— Ну, а обо мне не думай… У меня все готово, — живо зашептала Таня… Только выздоравливай скорее…
Санитар повернул свое каменное лицо к говорящим и спокойно сказал на чистом русском языке:
— Напрасно, сестра, вы так волнуете больного своими разговорами.
Таня похолодела…
Дроздов заметался на своем узком брезентовом ложе…
— Пропали… — прошептал он запекшимися губами.
Санитар все так же спокойно продолжал смотреть в окно кареты.
И ничего нельзя было прочесть на его каменном лице.
Наряду с убеждением существует и предубеждение. От последнего гораздо труднее отделаться, чем от первого.
Мы находимся в той стадии развития, когда от предубеждения освобождаемся легко и ни при каких условиях не уступим убеждения…
Вот почему — в позе весьма удобной, в великолепном кресле с высокой спинкой, сидел человек с сухим бритым лицом в глубокой задумчивости.
В его голове мелькали: гостиница «Париж», артистка цыганского типа, взрыв моста, молодой парень, устало присевший у железнодорожной будки, жалкий вид арестованного Кары и те ужасные последствия, которые наступят от того, если вся хитроумная махинация откроется и не менее ужасные последствия, если эта махинация не откроется…
Вот те сбивчивые мысли, вот тот хаос, который может быть у человека, деятельность коего граничит со славой, в ореоле широкой популярности и заметного героя истории или же бесславное имя человека, прошедшего слабым эпизодом описываемой нами истории.
Ход мыслей этого человека был прерван коротким звонком.
И, дабы не утруждать себя, он протянул руку к двери — она приоткрылась, и в его руку был вложен пакет.
Он положил его на колени, посмотрел на него и подумал:
— Или новая неприятность, или новая улика?..
В соседней комнате принесший пакет пожимал руку секретаря и коротко бросил:
— Я подозреваю, что Каре удастся бежать!
Секретарь усмехнулся и ответил:
— У нас есть возможности, с помощью которых можно спасти положение…
В это время в соседней комнате пакет был вскрыт и черным по белому напечатано там:
Агентом по поручению Угрозыска назначается товарищ Жуков, Николай.
Из кресла встал Скворцов, позвонил, к нему вошел Жуков…
— Ваша служба у нас уже оформлена. Вот приказ. Прочтите его, осмотрите и пришейте к вашему личному делу.
Жуков прочел приказ, сложил бумагу и направился уже к шкафу взять «личное дело», когда Скворцов остановил его на полдороге, сказав:
— Я вас просил осмотреть документ, но вы этого не сделали… Дружище! Запомните урок: ни один приказ по нашему ведомству не проходит без того, чтобы он не был сфотографирован. Поэтому вот вам бумага и на этой бумаге тот же текст, что и на той, которую вы держите. Вы видите разницу?
— Да.
— Наш невидимый неприятель ошибся, вложив в конверт не подлинник, а копию. Но эта копия, во-первых — совершенно соответствует приказу о вашем назначении, а во-вторых — даст нам прекрасный материал и нашей дорогой «леди» — привести нас к конечной цели…
С этими словами Скворцов отобрал приказ у Жукова, сел за письменный стол и уже сухим деловым тоном сказал:
— Приведите мне сюда нашего общего приятеля…
* * *
В глубоком и удобном кресле с высокой спинкой, в позе человека усталого, с задумчивыми, отсутствующими глазами на сухом бритом лице, — он сидел.
Перед ним горела свеча и рука его, с панцирным браслетом и медальоном на нем, держала простой лист бумаги и сжигала на пламени свечи.
Уже догорала бумага и осталось одно последнее слово:
— …Николай…
— Вот они, улики по советскому уголовному кодексу! — иронически подумал он и веко левого глаза опустилось над отсутствующим взглядом… — А пепел?
Он дунул. Пепел разлетелся.
— Как было бы ужасно, если можно было бы развеянный пепел собрать и прочесть по нему?
Есть в природе сила, которая, конечно, непреодолима для человека.
Жуков не замедлил исполнить приказ Скворцова и вышел из кабинета.
Но может ли удержаться молодой парень, недавно взятый от сохи — не остановиться перед великолепной Леди, чтобы не положить свою руку на ее умную, красивую голову, приласкать ее и раз 10 сказать ласково:
— Дай лапу!
Да, есть в природе какая-то сила, которая одновременно помогает предателю делать гнусное черное дело в ущерб огромной массе, стремящейся к свету, к сознанию и к прогрессу.
