Сарин появился через несколько минут с шестами и одеялами. Два угла одного одеяла он привязал к шестам, соорудив таким образом самые простые носилки, уложил их на земле рядом с Кэролайн и разровнял одеяло. Осторожно, как только мог, он переложил на одеяло ноги девушки, потом нижнюю часть тела, потом плечи. Она снова шелохнулась было, будто хотела воспротивиться тому, что он делал, и он осторожно погладил ее по лбу и сказал:
— Лежите спокойно! Через несколько минут вы будете в безопасности.
Вторым одеялом он привязал ее к носилкам, чтобы она не соскользнула на неровную, каменистую землю, по которой нужно было ее протащить.
— Прошу прощения, мисс, — сказал он, берясь за носилки. — Придется немного потерпеть.
Медленно он поволок ее к дому. Шесты скребли по камням, и продвижение вперед было удручающе медленным. До дома, казалось ему, не дойти никогда. Он прекрасно знал, что весь путь был длиной всего лишь в несколько десятков шагов, но с такой ношей ему приходилось без конца останавливаться, чтобы перевести дух и унять дрожь в руках. Он то и дело оглядывался, проверяя, не сползает ли она с носилок, всякий раз благодаря Бога за то, что та без сознания и не чувствует, как он ее тащит.
Поднялся ветер. Не тот легкий, привычный вечерний сквозняк, но настоящий резкий, холодный ветер. Сарин склонился ниже, сощурившись от вдруг полетевших в лицо пыли и сухих листьев. Встречный ветер мешал идти, и пару минут Сарин топтался на месте. Наконец, собравшись с силами, он снова зашагал вперед. В конце концов он все же дошел до дубов, и, когда прошел между ними, ветер переменился: стал нежнее, мягче, а вскоре опять потеплел.
* * *
Джейни и Брюс, которые как раз в это время вошли в вестибюль гостиницы, успели придумать план — весьма несовершенный, однако все-таки руководство к действию. Для начала им нужна была грузовая тележка, так что Брюс незаметно позаимствовал ее возле парковки у гостиничных носильщиков, и теперь они направлялись к лифту.
Труп разложился сильнее, но окно оставалось открытым, так что запах в номере стал терпимее, чем в прошлый раз. Соблюдая, чтобы не заразиться, все доступные при таких обстоятельствах предосторожности, Джейни и Брюс переложили его и завернули в одеяло. Потом, стараясь не думать о том, что внутри, сложили пополам и без всяких церемоний затолкали в пластиковый пакет, в котором Джейни привезла свое платье.
Взвалив наконец несчастного Теда на грузовую тележку, они отправились в ванную, где едва не до дыр терли руки, смывая заразу. Потом Брюс сел на постель и некоторое время сидел, мрачно уставившись на тележку со страшным грузом. Наконец закрыл лицо руками, потер глаза и сдавленным голосом проговорил:
— Поверить не могу, что я это сделал. И понятия не имею, на что еще готов.
— Нужно сжечь тело, — сказала Джейни.
— Тогда придется вывезти его из Лондона.
Она посмотрела на часы. Было почти четыре утра, осталось полчаса до рассвета. В голову пришла идея.
— Можно положить его в твой багажник и вывезти попозже. По крайней мере там его никто не найдет.
Он тяжело вздохнул, поднялся:
— Так или иначе, здесь его оставлять нельзя.
Еще раз оглядев комнату, они вывезли тележку из номера и вызвали лифт.
* * *
В вестибюле они разделились. Брюс с тележкой направился к автомобилю, припаркованному через дорогу напротив гостиницы. Джейни же задержалась поговорить с ночным дежурным. Когда он вышел на звонок из своей комнатушки, у него был вид только что разбуженного человека. Тем не менее говорил он вежливо:
— Чем могу быть полезен, мадам?
— Прошу прощения, что разбудила, — смущенно извинилась она.
— Ничего страшного, мадам, — отозвался он, глядя на нее еще слипающимися со сна глазами, и Джейни усомнилась в том, что правильно сделала, решив его разбудить.
Она постаралась изобразить самую что ни на есть дружелюбную улыбку.
— Мне придется на несколько дней выехать за город, — сказала она. И, чтобы объяснить свое появление в столь ранний час, добавила: — Ехать нужно сейчас. Я хочу сохранить за собой номер, и у меня там остались важные для моей работы бумаги. Они разложены по всей комнате, так что я попросила бы не убирать, пока меня нет. Насколько я знаю, мисс Портер просила о том же, и горничная пошла ей навстречу.
— Разумеется, мадам. Я непременно предупрежу вашу горничную. Какой у вас номер?
— Семьсот десятый.
