Я покачал головой и невесело улыбнулся.
– Вы никогда не допустите, чтобы эту историю использовали против Команды, не так ли, Фрэнк?
– Никогда, – признался он.
Хауптман был не последним козлом отпущения в этом деле.
Теперь пришла моя очередь беспокоиться.
– Может быть, вы правы, и Рикка действительно не станет разыскивать Беллиенсов и их «сына». Но он велел этим мерзавцам убить и меня, Фрэнк. Что мешает ему сделать это еще раз?
Он похлопал меня по руке.
– Я, Нейт. И вы. Ваша и моя репутация. Я сказал Полу, что с вами договорились. Что вам заплатили за молчание. Он слышал о вас, о деле Лингла. Он знает, что вы... благоразумный человек.
Я резко рассмеялся; у меня заныл бок.
– Он думает, что меня можно купить. Может быть, и можно. Но вам-то от этого какая польза, Фрэнк? Сколько я получу, если буду хранить молчание относительно «преступления века»? Должно быть, это стоит очень дорого.
– О, разумеется. И вы будете довольны тем, что получите.
– И что же это будет?
– Вы завтра проснетесь, Нейт.
– Ах вот что, – я снова почувствовал горечь во рту. – Что ж, это справедливо.
– И кроме того, я готов оплатить ваш больничный счет.
Я покачал головой.
– Фрэнк, есть люди, которые могут потребовать от меня объяснения. Во-первых, губернатор Хоффман...
Он сделал жест рукой.
– Вы приехали в Чикаго, чтобы проверить кое-какую версию и были ранены какими-то негодяями. Вы попали в больницу. Та информация не подтвердилась. Все.
– У меня совсем нет выбора, не так ли, Фрэнк?
– Нейт, каждый человек обладает свободой волеизъявления. Каждый человек сам выбирает свою судьбу. Это Америка. В Америке человек может делать то, что считает правильным.
Я хотел сделать саркастическое замечание, но передумал – он верил тому, что говорил, ведь он был иммигрантом, которому неплохо жилось в Америке.
– Что ж, – сказал я, – эти люди любят мальчика. И он их любит. И вы говорите, что они в безопасности, живут где-то тихой жизнью и воспитывают этого малыша?
– Да.
– Ладно, я думаю, что смогу с этим жить.
– Именно это я и хотел сказать. – Нитти хлопнул меня по плечу и вышел.
* * *
Через несколько дней я уже сидел в своем офисе, и мне предстояло наладить свою жизнь, здоровье и бизнес. Я как раз обзванивал всех своих постоянных клиентов, для которых обычно проверял кредитоспособность покупателей, когда прямо под рукой у меня зазвонил телефон, напугавший меня до смерти.
– Первоклассное детективное агентство, – сказал я. – Натан Геллер слушает.
– Нейт, – раздалось в трубке. В одном этом слове, произнесенном таким знакомым мне гортанным женским голосом, был целый океан разочарования.
– Эвелин, – сказал я.
– С тобой что-то произошло?
– Я хотел позвонить тебе сегодня вечером, – соврал я. Я действительно намеревался позвонить ей, но тогда еще не был готов к этому. Губернатору Хоффману я собирался написать и таким образом компенсировать разницу между моим гонораром, платой за дни, которые я проработал, и моими довольно раздутыми расходами.
– Что случилось, Нейт?
– Я только что вышел из больницы. Я проверял одну версию и нарвался на крутых ребят. Мне прострелили бок.
– Понятно, – сказала она.
Такая ее реакция мне показалась странной: я думал, узнав о моем ранении, она проявит ко мне больше сочувствия. Такая холодность со стороны Эвелин Уолш Мак-Лин была для меня неожиданной.
– Когда я очнулся, – сказал я, – было уже поздно. Хауптман был уже мертв. Дело было уже проиграно. Мне очень жаль, Эвелин.
– Ты меня разочаровал, Нейт.
Внезапно я почувствовал усталость. Одну лишь усталость.
– Это почему, Эвелин?
– Ты знаешь, что ты не единственный в мире частный сыщик.
– Что ты хочешь этим сказать, Эвелин?
– Я беспокоилась за тебя, – в ее голосе послышалось волнение. – Я наняла человека, чтобы он разыскал тебя, чтобы узнал, все ли у тебя в порядке, не попал ли ты в беду?..
Вот черт.
– Э, это очень мило с твоей стороны, Эвелин, но...
– Мило?! Первое, что выяснил этот сыщик, это то, что из моего дома ты звонил в Чикаго. Номер, по которому ты звонил, оказался рабочим номером телефона в табачной лавке, которой владеет некий мистер Кампан, являющийся чикагским гангстером, как тебе, наверное, хорошо известно.
– Эвелин...
В ее голосе теперь слышалось странное раздражение:
– Ты лгал мне. Ты обо всем докладывал им в Чикаго, ведь так?
– Это не должно тебя интересовать, Эвелин. Это может быть опасно для' тебя.
