– И я скажу на это только одно, – подвел итог Ландезен. – Тебе надо снять дом где-нибудь по соседству с Фаберовским. Этот дом, мосье Мандрагора, понадобится нам, когда мосье Рачковский будет кончать с поляком и Гуриным.
– У меня есть один домик на примете. Пустой дом, сад которого от сада Фаберовского отделяет только кирпичная ограда. А вход с Найджент-террас.
– Это просто идеальный вариант, – сказал еврей. – Я скажу тебе даже больше: смотри, не упусти его.
– Не беспокойся, Артишок, не упущу, – заверил его француз. – Я буду употреблять там Рози, чтобы Батчелор и поляк не мешали мне.
Они забрались в вагон конки и уселись на сидение рядом с двумя молодыми дамами, оживленно беседовавшими друг с другом.
– Ну уж на этот-то раз, Эсси, они нас домой не отправят, – говорила одна. – Если этой ночью Потрошитель решиться на свои злодеяния, мы непременно его поймаем.
– Пенни, а бумажки ты взяла? – спросила у нее вторая.
– Конечно. Представляешь, я как раз писала на них «Я – Джек Потрошитель», когда отец вошел ко мне в комнату.
– Ну и что же Гилбарт?
– Я успела перевернуть их и он ничего не заметил.
– А птичий клей ты не забыла?
– У нас целая бутылка, – Пенелопа достала из муфты маленькую бутылочку с резиновой клистирной трубкой на горлышке и показала ее Эстер.
– Простите, демуазель, – обратился к ним Легран. – Неужели вы решились в столь поздний час отправиться вдвоем, без сопровождающего полицейского, в такой неподходящий для дам вашего положения район как Уайтчепл? Там живут грубые, невоспитанные люди, совершенно незнакомые с правилами учтивости по отношению к дамам.
– Да, сэр, – ответила Пенелопа. – Сегодня пятница и мы намерены положить конец страшным преступлениям Уайтчеплского убийцы.
– И как же вы хотите это сделать?
– Очень просто. Мы завлечем Потрошителя в уединенное темное место и незаметно приклеим ему на спину птичьим клеем вот такую бумажку. А потом засвистим в свисток. Он испугается и побежит, но по бумажке на спине полиция быстро найдет его.
Легран с Ландезеном глумливо переглянулись. И тут Эстер схватила Ландезена за рукав.
– Я узнала вас, – сказала она. – Мы видели вас сегодня входящим в гостиницу Клариджа с мистером Гуриным и какой-то женщиной. Что он там с ней делал?
Посмотрев на нее, Ландезен хлопнул себя по лбу:
– Бог мой, мадам, не вы ли жена доктора Смита, которую мосье Гурин имеет для каких-то шашек?
Ревность и желание узнать, что же на самом деле Артемий Иванович делал в гостинице с той особой заставили Эстер стерпеть бестактность. Вопреки желанию нагадить Владимирову Ландезен не мог преодолеть чувство мужской солидарности и не стал возводить на него поклеп.
– Тысячу раз простите, мадам, но та дама моя знакомая и просто любезно позволила нам с мосье Гуриным сесть в ее гостиной и говорить, – как это пошло и безвкусно: просто говорить! – с Гуриным за наши с ним торговые дела.
– Нам пора сходить, – напомнил еврею Легран.
Они пошли к выходу и дамы последовали за ними. На остановке обе компании расстались. Легран еще раз предупредил Эстер и Пенелопу об опасностях, которые подстерегают дам в Уайтчепле, и они с Ландезеном прямиком направились к дому Продеуса.
– Очень соблазнительные дамочки, – сказал Ландезен, когда они отошли на некоторое расстояние.
– Мы уже пришли, – сухо ответил Легран. – Твой друг живет вот здесь.
Еврей толкнул дверь и они с французом вошли внутрь.
– Вы пришли к мистеру Тамулти? – спросил стоявший на лестнице невзрачный мужчина в картузе, подозрительно разглядывая пришедших.
– Нет, мы не к Тамулти, – сказал Легран. – Мы пришли навестить мистера Продеуса. Вы не подскажете, где он проживает?
– Сейчас я позову вам миссис Куэр, – мужчина исчез и вновь объявился уже с толстой немкой.
– Вы знаете этих джентльменов? – спросил он.
– О, майн Готт! – воскликнула немка. – Я ничего не запыль. Тогда, в Дерпт… – И она заключила Ландезена в объятия. – Ты фспоминать, на берегу реки Эмбах ты гофориль такой красивые слофа. Я поферила тебе, а ты убежаль. Тфой маленький сын умер от койхустен. Ти приехаль меня забирать?
– Мне очень жаль, фрау Куэр, – в растерянности пробормотал Ландезен, – но вас я заберу в следующий раз. А сейчас мосье Продеус ждет меня, чтобы его забрать.
