— Да, что так?
— Брат мой меньшой, Санька, вёз одного такого дён десять назад. Приехали, значить, пожалуйте, как договаривались, три рубля. А тот достал револьверт огромадный и говорит: "Опасаюсь, найдёт тебя муж моей полюбовницы и выпытает, где ты меня высадил. Придётся застрелить".
— И застрелил?
— Не. Постращал только: "Скажешь кому хоть слово — сразу панихиду заказывай".
— В полицию надо было…
— В полицию, — хмыкнул Калугин. — Молод ты ещё Сеня, жизни не знаешь… Санька опосля три дня животом маялся, а как поправился сразу уехал в деревню. Провались, говорит, ваша Москва пропадом.
— Сумской, поди, гусар?
Офицеры Сумского гусарского полка, квартировавшего в Хамовнических казармах, издавна славились своими безобразиями.
— Не. Вроде ахтырский — доломан у него коричневый был.
По собственному опыту Семён знал, если повезло угадать лошадь в первом заезде, то, скорее всего, угадаешь и во втором, и в третьем. Подтвердилось его наблюдение и сейчас.
Словоохотливый Василий Калугин, сев на любимого конька — обсуждение и осуждение седоков — ни как не мог угомониться:
— Самые жадные, мил человек, это немцы. Отвозил я одного такого в воскресенье на галафтевские дачи в Люблино. Сговорились за полтора рубля. Приехали значить. Добавить бы, ваш-сиясь, прошу, назад-то пустой поеду. А он мне: "Уговор дороже денег. Зато совет бесплатный дам — езжай на железнодорожную станцию, может, кто из дачников на вечерний поезд опоздал".
Уговор дороже денег… Это была любимая присказка Карлушки Гехта. Имелась у него и привычка раздавать бесплатные, ничего не стоящие советы…
— А с Коськой потолковать не успел. Он первым в ряду был — уехал с какой-то барынькой, — сокрушался Гирин. — Ладно, сейчас вернусь на Лубянку, всё из него вытяну.
— Нет, — решительно остановил его Малинин. — Познакомься с ним, приглядись, что за человек. А о "Щебневе" пока молчок.
— Правильно, — поддержал друга Лавровский. — Не исключено, Коська в этом деле человек не случайный. Свой извозчик в любом хорошем хороводе имеется. Полезешь с расспросами — вспугнёшь раньше времени. Ты, лучше, попробуй у Калугина разузнать, на какую дачу он Гехта отвёз. Скажи, что подрядили тебя завтра в Люблино ехать, а ты тех мест совсем не знаешь.
— Не беспокойтесь, Алексей Васильевич. Сделаю всё как велели, — заверил извозчик. — Только мне бы контрамарочек парочку, а то я Калугину пообещал.
Алексей дал ему несколько контрамарок на воскресные бега.
— Ну, поехал я, — сказал Гирин, поднимаясь.
А вслед за ним встал из-за стола и Малинин:
— Я в сыскное, на телеграф, потом…
Лавровский, не дослушав, перебил его:
— Извольте, друзья мои, присесть. Дел у всех много. Но это совсем не повод, чтобы толком не пообедать. Кузьма!
Тут же появился половой:
— Чего прикажите-с?
— Угостил ты нас на славу, закуски отменные, — похвалил его Алексей. — А чем покормишь?
— Рекомендовал бы бараний бок с кашей. Натуральные котлетки из телятины сегодня удались.
— Неси и то и другое, — распорядился Лавровский.
— А мне бы, что-нибудь полегче, — попросил Малинин. — Чувствую и так объелся.
— У нас новое блюдо — судак по-гречески. Думаю, вам понравится, вступил в разговор, незаметно подошедший хозяин трактира. Кивком головы, он отправил Кузьму выполнять заказ, а потом, немного помявшись, обратился к Малинину. — Сергей Сергеевич, пока будут готовить, уделите мне пару минут. Прошение в городскую управу о перестройке дома я написал. Посмотрите, всё ли там как полагается изложено.
Отказать в услуге хозяину трактира, который в дни безденежья всегда предоставлял неограниченный кредит, Малинин не мог:
— Пойдёмте, посмотрим.
Алексей достал сигару, спички. В это время возле их стола остановился человек неопределённого возраста в потрёпанном форменном сюртуке и чиновничьей фуражке.
— Ты, что, безобразишь?! — напустился он на Гирина. — Кто дозволил в неположенном месте стоять?! Почему кобылу без присмотра оставил?! Вот сейчас протокол…
— Это жеребец, — невозмутимо сказал Алексей, раскуривая сигару.
Страж порядка осёкся. Потом окинул Лавровского оценивающим взглядом. Видимо высокие сапоги, и картуз с лаковым козырьком впечатления на него не произвели — явно из приказчиков или конюхов. Поэтому начальственно рявкнул:
— Что-о-о?!
— Жеребец, говорю, а не кобыла, — Алексей с наслаждением попыхивал ароматной "гаваной". — И, кстати, милейший, вы кто такой будете? Судя по петлицам, служите по министерству финансов, а фуражка — Главного управления государственного коннозаводства.
— Грамотный очень?! Властям дерзишь? Вот сволоку тебя в участок — по-другому запоёшь. