На тихой Колымажной, в большом красивом доме с крышей-куполом, вдова харьковского сахарозаводчика Филиппа Макаровича Залесского проживала в бельэтаже. В вестибюле дома – ковры, зеркала. Швейцар, с огромными усами и жутким чесночным амбре, указал на лакированную дверь квартиры № 3. Позвонили. Им открыла молодая горничная в кокетливом фартучке и кружевной наколке. Собакин передал ей визитную карточку и попросил о встречи с хозяйкой.
Гостиная, куда провели сыщиков, утопала в изысканной роскоши. Даже Вильям Яковлевич, привыкший к комфорту, удивленно хмыкнул. Видно было, что у покойного сахарозаводчика при жизни дела процветали. Открылась дверь и на пороге комнаты появилась Надежда Петровна. Женщина была хороша. Ипатова моментально поразил столбняк. Он открыл рот и во все глаза таращился на писаную красавицу. Вдова, должно быть, разменяла третий десяток. Невысокая, с умопомрачительной, для мужского взгляда, фигурой, стеснённой шёлковым платьем гранатового цвета – вот первое, что отметил Собакин. Александр Прохорович же, по романтичности натуры, дальше лебединой шеи опускаться не смел. Но и тут было на что полюбоваться: высокий, кузнецовского фарфора лоб, тёмные, в пол-лица вишнёвые глаза, пухлые губы бантиком. Женщина обладала еще одним бесспорным достоинством – роскошными тёмными волосами, которые плетёной короной окружали её аккуратную головку. Всю фигуру Надежды Петровны обволакивало ароматное облако духов с чуть терпким фруктовым флёром.
«Персиком пахнет, – восхитился про себя Ипатов. – Брови-то такие! Как у Шамаханской царицы».
Ему таких роскошных женщин видеть вблизи ещё не доводилось.
Отметив произведённое впечатление, Надежда Петровна решила помочь растерявшимся мужчинам. Видно было, что она привыкла к такой реакции на свою внешность.
- Что привело вас ко мне, господа?
Объяснив суть дела, Вильям Яковлевич на мгновение умолк, чтобы дать возможность красавице настроится на направление беседы. Вдруг, ни с того, ни с сего, заговорил Ипатов. Молодого человека прорвало. Он сбивчиво повторил объяснение начальника о цели визита, перескочил на изменчивость весенней погоды, порадовался премьере нового спектакля в Большом, хотя, сроду там не был, а только читал об этом в какой-то газете. Потом коснулся поэзии и перешёл на прозу жизни: рассказал о том, как он, служа в полицейской части, собственноручно задержал воровку с Хитровки, которая обманула своего же подельщика и перерезала ему горло. В конце затянувшегося выступления, он совсем потерял стройность мысли и закончил речь дикой фразой: «поэтому знакомство с вами стало для нас необходимостью».
Надежда Петровна с непониманием посмотрела на гостей, а потом, в наступившей тишине, вдруг так заразительно рассмеялась, что напряжение тут же спало. Ипатов почти пришёл в себя. Вильям Яковлевич начал задавать хозяйке вопросы. По словам женщины, она ничего не знает о том, где может находиться Анастасия. Час промелькнул для Александра Прохоровича как одна минута, чего нельзя было сказать о Собакине. Невзирая на субординацию, Ипатов всё время старался перебить начальника и задавал пустые, ничего не значащие, вопросы. А потом вдруг и вовсе изрёк престранный комплимент, что «с такой чудесной внешностью Надежде Петровне можно простить любые преступления». Дама сделала круглые глаза. Визит превращался в фарс. Собакин грозно взглянул на помощника и задал последний вопрос:
- Вы знакомы с женихом Арефьевой?
- Да, конечно.
- Что он за человек?
- Свое мнение я уже сказала Николаю Матвеевичу и Анастасии. Он не достоин её.
- Почему такая немилость?
- Как вам сказать… Он человек неискренний и ненадежный. У меня глаз верный. Я, если хотите, это просто чувствую, а Арефьевы мне не верят.
- Алексей Григорьевич мог быть причастным к исчезновению девушки?
- Зачем бы он стал это делать? Мелецкий через неделю законным образом получит то, чего он добивался целый год, ухаживая за Анастасией – деньги. Я ведь её по-дружески предупредила, что с ним она наплачется. Приходилось мне видеть, как он глазами-то в разные стороны стреляет! А она мне нагрубила и сказала, что я оговариваю её жениха для того, чтобы она не вышла замуж.
- Интересно, – оживился Собакин. – Почему она так думает?
- Из-за денег, конечно. Обвинила меня, что я подговаривала Николая Матвеевича вложить её наследственный капитал в предприятие моего покойного мужа.
- Это правда?
- Правда, – с вызовом ответила Залесская. – Лучше я сама вам всё расскажу, чем вы будете собирать сплетни на стороне, где злые языки будут всё переиначивать. Николай Матвеевич был не против. Как опекун, он имеет право распоряжаться деньгами Анастасии до её замужества, – обиженным тоном продолжала Надежда Петровна. – Речь о финансировании сахарного завода шла до того, как его племянница собралась замуж. Видите ли, после смерти моего мужа - Филиппа Макаровича, предприятие пришло в упадок и сейчас всё в долгах. То есть я, как хозяйка, вся в долгах. Сладкое – дело прибыльное: мне просто не повезло с управляющим. Вложенные деньги со временем обернулись бы барышом и Анастасия ничего бы не потеряла.
