– Он же все время продавал непристойные картинки мальчишкам у школы.
– Все, все, сержант, нам надо ехать, нас ждет комиссар! – Легран разжал пальцы Уайта и высвободил штанину.
– Вот проклятье! – выругался сержант. – Пакер! Ты сволочь! Я же лично допрашивал тебя в утро убийства и ты мне ничего не сказал! Ты уверен, что правильно опознал тело?
– Я полагаю, что именно она купила немного винограда в моей лавке около двенадцати часов в субботу, – важно ответил Пакер, которому жуткая теснота в кэбе не помешала осознать всю важность предстоящего ему визита. Кэб укатил, а сержант Уайт еще долго стоял посреди улицы, зло глядя вслед уезжавшему экипажу.
По дороге в Центральное управление Легран проинструктировал Пакера, как тому надо будет вести себя в кабинете у комиссара.
– Ты должен говорить четко и уверенно, не путаясь во времени и в прочих своих показаниях, – сказал он. – Тебе нельзя заикаться и бледнеть. Пусть комиссар убедится, что ты не врешь и все, что сказано тобою – сущая правда. Уж тогда-то вся Столичная полиция получит нагоняй за свою нерасторопность и нерадивость, а благодаря прессе за твоим виноградом станут приезжать не только из Западного Лондона, но и из Восточной Индии.
Вскоре они уже входили в старое двухэтажное здание на Уайтхолл-плейс, где и находилась штаб-квартира Столичной полиции – Скотланд-Ярд. Легран отдал дежурному офицеру свою карточку и тот, справившись в большой домовой книге и сверив записанную в ней фамилию с фамилией на карточке, вызвал сержанта и велел отвести посетителей к комиссару. Они пошли вверх по лестнице, заваленной бесчисленными связками книг. Сквозь открытую на чердак дверь, где возились двое полицейских чиновников, были видны нагромождения кип одежды, седел и конской упряжи, одеял и всякого рода хлама. Пакер вертел во все стороны головой, но то, что ему приходилось видеть, к его огорчению, не вызвало в нем никакого благоговения, а было похоже на несколько необычную своими размерами лавку старьевщика в Ист-Энде.
Его утешило то, что кабинет, где находился комиссар Столичной полиции, все же выглядел вполне достойно. Сам Уоррен, в черной с иголочки форме без знаков различия, но с орденской планкой, на которой можно было различить ленточки всех трех степеней ордена Св. Михаила и Георгия за службу в колониях, а также с нашивкой за ранение, сидел за большим столом, на котором громоздились папки с бумагами.
– Садитесь, джентльмены, – Уоррен указал рукой на кресла напротив. – Итак, это и есть тот самый Пакер?
– Да, сэр, тот самый, – ответил Легран.
– Если вы позволите, я лично допрошу его. Дело слишком важное для престижа полиции. Мистер Пакер, садитесь ближе к столу, – Уоррен достал из стола бумагу, насадил на нос овальные очки и взялся за перо. – Мэттью Пакер – так?
– Да.
– Ваше занятие?
– Я держу небольшой магазинчик на Бернер-стрит.
– А причем тут виноград? – голос Уоррена навевал мысли о плаце перед казармой и Пакер сробел. Недавнее величие продавца фруктов как-то сразу померкло и он объяснил комиссару придушенным голосом, опустив глаза долу:
– Я выставляю немного винограда в окне, сэр, белого и черного.
– Расскажите, что произошло в ночь убийства.
– В субботу ночью около одиннадцати пополудни молодой человек лет двадцати пяти-тридцати, около пяти футов семи дюймов в длинном черном пальто на пуговицах и в мягкой фетровой шляпе…
– Это было что-то вроде охотничьей шляпы?
– Возможно, сэр, я на охоте никогда не бывал. Я продаю виноград – черный и белый, самый дешевый виноград в Ист-Энде, шесть пенсов за фунт…
Уоррен поставил точку и поднял глаза на Пакера:
– Дальше!
– У него были довольно широкие плечи, грубый голос и говорил он решительно, – торопливо забормотал зеленщик. – Я продал ему полфунта черного винограда за три пенса…
– Это я уже слышал! – оборвал его комиссар.
– Женщина вышла с ним на Бернер-стрит со стороны Бэк-черч, сэр, это нижний конец улицы…
– Что на женщине было надето? – Уоррен повысил голос: болтовня Пакера стала раздражать его.
– Она носила черное платье, сэр, и жакет, и мех по низу жакета. Кроме того, у нее была черная креповая шляпка без полей и она поигрывала цветком вроде герани, – Пакер замолк и посмотрел на Уоррена, затем вдруг испугался чего-то и добавил: – Белым снаружи и красным внутри. Я опознал сегодня женщину в Сент-Джорджском морге. Клянусь, сэр, это ее я видел ночью. Они прошли на Коммершл-роуд, как я думаю, но вместо того, чтобы идти туда, они перешли дорогу к школе и были там около получаса до… я могу сказать…
Пакер задумался, пытаясь вспомнить, какое же время он говорил в прошлый раз.