Он записал, а она тем временем оглянулась через плечо и увидела, как Брюс закрывает багажник. Грузовая тележка была пуста.
— Спасибо, — сказала она и повернулась к выходу.
— Одну минуту, мадам. Вы сказали, семьсот десятый?
Она оглянулась, еле сдерживая страх:
— Совершенно верно.
— Вам записка. Недавно звонил один человек. Оставить сообщение на автоответчике не захотел.
«Наверное, Сэндхауз, вот же странный человек, — подумала она, и страх ее сменился раздражением. — Вы, Джон, всегда так удачно выбираете момент…»
Дежурный протянул ей листок.
— Я сам отвечал на звонок. Прошу прощения, мадам, но, кажется, джентльмен был очень огорчен, не застав вас.
Она развернула сложенный листок. Там было написано:
* * *
«Роберт Сарин. Приезжайте скорее. Это очень важно».
* * *
Он едва не повредил поясницу, перекладывая Кэролайн на узкую постель, и теперь, снимая с нее промокшее рванье, которое тотчас швырял в камин, старался приседать, а не наклоняться. Он подождал, пока разгорелся огонь и язычки пламени заплясали нехотя, словно страшась неведомой злой силы, желавшей вновь подчинить все и вся своей власти. Потом обтер тело Кэролайн тряпкой, смоченной в настое ароматных трав, из скромности не снимая целиком одеяла и лишь откидывая по частям. На какие-то места смотреть ему было неловко. Ни разу в жизни он не видел обнаженной женщины, даже матери, но теперь был слишком стар, чтобы это его взволновало. Грязь постепенно смывалась, и наконец показалась кожа. «Ужас до чего белая», — подумал он, не понимая, как с такой болезнью женщина могла до сих пор дышать.
Он достал из древнего деревянного комода белую ночную рубашку, сшитую из тончайшей, почти прозрачной ткани. Одной рукой он приподнял голову девушки, другой натянул рубашку. Продевая в рукава руки, ему пришлось помучиться. Потом, довольный тем, что справился, он уложил поудобнее ее исхудавшее тело, укрыл чистой простыней. Сложил на животе, одна на другую, руки и вложил между ними букет из сухих трав.
Потом поднялся и задумчиво ее осмотрел.
— Надеюсь, к вам вернется ваша красота, — сказал он ей, уверенный, что она его не слышит. Потом устыдился своих слов и принялся тихо молиться: — Господи, я был бы счастлив, если бы она хотя бы осталась жить. Одного этого более чем достаточно.
Ему казалось, что если она останется жить, если будет на то воля Божья, то это будет не просто милость для одной женщины, но деяние, исполненное куда большего смысла.
Он шумно вздохнул и успокаивающе похлопал Кэролайн по ноге. «Если бы я только мог увидеть, чем это закончится. Будет ли она тогда еще молода, родит ли ребенка, жизнь которого окажется важной для всех? Или, может быть, когда придет срок сыграть свою роль, она будет уже стара, как сейчас я?»
А может быть, эта женщина, которую ему предстоит вылечить, сама научится исцелять? Он знал, что от него потребуют: всю жизнь, но сколько ни тренировался, он ни разу не задумался над тем, почему это так важно, до тех пор, пока не увидел ее своими глазами.
— Что ж, — тихо сказал он сидевшей рядом собаке. — Может быть, мне и не нужно ничего понимать.
В комнате стоял полумрак, ибо мать сказала, что, если хворая снова откроет глаза, ей будет больно смотреть на свет. Если он не закончит к утру, нужно будет закрыть ставни, чтобы защитить комнату от лучей восходящего солнца.
В тусклом свете единственной свечи он заметил, как она шевельнулась, и немедленно подошел. Он потрогал лоб больной, и хотя тот был влажный, как прежде, но жар, похоже, спадал. Он остался доволен собой, оттого что, возможно, причиной этому был травяной настой, значит, он хоть что-то, но уже сделал.
— Хорошо бы, они приехали, — сказал он собаке.
Потом взглянул на карманные часы и вздохнул:
— Пора начинать.
Пес в ответ тихо заскулил, и Сарин снова вздохнул.
— Значит, придется начинать без них, — сказал он в надежде, что справится.
Прочитав ответ на свое настойчивое послание, Алехандро был потрясен. Король писал:
«Мы снова чувствуем себя в долгу перед тобой, лекарь, за твое неусыпное бдение, с каким ты служишь своему делу. Прошу тебя продолжать работать, извещая меня обо всех обнаруженных случаях болезни. Я также намерен собирать сведения о чуме по всему королевству, так что вместе мы проясним истинное положение дел. Я подумаю над твоей просьбой и о своем решении извещу тебя в Кентербери».
