— А что, собственно, вы имеете в виду? — спросил Мейсон.
Этвуд вздохнул.
— Ну, коль скоро я должен говорить ясней, то не исключено, что руководство журналом “Пикантные новости” окажется делом, выходящим за рамки компетенции моего клиента. А поскольку я буду поглощен заботами об остальном имуществе, мой клиент полагает, что было бы весьма разумно заручиться поддержкой способного адвоката в качестве советника по делам журнала. Практически речь идет о том, чтобы принять на себя редакцию, пока процесс о наследовании не будет закончен.
Этвуд умолк и многозначительно посмотрел на Мейсона блестящими бусинками глаз. Поскольку Мейсон не ответил, он заговорил снова:
— Дело это, разумеется, потребует определенных затрат времени. Но ваш труд был бы соответственно вознагражден…
Мейсон никогда не любил разводить церемонии.
— Будем говорить без обиняков! Вы хотите, чтобы я отказался от всех притязаний на наследство и пустил к кормушке мистера Гриффина. Он же взамен постарается, чтобы и мне кое–что перепало, верно?
Этвуд надул губы.
— Ну, господин адвокат, мне, конечно, трудно присоединиться к столь неосмотрительно построенной формулировке, но если вы захотите продумать мое предложение, то наверняка придете к выводу, что, не выходя за границы профессиональной этики, оно все же достаточно широко..
— К черту! — взорвался Мейсон. — Давайте–ка говорить начистоту. Мы стоим по разные стороны баррикады. Вы являетесь адвокатом Гриффина и мечтаете прибрать к рукам наследство. А я как адвокат миссис Белтер заявляю, что завещание поддельное и вам это хорошо известно.
Улыбка не сошла с губ Этвуда, но взгляд снова стал холодным и твердым.
— Я не совсем вас понимаю. Является завещание подлинным или поддельным — не имеет значения. Миссис Белтер уничтожила оригинал, она сама в этом призналась. Мы приведем доказательства по содержанию документа и получим наследство в соответствии с волей завещателя.
— Пусть так, но ведь это означает процесс, — ответил Мейсон. — Вы уверены, что выиграете его, а я уверен, что нет.
— Я уже не говорю о том, — продолжал Этвуд, — что миссис Белтер в любом случае не может получить наследство. Это противоречило бы закону, по которому убийца не может быть наследником убитого им лица, независимо от содержания завещания.
Мейсон молчал. Этвуд с Гриффином переглянулись.
— Вы не опровергаете этот момент? — спросил Этвуд.
— Опровергаю! Но не собираюсь дискутировать с вами здесь; приберегу свои аргументы до суда. Вы что, полагаете, что я только вчера родился? Мне вполне понятны ваши намерения. Речь идет о том, чтобы Ива Белтер была казнена за преднамеренное убийство, и вы хотите, чтобы я помог вам с доказательствами, указывающими мотив преступления. Если вам удастся добиться приговора за умышленное убийство, тогда миссис Белтер не сможет претендовать на наследство. Таков закон: убийца — не наследник. Если же она будет осуждена за неумышленное убийство, тогда она еще может что–то наследовать. Вы боретесь за наследство и стараетесь меня подкупить. Не выйдет!
— Если вы будете упорно придерживаться подобной линии поведения, господин адвокат, то можете сами оказаться перед судом присяжных.
— Да? И как это называется на обычном языке? Угроза?
— Вы не можете преградить нам путь к наследству, — сказал Этвуд. — Как только оно будет в наших руках, мы примем несколько существенных решений. Кое–что в них может быть для вас небезразличным.
Мейсон поднялся с места.
— Не нравится мне это хождение вокруг да около. Я открыл свои карты и сказал все, что хотел сказать.
— А что, собственно, вы сказали? — спросил Этвуд все тем же вежливым тоном.
— Ничего! — отрезал Мейсон.
Карл Гриффин дипломатично кашлянул.
— Господа. — произнес он, — может быть, я мог бы…
— Нет! — запротестовал Этвуд — Предоставьте это мне!
— Зря вы так, господин адвокат, — попытался возразить Гриффин. — Здесь идет речь об имущественном деле.
— Прошу вас! — жестко прервал его Этвуд.
— Ладно, пусть будет по–вашему, — уступил Гриффин.
Мейсон сделал жест рукой в сторону двери.
— Мне кажется, господа, наше совещание закончено.
Этвуд попробовал еще раз.
— Если бы вы решили взять обратно эти заявления, господин адвокат, то сэкономили бы массу времени. При настоящем положении вещей наше дело — беспроигрышное. Речь идет лишь об экономии времени и сокращении ненужных расходов.