И одновременно тянет человека на ласку, на любовь, на искреннюю бесхитростную откровенность даже тогда, когда эти три прекрасные качества способствуют ущербу, наносимому той огромной массе.
Но два минуса — дают плюс!
Вот почему, когда Жуков, лаская Леди, приносил ущерб одному явлению, делая доброе дело и тут же — помогая злому.
Так как Кара сидел в камере и работал над камнем в стене, расшатывая его во все стороны.
Но Леди надоело протягивать лапу.
Жуков вспомнил о приказе…
Вблизи от камеры Кары раздались шаги.
Кара поспешно лег на нары.
И принял самую невинную позу…
— Следуйте за мной!
Кара спокойно встал с нар, обдернул на себе кацавейку.
И пошел за Жуковым.
В коридоре на проходящих никто не обращал никакого внимания.
Жуков открыл дверь, пропустил мимо себя Кару; его приветливо встретил Скворцов.
— Добрый день… Прошу садиться.
Кара развязно сел в кресло.
— Жалоб никаких нет?
— Есть.
— Чем вы недовольны?
— Прошу выдать мне удобную одежду.
— Это можно. И вообще я поставлю вас в хорошие условия, но прежде маленький договорчик…
— Согласен…
— Ваша фамилия, имя и отчество?
— А больше вы ни о чем не будете меня спрашивать?
— Ничего, кроме того, что вы письменно подтвердите то, в чем признались мне в конторе фабрики.
— Согласен, но с оговоркой: на бумаге не будет указано государство…
— Это неважно. Пишите.
С этими словами Скворцов подвинул ему блокнот.
И Кара написал:
Юлий Григорьевич Кара, политический шпион. Покушался на взрыв моста.
Скворцов взял со стола написанное на блокноте, вырвал лист, передал Жукову.
Жуков спрятал листок в шкаф.
Кара выжидательно смотрел на Скворцова.
— А как же договор?
Скворцов спохватился, поспешно встал с места, открыл дверцы платяного шкафа и ласково предложил:
— Выбирайте любое…
Кара схватился за первое попавшееся платье, а затем зашел за шкаф и начал переодеваться.
Тем временем Жуков что-то нервно написал на бумаге и продвинул ее Скворцову.
Скворцов прочел следующее:
— Я удивлен вашей мягкостью.
Все лицо Скворцова озарилось улыбкой и, чтобы отделаться от любопытства новичка, он буркнул:
— Психология…
Когда из-за шкафа вышел Кара, то трудно в нем было узнать того несчастного бродягу, вид которого придавал прежний костюм…
Жуков — весь прежний хлам Кара положил в мешок, запечатал его и номерок передал Кара.
Кара его спрятал в карман, а затем с наглой улыбкой обратился к Скворцову:
— Voila tout?
— Voila tout…
Жуков подумал:
— Ну, братцы… Вы друг друга стоите… Держись, Ко-лян… Здесь обманство… Не иначе…
Вновь Кара из просторного кабинета Скворцова очутился в узкой камере.
Скворцов же, заложив одну руку в карман, другой рукой повелительно указывал коменданту — проверить посты.
За камерой на западной стороне иметь наблюдение.
Из окон кабинета Скворцова виднелось окно камеры Кары и часть самой камеры.
Под окном камеры, расположенной во втором этаже, на досчатой перекладине сидел штукатур и, мурлыча песню, работал.
Комендант ушел исполнить приказание.
Скворцов открыл окно кабинета, поставил треножник с зеркальным отражателем, направив таковой прямо на окно камеры Кара.
Сам сел под защитой простенка против зеркала и стал наблюдать. В зеркале отражалось: Кара укладывал в портсигар папиросы, положил его в карман, взялся за фуражку, но…
…Но… Ах, русская пословица!..
— На всякого мудреца — довольно простоты.
На шапке Кара был зайчик от направленного зеркала.
Кара злобно оскалил зубы, сорвал шапку, снял френч и завесил окно.
Скворцов сконфуженный сидел перед отражателем, в котором со всеми подробностями вырисовалась спинка хорошо сшитого френча…
Минута раздумья.
Скворцов подошел к своему гардеробу. Переоделся. Незаметно вышел из кабинета.
Ушел на черный ход. Поднялся на крышу, свесил голову и маленьким камешком прицелился в штукатура.
