– Комиссар Вальми, из префектуры, – слащаво произнес он.
Арчибальду показалось, что, несмотря на серый костюм, мольтоновую рубашку и бежевый галстук, посетитель своими манерами похож на англиканского священника. Янг обратил внимание, что изумительные туфли у него на ногах начищены до блеска.
– Чем обязан чести принимать вас у себя? – спросил он по-французски с едва заметным британским акцентом.
– Перейду прямо к делу. В двадцать шестом номере было совершено убийство. Жертвой стал Энтони Форестер. Англичанин, как и вы.
Чтобы произвести еще лучшее впечатление, Арчибальд Янг выпятил грудь.
– Вы совершаете ошибку, комиссар, я шотландец.
– Давайте не будем отвлекаться на детали. Я хочу знать, чем вы занимались. Начиная со вчерашнего вечера.
– Спал, храпел, по обыкновению, пару раз вставал, чтобы удовлетворить естественную нужду.
– Подозрительного ничего не слышали?
– Слышал и намереваюсь обратиться к дирекции с жалобой. Неоднократно громко лаяла какая-то шавка.
– Вы обратили внимание, в котором часу эта шавка заявляла о себе?
Арчибальд Янг смерил полицейского взглядом и облизал губы.
– Вы полагаете, я стану записывать в дневник причуды какой-то тявкушки?
– Это было бы очень кстати. Энтони Форестера, постояльца из 26-го номера, убили стрелой в промежутке между полуночью и восемью часами утра. А перед этим жестоко пытали.
На лице шотландца отразились первые признаки волнения.
– Надеюсь, меня вы не подозреваете. Я даже обыкновенной рогатки в руках никогда не держал.
– Я подозреваю всех без исключения, такая уж у меня работа. И был бы не против устроить вам очную ставку с рабочим кухни, который приносил завтрак в номер Форестера, ведь если верить слухам, которые распространяет персонал, еду в номер доставили не покойному, а другому человеку. Но к сожалению, этого рабочего наняли временно, он то придет, то уйдет, что несколько усложняет ход моего расследования.
– В его поведении нет ничего необычного. Если он видел злоумышленника, то теперь боится, что его тоже убьют. Это вполне нормально. Ваш рабочий сбежал, заклиная небеса сохранить ему жизнь. Что касается меня, то принесенной утром подгоревшей каши мне хватило вполне, поэтому нет никакой необходимости добавлять, что я не стал бы лезть за дополнительной порцией в номер незнакомого мне человека.
Огюстен Вальми окатил его подозрительным взглядом.
– Подобные умозаключения вас никоим образом не оправдывают, господин Жанг. Как и другие постояльцы отеля, вы обязаны оказывать моим инспекторам всяческое содействие до тех пор, пока мы не найдем убийцу, который совершил аналогичным образом уже не первое преступление.
– Янг, моя фамилия Янг. Вы же не хотите сказать, что все мои соседи обречены безвылазно здесь сидеть!
– Попрошу вас информировать нас обо всех ваших перемещениях. Где вы были этим утром?
– Пялился на витрины на Больших бульварах. Это запрещено?
– Знакомые у вас в Париже есть? Друзья, родственники?
– Если бы были, разве я стал бы останавливаться на этом захудалом постоялом дворе, где клиентов отправляют на тот свет?
– Каков род ваших занятий, господин Жанг?
– Янг, первая буква «Я». Торговля и экспорт. Специализируюсь на разнообразных безделушках, которые туристы считают необходимым дарить родственникам и знакомым либо выставлять на этажерках в виде трофеев. Здесь надеюсь приобрести ряд изящных вещиц, представляющих различные павильоны Выставки, а также миниатюрные Эйфелевы башни, пользующиеся у нас огромным успехом.
Вальми заглянул в свой блокнот.
– Вы знакомы с Уильямом Финчем?
– Нет.
– А с Мэтью Уолтером?
– For Christ’s sake[37]! Я что, должен якшаться со всеми англосаксами, шастающими на Выставке?
– Нет, только с двумя, господин Жанг. Первый – Уильям Финч, англичанин из Бристоля, такой же торговец, как и вы. Его номер примыкает к тому, где убили Форестера. Знаете, ночью, пока он спал, у него сперли штаны и бумажник. Он устроил дирекции настоящий скандал, но самое странное в том, что брюки Форестера тоже исчезли.
Арчибальд Янг умолк и с настороженным видом откинулся в кресле.
– Второй, господин Мэтью Уолтер, поселился в отеле 18 июля, въехав в тридцать шестой номер, в аккурат над комнатой покойного Форестера. Он американский турист из Массашосета – ястребиные глаза, шкиперская бородка, густые бакенбарды. Если верить служащим отеля, весьма неприятный субъект. Перед прибытием полиции сей клиент уплатил по счету и ударился в бега.