– Как! Потчему ты коворишь мне «фы»?! – отшатнулась немка. – Ти уже не хочешь знать меня? Майн Готт! О, как я была слепый тогда, доферив свой главный сокровище в тфои руки!
– Продеус, где ты?! – в отчаянье взвыл Ландезен.
– Ты есть хозеншиссер! Трус! – продолжала цепляться за рукав Ландезена немка. – Ты дольжен мне четыре рубли.
На лестницу выглянула кирпичная рожа бывшего околоточного надзирателя с надвинутой на глаза треуголкой, сделанной из номера «Стар», на которой вместо кокарды был крупный заголовок: «Очередное ужасное убийство».
– Убирайся, Ландезен! – закричала она страшным голосом. – Я не вернусь с тобой в Шарантон! Мои сто дней еще не кончились!
– Никакого Шарантона! – заорал Ландезен, отпихивая немку. – Его благородие господин Рачковский ждет тебя в Париже! С наградой!
– О, мой добрый унтермитер герр Продеус! – взмолилась немка. – Утарьте этот некодяй его в нос! Я запуду фаш долк!
Продеус остановился в замешательстве. Предложения, выдвигаемые обоими сторонами, были равно заманчивы. Но посулы фрау Куэр были более близки душе бывшего околоточного. Он размахнулся и послал свой кулак прямо в челюсть Ландезену, который затылком вышиб непрочную дверь в комнату хозяйки. Тогда Продеус взял еврея за шкирку и поднял в воздух.
Фрау Куэр с ужасом наблюдала, как бесчувственное тело ее бывшего возлюбленного кубарем катится по лестнице, стукаясь затылком о деревянные ступени. Ей, конечно, хотелось посмотреть, как герр Продеус поставит заносчивого еврея на место, но его появление здесь, в Уайтчепле, привнесло в ее жизнь какую-то смутную надежду, неосознанную по причине стремительности происходящего, и ей не хотелось ее лишаться. Не прошло и двух минут с того момента, как она впервые после четырехлетней разлуки встретила своего бывшего возлюбленного и вот он уже лежит со сломанной рукой у ее ног, растрепанный и бездыханный.
– Констепель! Констепель! – закричала она. – А фы что стоите? – В гневе она развернулась к молчавшему в изумлении Леграну. – Фаш друг избивайт, а фы стоите!
Легран с опаской двинулся к Продеусу, перешагнув через тело Ландезена. Сзади всхлипывала фрау Куэр. Мужчина в картузе, бывший безмолвным свидетелем произошедшего, тоже стал подниматься по лестнице, прячась за спиной француза.
– Констепель, кде же фы?! – последний раз вскрикнула немка.
В следующий момент на нее сверху свалился Легран, который был несколько легче Ландезена и потому проделал более длинный путь, избежав встречи с твердой лестницей и полом. Возникший за спиной у Продеуса констебль, скрывавшийся на случай появления Тамулти в комнате хозяйки, стукнул Продеуса дубинкой, а мужчина в картузе набросился на него спереди и, прошмыгнув под мышкой у неповоротливого русского медведя, попробовал защелкнуть у него на запястьях наручники. Стряхнув обоих, словно собак, бывший околоточный вырвался на улицу. Здесь на него набросилась толпа соседей, возглавляемых еще двумя констеблями, и попыталась повалить на землю. Силясь удержаться на ногах, Продеус схватился за фонарный столб, но под тяжестью своих противников вместе со столбом был согнут и повержен на мостовую.
Вызвали подмогу и все трое дебоширов были доставлены в участок на Леман-стрит.
– Бог мой! Да это же мистер Гранд! – воскликнул инспектор Пинхорн, узнав в Легране одного из двух детективов, доставивших полиции после двойного убийства столько неприятностей с Мэттью Пакером и виноградом во дворе клуба на Бернер-стрит. – Я еще когда говорил, что ковыряние в нашем уайтчеплском дерьме не по зубам частным детективам.
– Что мы будем с ними делать? – спросил сержант Уайт, с благоговейным страхом глядя на рычавшего Продеуса, который тщился порвать наручники.
– Этому джентльмену, по-моему, плохо, – сказал Пинхорн, носком ботинка дотронувшись до лежавшего на полу без чувств Ландезена. – К нему надо позвать доктора Филлипса. А этих двух я сейчас допрошу.
Констебли оттащили ярившегося Продеуса и безропотного Леграна в комнату для допросов и оставили их там наедине с инспектором.
– Какую гадость на этот раз вы хотели сделать полиции, мистер Гранд? – спросил француза Пинхорн. – Зачем вы явились в дом, где полицией была устроена засада, и учинили там безобразие на всю улицу? Какое дело вам до этого русского буйнопомешанного, которому место в Коулни-Хатченской психушке?
– Я ничего не хотел делать, – устало сказал Легран, проверяя целостность своих костей. – И вообще я бы хотел замять эту историю.