Залесская замолчала.
- А что теперь будет с вашим сахарным заводом? – спросил Ипатов.
Женщина пожала роскошными плечами.
- Николай Матвеевич, за которого я выхожу замуж, сказал, что не может им заниматься. Значит – его надо будет продать.
***
Сыщики вышли от Залесской взмокшие. Собакин злился, что взял с собой юнца, который не в силах себя контролировать. Ипатов, поостыв от пережитого впечатления, заговорил громко, в ажиотации:
- Вот что я вам скажу: Залесская - главная зачинщица в этом деле! Все сходится. У этой дамы личный интерес к деньгам Арефьевой. Николай Матвеевич у неё под пятой. Видели, как он блеял, когда о ней говорил? Старшая Арефьева, помните, тоже о ней неблаговидно высказалась. А самое главное – духи! Помните, что монастырский сторож говорил о письме для Анастасии Дмитриевны? Духовитое оно было. Понюхайте теперь нас. Час около этакой дамочки посидели и пожалуйста - от нас уже пахнет, как из французского магазина! Письмо – её рук дело. Да, страшная женщина.
- Что-то я не заметил вашего негодования, когда десять минут назад вы перед ней канкан выплясывали, – съехидничал Собакин.
- Этот факт лишь подтверждает мою версию о роковой женщине, Цирцее, если хотите, против которой не может устоять ни один мужчина!
Собакин при этих словах хмыкнул.
- Зачем же обобщать, Александр Прохорович? Я, кажется, сознания не терял от её вида.
- Сознание, может, и не теряли, но глазами её неприлично ели и мне не давали рта раскрыть! – дерзко огрызнулся помощник.
- Что?! - возмутился сыщик.
Он еле сдержал себя, чтобы не обругать дурака-мальчишку. Поехали назад по Волхонке и мимо Александровского сада.
- Александр Прохорович, что вы знаете о Московском Кремле? – поостыв, сменил тему Собакин.
Молодой человек не вдруг переключился на другой разговор, а потом, набожно перекрестился и ответил:
- Это необоримая твердыня России-матушки. Здесь хранятся наши главные православные святыни и священные гробы древней Руси.
Сыщик улыбнулся.
- Бесспорно, мой друг, это так. А что вы знаете об истории крепости?
- Из гимназического курса? Сначала Кремль был деревянный. Татары его жгли и грабили. Потом Иван III построил каменный. В Смутное время поляки в Кремле сидели. Потом он горел вместе со всей Москвой, когда пришел Наполеон. А сейчас вон он какой: любо-дорого поглядеть! - Ипатов кивнул на проплывающую мимо них высокую стену Московского Кремника.
- Это правильное, но довольно общее представление об историческом центре России, таком, если хотите, по-мужски, строгом снаружи и женственно прекрасном внутри. Московский Кремль строился как прообраз Царствия Божия на земле. Потому-то в нём такое большое количество соборов, церквей, палат и дворцов! По особенностям архитектуры зданий и стен крепости, их предназначения в разные времена, можно проследить историю становления нашего отечества. Известный французский путешественник маркиз де-Кюстин очень верно подметил, что «Кремль – это корень, из которого выросла Москва». Я много чего знаю о нём такого, что ни в одной книге не прочитаешь, и могу говорить об этом часами.
- Я слышал, что его строили иноземцы?
- И иноземцы тоже, но - русскими руками. Наши мастера по смекалистости могут дать фору любому иностранцу, я в этом убеждён. Но в те далекие времена, я думаю, русскому человеку было не до красот. Между кузницей и наковальней довелось нашим предкам строить свое государство. Зубы показывали и Запад и Восток. Одни татары чего стоили! Орда жгла и насильничала – не успевали обустроиться от набега к набегу. А холода у нас, между прочим, больше половины года. Где уж там думать о кудрявой красоте! Оборона ставилась выше всех архитектурных изысков. Зато, когда в Кремле Фиораванти возводил Успенский собор, наши мастера жили в палатках вокруг стройки и учились у итальянца премудростям европейского зодчества и инженерным хитростям, а потом применяли эти знания по всей Руси. Но и он, а потом и Антонио Солари создавали свои шедевры, опираясь на характерные особенности именно русского стиля. Чтобы вновь построить Успенский собор, который обвалился из-за технических недочетов и землетрясения 1474-го года, Фиораванти ездил во Владимир и Суздаль изучать традиции русской храмовой архитектуры. Вернувшись, он возвёл здание, по выражению летописца, «яко един камень». Оно соответствовало требованиям того времени, когда Московское царство обретало единое независимое пространство, объединяясь в один кулак. Поэтому, главный собор Кремля, Успенский, по облику явился воплощением непобедимости государства: с окнами-бойницами, с куполами шлемами. А это значит, что итальянец все свое умение употребил на воплощение русской идеи. А вам, что больше нравится в Кремле, Александр Прохорович? – вдруг спросил Собакин.