– Из Массачусетса, комиссар. А этот господин Уолтер тоже остался в одних кальсонах? Вынужден вас огорчить, у меня нет времени знаться с этими господами. Я вполне мог встречать их в обеденном зале, но не обратил на них ни малейшего внимания. А почему они вас так интересуют? Вы их в чем-то обвиняете?
– Не больше, чем остальных постояльцев и членов персонала отеля. Вопрос лишь в том, что вы признали…
– При чем здесь я? Я живу в двадцатом, в самой глубине коридора.
Комиссар Вальми не сводил с него ироничного взгляда.
– Расстояние между двадцатым и двадцать шестым можно преодолеть за какие-то полминуты, – через мгновение продолжил он безобидным тоном.
– Вы ставите меня в крайне затруднительное положение, комиссар, – выпалил Арчибальд Янг, с трудом сдерживая гнев, – я буду жаловаться на вас в мое посольство.
– Жалуйтесь, господин Жанг, жалуйтесь, но из Парижа – ни ногой, ведь здесь так много достопримечательностей! – ответил на это комиссар, слегка прикасаясь к шляпе.
Арчибальд Янг громко высморкался.
– Комиссар, вы сказали, что схожим образом было совершено еще одно убийство. Его жертва тоже жила в этом отеле?
– Нет. Это был азиат. Установить, откуда он, мы так и не смогли. Кем он был – тонкинцем, аннамитом, китайцем, корейцем, японцем, выходцем из Самоа или какой другой страны Дальнего Востока? Тайна, покрытая мраком. Желаю вам приятно насладиться видом витрин, господин Жанг, и не забудьте вечером вернуться в отель, ведь расследование только начинается, – бросил Огюстен Вальми и с такой силой одернул полы своего пиджака, что чуть не оторвал их.
Затем он удалился, не сказав больше ни слова.
Арчибальд Янг рухнул в кресло, вытащил из кармана еще один носовой платок и вытер лоб. Затем приоткрыл дверь номера, повесил на ручку табличку с надписью «Не беспокоить», повернул ключ и прошел в ванную. Там снял пиджак, расстегнул брюки, развязал тесемки, удерживавшие на груди широкие полосы из толстого мольтона и облегченно вздохнул. Прощай, большое брюхо! Терпеть этот нелепый наряд, радикально менявший его наружность, было настоящей пыткой, но игра стоила свеч: новая жизнь, новые документы, новый человек. Сначала он хотел стать Квентином Данди, но это имя не соответствовало избранному им образу. В конце концов он решил, что ожиревшему буржуа, в которого он превратился четыре недели назад, лучше всего назваться Арчибальдом Янгом. Арчибальд – в честь Арчибальда Дугласа, прославленного шотландца, жившего в XIV веке, а Янг – потому что из пятерых детей в семье он был самым младшим[38]. Запомнить – проще простого. Он склонился к зеркалу, снял с головы рыжеватый парик и засунул его в небольшой ларец. Та же участь постигла бороду, усы и брови. Три часа передышки.
Стоя нагишом под душем, он наслаждался холодной водой, струившейся по его стройному телу.
Лавка торговца вином отбрасывала на тротуар длинную дорожку света. На фоне плит мелькнула чья-то тень, и все разговоры стихли. Человек бросил на прилавок монету, засунул подмышку бутылку и вышел, не сказав ни слова.
– А он не болтлив, – заметил какой-то голодранец, навалившись на прилавок, – я его здесь никогда не видел.
– Заткнись, – пробормотал хозяин, – он темная личность.
– Так оно и есть, – подлила масла в огонь его жена. – От его вида у меня все поджилки трясутся. Видели его глаза? Хищная птица. Говорю вам: гриф, высматривающий жертву, чтобы набить ею брюхо!
Мэтью Уолтер тяжелой походкой шел по улице. Подмастерья, после трудного рабочего дня заигрывавшие с девицами, которые днем полировали украшения в ювелирных мастерских, при его приближении уступали дорогу. Какая-то проститутка, толстая как бочка, караулившая клиентов у водосточного желоба, резво перебежала дорогу.
Мэтью Уолтер завернул в глубину двора. Притаившись за грязными занавесками, матушка Мокрица, вырядившись в индийскую юбку, внимательно следила за всеми, кто шастал туда-сюда. Она бы обратила в звонкую монету даже звезды, если бы могла их схватить. Но этого человека она не продаст, ведь он очаровал ее сразу двумя вещами: во-первых, острыми железными побрякушками, постоянно болтавшимися у него на поясе, а во-вторых, щедрой платой. Временное жилье, которая она сдавала ему поденно, было поистине убогим. Мебель рассыпалась на глазах, металлическая сетка кровати ощетинилась торчавшими в разные стороны пружинами. Но Мэтью было все равно – мягко ему не доводилось спать никогда. На его левой руке красовалась татуировка: Свобода или смерть, украшенная красным драконом, эмблемой стяга его родного Уэльса.
