила на дессерт, показался мне безвкусным, хотя на его приготовление пошли взбитые сливки по цене сорок центов за полкварты.
Я поинтересовался у Мэй, куда она положила деньги.
– Я положила их под матрац постели, – ответила она.
После ужина я помог Мэй перемыть посуду. Чтобы убить время до того, как отправиться на ночную охоту.
– Давай попробуем сделать как утром, Джим, – сказала Мэй. – Начни все вспоминать с самого начала. Постарайся вспомнить все, что можно. Может быть, найдем что-нибудь, что сможет объяснить, почему все-таки мистер Мантин доверил тебе подобную сумму. Что ты сделал вчера вечером сразу после того, как ушел из дому?
– Я пешком отправился в «драйв-ин» при «Кантри Клаб Род» и выпил там три пива.
Мэй отвела назад шелковистый локон золотистых волос, упавший ей на глаза.
– Надо было сказать Бобу, чтобы он отвез меня сразу в «драйв-ин»... Но я была уверена, что ты отправишься в «Сэнд-бар». А что было потом?
– Потом я взял такси и поехал в «Оул Свимминг Хоул», где и напился до одурения. Там барменом Шед Коллинз. Он меня спросил про дела. Я ответил ему, что дела идут прекрасно, и, чтобы доказать это, решил пропить при нем двадцать долларов.
– А потом?
– Начиная отсюда, все стало не так отчетливо. Я помню, что отправился в «Сан Даун Клаб».
– Ты там танцевал с рыжеволосой женщиной?
– Нет, не думаю.
Мэй положила ладошку на мою руку.
– Ты с ней ничего не имел, Джим?
– Конечно, нет! – возмущенно сказал я.
Мэй с облегчением вздохнула:
– Я рада этому. Что было потом?
– Я помню, что долго ехал на машине. С мужчинами. – Я закрыл глаза, чтобы вспомнить слегка горьковатый запах моря. – Несомненно, на карнизе. И еще там были петухи, которые кукарекали.
– Петухи?
Да, я отчетливо помнил пение петухов.
– Ты ездил на какую-то ферму?
– Не знаю.
– А потом?
Я был счастлив, что мог сказать Мэй что-то конкретное.
– К половине одиннадцатого я прибыл к Эдди. Ты знаешь, ресторан, где подают только рыбу. Ну тот, у которого висит реклама: «Омар по выбору за полтора доллара!» Эдди сказал, что я его чуть было не разорил. Я слопал две порции омаров.
– Ты был один?
– Эдди сказал, что один.
– А потом?
Потом? Потом начинался эпизод с Лу. Я не хотел причинять боль Мэй после того, как и так доставил ей столько неприятностей.
– Не помню, – сказал я.
– Постарайся вспомнить. Сделай усилие, – настаивала Мэй.
Я сделал усилие. И впервые вспомнил о ночном баре, где стаканы для коктейля, когда их ставили на стойку бара, играли зеленым, фиолетовым и красным светом. Я подумал тогда, что это была самая последняя новинка, но сидевший рядом игривый турист сказал, что такое уже несколько лет было во всех ресторанах больших городов.
Позади стойки бара, на эстраде, стояло белое пианино, и блондинка с лошадиным лицом пела пародийные куплеты, в одном из которых речь шла о деревьях. Я припомнил и первые строки:
Мне больше никогда не слышать слов поэмы,
Столь нежных, чистых, гладких, как колени...
Потом вспомнил и то, как сидел в кабинете с четырьмя мужчинами, которым рассказывал каким замечательным типом я был и что я мог бы совершить, будь я на месте Кендалла.
– Постарайся вспомнить их лица, – сказала Мэй. – Подумай, был ли среди них Мантин.
Я старался. Но лица всех четверых упорно оставались в тени. Я вспомнил только лицо бармена, усталого человечка с золотой коронкой на резце, которая блестела всякий раз, когда он улыбался.
– Бесполезно, – сказал я. – Не могу вспомнить.
– И ты не помнишь, откуда взялись в твоих карманах лишние две сотни долларов?
– Ни малейшего понятия!
– И потом уже ты проснулся от стука Мантина в дверь номера в гостинице?
– Точно, – соврал я.
– Как же он узнал, что ты был там? – спросила Мэй.
– Вот над этим-то я и ломаю голову с самого утра.
Убрав на место посуду, мы с Мэй вышли посидеть на террасу. Запах жасмина и петуний смешивался со свежим запахом влажной травы. Гуэн и Боб тоже сидели на своей террасе. Я видел как вспыхивал красный огонек сигары Боба. Время от времени на улице появлялся кто-нибудь из соседей или проезжала автомашина. Этот вечер был похож на тысячу других, но для меня темнота была полна зловещих теней. Они окружали меня. Я чувствовал на себе их взгляды. Я дошел уже до того, что ждал, что вот-вот увижу как Мантин, с сигареткой в уголке рта, толкнет сетчатую дверь и скажет мне: «Скажи-ка, чего это ты ждешь, вместо того чтобы оторвать от стула свой зад и пойти выполнять работу, за которую я тебе заплатил? Сидя на месте, ты дела не продвинешь».
