— Забыли вы, видимо, молодой человек, чему учили в школе милиции, да и практика уголовного розыска у вас не на высоте. А между тем, стоило бы повнимательней приглядеться во время дневного визита — наверняка заметили бы на фасаде дома, над дверью, два маленьких стеклянных окошечка. Это видеокамеры. Видите ли, у нас есть небольшая картотека постоянных посетителей этой дачи — круг хороших знакомых Киры, так сказать. А вы, к сожалению, в их число не входите. Водитель, который вас привез, входит, а вы — увы!
Агафонов комично развел руки в стороны.
— А о новых людях Коляй обязан докладывать мне напрямую, без всяких официозов, так что вашу физиономию на видеопленке я имел счастье лицезреть через полтора часа после появления возле моей дачи. Кстати, во второй раз за один день — это означает, что вы становитесь назойливым. А с назойливой мухой что делают?.. Правильно — прихлопывают! Но прежде чем вас прихлопнут, извините за столь вульгарное выражение, мне бы хотелось кое о чем побеседовать. И беседа должна носить характер открытого честного разговора. В противном случае я вынужден буду передать вас моему компаньону, — Агафонов указал на злобно ощерившегося Костю, — он жаждет встречи с вами целое десятилетие с вполне благородной целью — отдать долг. За что — решать вам с ним наедине. Так как, получится у нас с вами беседа? — задал вопрос Агафонов на вполне дружеской ноте.
— А почему бы и нет? — Игорь уже вполне оправился от шока и даже выругал, конечно, мысленно, себя за головотяпство и непредусмотрительность. Ну кто же вот так, без должной подготовки, прется на красные флажки, которые успел развесить генерал-кагэбэшник в отставке? Если бы он принял во внимание хотя бы его прежнюю должность! Игорь чуть не взвыл от бессилия и злобы на самого себя. Но что сделано — то сделано, и теперь нужно искать выход из создавшейся, вернее, созданной старым матерым егерем ситуации. Что выход найдется, Игорь не сомневался, безвыходных ситуаций не бывает. Так учили его там, в Афгане.
Значит, надо тянуть время и думать, думать... Живым он уже не выйдет, это однозначно. А если попытаться... Окно — есть выход! Он развернулся и стремительным броском ринулся головой вперед в огромное окно, перед которым стоял, и... наткнулся головой на что-то тупое, резкое, оглушающее...
Пятый присутствующий, здоровый амбал — личный водитель, а заодно и телохранитель Гальчевского — вышел из-за большого книжного шкафа, поигрывая тяжелой дубинкой, болтавшейся на ремне, прикрепленном к запястью.
— Молодец, Тоша! — Костя легонько похлопал в ладоши. — Ты его не сильно?
— Три-пять минут отключки, смотря по организму! — Антон легко поднял тело Игоря, рывком содрал с него куртку и бросил пленника в кресло. Затем взял с каминной полки моток нейлоновой веревки, связал ему руки за спинкой кресла, а ноги — враскорячку к задним ножкам, несколькими витками примотал тело к спинке и отошел, любуясь своей работой.
— О'кей! — пробормотал удовлетворенно.
— Действительно, словно единый комплекс! — одобрил Агафонов и обернулся к Косте. — Ну что, я был не прав?
— Вы, Эдуард Михайлович, как всегда — на высоте, — угодливо заулыбался тот.
— Учись предугадывать действия противника хотя бы на ход вперед! — назидательно проговорил Агафонов. — Кстати, твой папочка в этом был не очень силен, хоть и дослужился до полковника КГБ.
— Поэтому и проиграл, — хихикнул Костя.
Игорь очнулся, мотнул головой, посмотрел на веревки и усмехнулся:
— Боитесь?
— Просто естественная реакция на ваше поведение, — объяснил Эдуард Михайлович. — Что же это вы так невежливо — не побеседовав, даже не попрощавшись — головой в окно?
— Естественная реакция на ваше обещание прихлопнуть меня, как муху, — передразнил его Игорь. — Что же мне — стоять и ждать, пока вы хлопушку найдете?
— Ну, а теперь поговорим?
— В связи с вынужденными обстоятельствами — отчего же...
— Тогда вот вам первый вопрос: где драгоценности?
— Э-э-э, нет, так не пойдет, — запротестовал Игорь. — Если я вам скажу, гае они, наша беседа закончится, так и не начавшись. Потому что вам дальше беседовать станет неинтересно.
— Резонно, — немного подумав, отозвался Агафонов. — Ну хорошо, начинайте вы!
— Послушайте, Эдуард Михайлович, — обратился Игорь к хозяину дачи, — мы с вами — два партнера, а находимся в неравных условиях: вы сидите, как барин — в кресле, я же болтаюсь на нем, как бесплатное приложение. Что это за разговор по душам — ни покурить тебе, ни по стопочке опрокинуть с такими приличными собеседниками, — ласково улыбнулся он Гальчевскому.
— Не отвязывайте его, господин Агафонов! — всполошился тот, поняв завуалированную просьбу Игоря. — Этот гад еще не такое может выкинуть! Мы уже десять лет с Вольваком за ним гоняемся...
— Ну, вы с Вольваком — это еще не вся Украина! — презрительно ухмыльнулся Агафонов. — Что уж говорить о России, — и обернулся к Игорю. — А где гарантии, что вы не удерете?