– Ты мне теперь угрожаешь?
– Нет! Черт, нет... Я просто не хочу, чтобы ты попала в беду.
– Ладно, ты был в больнице. Я знаю, у тебя огнестрельное ранение. Я беспокоилась, я и сейчас беспокоюсь о твоем здоровье. Может, ты сможешь мне все объяснить как следует, и я снова буду хорошо к тебе относиться. Но ответь мне на один вопрос.
Я вздохнул.
– Какой вопрос, Эвелин?
– Почему ты лежал в больнице, главный хирург которой приходится тестем какому-то известному гангстеру?
– Это тоже выяснил твой частный сыщик?
– Да.
– Эвелин, эти гангстеры управляют всем Чикаго. Это просто совпадение. Не беспокойся о том, чего нет.
– Они и тобой управляют?
– Иногда да. Когда появляется такая необходимость. И я иногда оказываю им услуги, потому что еще хочу жить.
– Бруно Ричард Хауптман мертв.
– Я знаю. Но что я могу теперь сделать?
– Ничего. Ничего.
– Эвелин... Эвелин, ты плачешь?
– Будь ты проклят, Геллер! Будь ты проклят.
Почти все женщины в конечном итоге говорят мне это. Даже светские женщины.
– Прости меня, Эвелин. Прости, что я не оправдал твоих ожиданий.
– Ты еще можешь оправдать их. Я знаю, в глубине души ты хороший человек.
– В самом деле? Означает ли это, что должность твоего шофера все еще вакантна?
– Ты жестокий, – сказала она, потому что я сделал ей больно.
Мне стало ее жаль, и я снова попросил у нее прощения.
Искренний тон, с которым она произнесла следующие слова, разбил бы мне сердце, если бы я поддался чувствам:
– Нейт, я знаю, этот маленький мальчик жив... Я уверена в этом. Если мы сможем его найти, то мы восстановим доброе имя Ричарда Хауптмана.
– Посмертное помилование не оживит его. Может быть, история оправдает этого бедолагу, но я не собираюсь делать этого. К тому же я не уверен, что этот ребенок жив.
– Я буду продолжать поиски, Нейт. Я никогда не смирюсь с этим.
– Я в этом не сомневаюсь, Эвелин. Ты найдешь себе новое занятие. Всегда есть дело, за которое можно взяться, как всегда найдется бриллиант, который можно купить, если есть деньги.
– Ты очень жесток.
– Иногда я бываю жестоким. Но никогда глупым. Прощай, Эвелин.
Я положил трубку.
Некоторое время я сидел неподвижно и затем что было силы ударил кулаком по столу так, что подскочил телефон и у меня разошелся шов. Боль была адской. Я расстегнул рубашку и увидел на повязке кровь. Теперь придется снова идти в больницу, чтобы рану зашили. Боже, как мне было больно. Я начал плакать.
Несколько минут я плакал, как ребенок.
Это все рана, говорил я себе. Но раны бывают разные.
Я никогда больше не видел Эвелин.
Она продолжала заниматься расследованием этого дела и в 1938 году написала серию статей для журнала «Либерти» о своих приключениях, но в конце концов ее энтузиазм угас. В 1941 году в психиатрической больнице скончался ее муж. В 1946 дочь Эвелин, носившая имя своей матери, приняла слишком большую дозу снотворного и больше не проснулась; Эвелин не смогла перенести этого горя и через год умерла, формально от пневмонии. Как это ни печально, но даже последние ее часы были отмечены неким безрассудством: у ее смертного одра собрались многочисленные знаменитые друзья и родственники, словно это был один из ее званых обедов.
Я потерял из виду многих других людей, имевших отношение к этому делу. С другой стороны, как я ни пытался ее прекратить, моя сомнительная «дружба» с Фрэнком Нитти продолжалась, пока он сам не положил ей конец, покончив с собой при подозрительных обстоятельствах в 1943 году.
Незадолго до этого его, Рикка, Кампана и несколько других обвинили в вымогательстве денег у голливудской кинокорпорации; по общему мнению, Нитти не захотел снова садиться в тюрьму. На самом деле Нитти сломила смерть его любимой жены Анны, чем не преминул воспользоваться могущественный Рикка. Этот переворот совершился бескровно: сильная личность Рикка на фоне нерешительности Нитти привлекла парней на сторону Официанта.
Самоубийство Нитти явилось актом неповиновения Рикке, чье царствование над чикагским преступным миром началось с тюремного заключения.
Безжалостный Официант, как и предсказывал Нитти, в конце концов усвоил урок, касающийся отцов и детей. Его собственный сын пристрастился к наркотикам, и Рикка во время своего правления запретил членам Команды торговать наркотиками. Он сосредоточился на «преступлениях без жертв», таких как игорный бизнес. В преклонном возрасте он, чтобы избежать депортации, старался не нарушать законов и умер в 1972 году во сне в возрасте 74 лет.