Мейсон смотрел на него каменным взглядом.
— Ваше право считать свое дело беспроигрышным, — сказал он, — но пока что я сижу в седле и вышибить себя из него не позволю.
Этвуд потерял терпение.
— Вы сидите в седле, но не так крепко, чтобы удержаться в нем хотя бы в течение двадцати четырех часов!
— Вы так думаете?
— Я хотел бы обратить ваше внимание, господин адвокат, на то, что вы сами можете быть привлечены к ответственности за содействие миссис Белтер. Теперь, когда мой клиент является полноправным наследником, полиция, несомненно, благосклонно прислушается к нашему мнению по этому вопросу.
Мейсон сделал шаг в его сторону.
— Да, да, — продолжал Этвуд. — Если вы не хотите пойти нам навстречу, мы отплатим вам тем же.
— Отлично! Я не хочу идти вам навстречу!
Этвуд кивнул своему клиенту, и оба двинулись к двери. Этвуд вышел, не оглядываясь, а Карл Гриффин приостановился, задержав руку на дверной ручке. Он явно хотел что–то сказать, но выражение лица Мейсона отнюдь не поощряло к этому, и Гриффин лишь пожал плечами и вышел из кабинета.
Когда они ушли, в дверях появилась Делла.
— Ну как, пришли к согласию? — спросила она.
Мейсон покачал головой.
— Но ведь мы у них не выиграем! — с досадой воскликнула она.
Мейсон выглядел постаревшим лет на десять.
— Видите ли, Делла, — задумчиво сказал он, — здесь все упирается во время. Было бы у меня его хоть чуть–чуть побольше, я бы как–нибудь все уладил. Но нет, она решила подставить меня! Таким образом остался только один выход: засадить ее за решетку, чтобы обеспечить себе свободу действий.
— Вы не должны оправдываться передо мной, шеф. Я сама хотела просить прощения за то, что была излишне резка с вами. Все эти неожиданности, повороты… Тут свихнуться можно! Ради Бога, забудьте об этом.
Делла по–прежнему не смотрела ему в глаза.
— Уже забыл, — сказал Мейсон. — Я сейчас иду к Полу Дрейку. Вы сможете меня там поймать, если произойдет что–нибудь очень важное.
Пол Дрейк сидел за обшарпанным письменным столом в каморке, заменявшей ему кабинет.
— Классная работа, — сказал он. — Ты с самого начала так задумал или сымпровизировал, когда земля загорелась у тебя под ногами?
— Собственно говоря, кое о чем догадывался, но догадываться и иметь доказательства — две разные вещи, — сказал Мейсон; в его голосе звучали озабоченность и усталость. — Теперь я должен ее спасти.
— Не морочь себе голову, — посоветовал Дрейк. — Во–первых, она не заслуживает этого, во–вторых, все равно ничего не выйдет. Единственный шанс вытянуть твою даму — это доказать, что она действовала в рамках самообороны, но, к сожалению, она сама проболталась, что стреляла из другого конца комнаты.
— Ива моя клиентка, — не уступал Мейсон, — а я не бросаю клиентов в беде. Она поставила меня в ситуацию, когда я был вынужден так сыграть. Иначе в передрягу попали бы мы оба.
— Да нет у тебя перед ней никаких обязательств, — сказал Дрейк. — Разве ты не видишь, что это за… девка, чтобы не сказать хуже. Выскочила за богача и с той поры надувает всех направо и налево. Можешь говорить что угодно об обязанностях перед клиентами, но когда клиентка начинает вешать на тебя убийство, а ты изображаешь рыцаря — это, по меньшей мере, смешно.
Мейсон хмуро взглянул на детектива.
— Даже если и так, я все равно обязан ее спасти.
— Хотел бы я знать, как ты это сделаешь!
— Запомни раз и навсегда, — сказал Мейсон, — человек невиновен, пока его виновность не доказал суд.
— Но ведь она призналась, — заметил Дрейк.
— Это не меняет сущности дела. Признание является всего лишь одним из доказательств, которое может быть использовано на суде, и ничем больше.
— А уж суд использует его, будь уверен. Ты мог бы построить защиту на ее невменяемости в момент убийства. Но она скорее всего возьмет другого адвоката…
— Речь не об этом, — ответил Мейсон. — Защитить ее я мог бы разными способами… Но мне требуются факты. Ты должен разузнать все о прошлом Витчей. От настоящей минуты и так далеко назад, как только можешь.
— Ты говоришь об экономке?
— О ней и о ее дочери. О всей семье.
— Все еще думаешь, что экономка что–то скрывает?