– До одиннадцати тридцати. Они разговаривали друг с другом. После того как они перешли к моему магазину, они ходили близ клуба в течении нескольких минут и, по-видимому, прислушивались к музыке. Потом я закрыл ставни.
– Вы видели их после?
– Нет, сэр, после того, как я закрыл ставни, я больше не видел их. – Пакер был не рад, что ввязался в это дело, и с тоской оглянулся на дверь.
– Кем, по вашему, мог быть этот мужчина? – окликнул его комиссар и постучал ручкой по столу.
– Я считаю мужчину молодым чиновником.
– Какая на нем была одежда? Перчатки у него были? – Уоррену надоел зеленщик и он старался побыстрее завершить этот глупый и, как он уже понял, совершенно ненужный допрос.
– Нет, сэр. На нем был сюртук, но перчаток на нем не было.
– Каков, по-вашему, был его рост?
– Он был примерно на полтора… или два… или три дюйма выше, чем она.
– Вы еще можете что-нибудь добавить?
– Думаю, что нет, сэр.
Уоррен взял лист и прочитал вслух все, что на нем было написано.
– Я правильно все записал?
– Да, сэр, – откликнулся Пакер.
Уоррен поставил под листом дату, подпись, и встал.
– Вы привезли ко мне этого лгуна, джентльмены, и пытаетесь теперь меня убедить в том, что мои детективы плохо работают, потому что они не допросили Пакера? Я не знаю, для каких сомнительных целей вам понадобилось разыгрывать всю эту комедия. К сожалению, я не могу превращать коронерское дознание в балаган, а то бы я заставил вас троих под присягой подтвердить всю эту чушь и привлек бы вас к суду за лжесвидетельство! А теперь, господа сыщики, убирайтесь!
– Я потратил на помощь полиции почти целую неделю, – в сердцах крикнул Пакер. – Я потерпел неслыханные убытки от простоя в моем бизнесе, а в портрете, который нарисовали с моих слов, убийцу не могу узнать даже я сам!
Батчелор заткнул Пакеру рот и потащил к выходу. Открыв дверь, Легран лицом к лицу столкнулся с Робертом Лизом, которого ему уже приходилось видеть во дворе Датфилда.
– Господин комиссар, – сказал медиум, невидящим взглядом смотря сквозь сыщиков. – Я – медиум королевы Виктории и хотел бы предложить полиции свои услуги в обнаружении виновника убийств в Уайтчепле. Мне уже удавалось выйти на его психический след на Бернер-стрит.
– Да-да, сэр, это очень интересно. Оставьте, пожалуйста, у дежурного офицера вашу карточку, мы вам напишем.
Комиссар раскланялся с ним и закрыл перед перед самым его носом дверь.
– Я просто чувствую, что комиссар источает отрицательную психическую энергию, – сказал Лиз детективам. – Что это с ним?
– Из-за этого поляка, – кипя от злости, сказал Легран, – комиссар поимел нас как последних шлюх. И хоть бы от этого был какой толк!
* * *
Пока Батчелор и Легран возились с Пакером в морге Сент-Джордж, Фаберовский отправился в морг Сити на Голден-лейн, где должно было состояться коронерское дознание по делу Катрин Эддоуз, убитой на Майтр-сквер.
Это дознание разительно отличалось от того, к чему Фаберовский привык на дознаниях Бакстера в Институте Рабочих парней. Все здесь было чинно и благопристойно. Заседание происходило в соседней собственно с моргом половине здания. Прямо перед коронером, восседавшим на возвышении с кафедрой, располагались за длинным столом шестнадцать присяжных, что-то усердно писавших на выданных им бумагах. Чтобы облегчить их труд, между лощеных цилиндров на столе были расставлены стаканы и эмалированные кувшины с водой. По правую руку от стола на длинной скамье, отгороженной от присяжных барьером, сидели свидетели, а по другую сторону от стола полицейские, наблюдавшие за дознанием от имени полиции Сити.
От самого входа до стола присяжных сводчатый зал был забит публикой совсем иного рода, нежели та, что собиралась на дознаниях в Ист-Энде. Были здесь и вездесущие корреспонденты, и дамы, одетые так, словно они явились не на коронерское дознание, а в ложу Ковент-Гардена. И над всей толпой витал запах, который невозможно было перепутать ни с каким другим – запах миссис Реддифорд.
Руководствуясь своим обонянием, Фаберовский протолкался через публику к Реддифорд и, встав рядом с нею, нащупал взглядом Крофорда, сидевшего неподалеку от коронера.