— Какие же вам еще нужны гарантии? — мотнул тот головой в сторону телохранителей: Коляй так и не выпускал из рук револьвера, а в руках Антона вместо дубинки появился автомат «Узи» — маленькая израильская штучка, стреляющая быстро и долго.
— Ну, у меня должны быть и свои, — скромно улыбнулся Агафонов. — Коляй, развяжи его и надень наручники!
Когда тот исполнил приказ, Агафонов налил в стопки коньяк и придвинул Игорю пачку «Кента».
— Это чтоб побыстрее начать и закончить беседу, а то вы тянете время, как институтка, которой хочется, и в то же время она боится потерять девственность.
— Хорошо, — Игорь выпил коньяк, — за что вы убили мать Олеси?
— Гм-м, а вы не так просты... Что ж, поговорим действительно по душам, когда-то еще мне представится такая возможность? А вам она уже не представится никогда! Да, я действительно избавился от этой наркоманки и шлюхи: вколол ей наркотик, накормил до отвала успокоительными таблетками... Я и женился на ней, чтобы трахать ее дочь Олесю, которая вытянула из меня все жилы, пока согласилась раздвинуть ноги. Ну, ничего, зато потом я отыгрался на ней, — мстительная улыбка заиграла на устах Агафонова.
— Ну, а Олеся чем вам помешала?
— Я не привык расставаться с тем, что принадлежит мне. Но мало того, что она сбежала, прихватив план расположения замаскированных сейфов и потайных ходов в моей даче. Олеся стала шантажировать меня, угрожая опубликовать в газетах то, что знает. А знала она многое. И что бы вы думали она требовала от меня? Чтобы я покинул Россию, исчез в неизвестном направлении! Я, который одним росчерком пера делал из здравого человека психа и загонял под землю целые семьи партработников с дырой в затылке у каждого! И я ее приговорил! А привели приговор в исполнение вот он, — указал Агафонов на Гальчевского, — и твой любимец Вольвак, причем чужими руками.
— Ну зачем вы, Эдуард Михайлович... — заерзал в кресле Костя.
— Не бойся, он никому ничего не расскажет! — небрежно махнул рукой Агафонов. — Кстати, тогда прозвучали два выстрела — второй предназначался вам, но то ли снайпер попался «гнилой», то ли...
— Я рванулся поддержать Олесю! — объяснил Игорь.
— А-а-а, понятно, времени на третий выстрел у него уже не было. Да, мы вас всерьез тогда еще не принимали — так, думали, коммерсантишко очередной. Под новой личиной вас знал только Савелюк...
— Который и покушался на меня в Венгрии. Вы что, не могли убить меня еще там?
— Мне нравилась игра в кошки-мьппки, пока вы были за границей! — признался Эдуард Михайлович.
— Вернее, пока эта игра не коснулась вас и вашей любовницы Олеси! — уточнил Веснин.
— И пока мои омоновцы не нашли в балке под откосом возле Николаевки трупы двух своих товарищей. Вот тогда мы забеспокоились.
— Эдуард Михайлович, еще один вопрос — почему вы не дали мне раскрутить до конца дело о гибели вашего брата?
— А зачем? Я узнал, что его пытали, а уж кто пытал, я вычислил быстро.
— И поэтому доллары, загранпаспорт...
— Совершенно верно! Я покарал предателей — Саид-Бека и Тихонова — вашими же руками. Ну что, вопросов больше нет?
— Да это так просто, легкая разминка была, вроде КВНовской. Главные вопросы впереди, уважаемый господин Агафонов. Ну, например, что представляет из себя ваша организация «Перекресток молний»?
— Это вам еще предстоит посмотреть, молодой человек.
— А саму идею ее создания, конечную цель вы можете объяснить?
— Пожалуйста! Начнем с общеизвестного лозунга, что Российское государство — самое гуманное в мире. И поэтому у нас почти не применяется смертная казнь. Но, помимо этого, любое государство сталкивается еще с одной проблемой — рождаемости неполноценных детей, иными словами — детей с недостатками в умственном и физическом развитии. В разных государствах эта проблема решается по-разному: их возводят в ранг святых, или выбрасывают на прокорм крокодилам, или же делается безобидный на вид укол, после которого ребенок засыпает, чтобы уже никогда не проснуться. В этом случае преследуется двоякая выгода: во-первых — у государства отпадает необходимость выделять огромнейшие средства для поддержки жизненного уровня этих уродов: строить для них дома-лечебницы, кормить, поить, обувать, одевать, да еще приобретать игрушки, краски и прочую дребедень. А во-вторых, родители плачут всего один раз — при погребении ребенка. Теперь же посмотрите, что творится у нас: по всей России настроены тысячи домов, словно в насмешку названных детскими домами-интернатами. В то время как в иных семьях нормально развитые дети ходят на паперть, чтобы выпросить себе на пропитание, рацион этих домов неизменяем с давних пор: мясо, сливочное масло, печенье, конфеты, молоко — ежедневно. А отдачи от них обществу — ни-ка-кой! И скажите мне теперь, это гуманно: наблюдать ежемесячно, а то и еженедельно за родителями, приезжающими проведать своего сына-паука или сросшихся головами близнецов, у которых головы больше туловища? Смотреть, как эти родители угасают от горя неделя за неделей, месяц за месяцем — всю жизнь, в то время как их дети-уроды с веселым гугуканьем облизывают их? Таких детских домов только по Краснодарскому краю — тридцать пять. А сколько по всей России, Украине?
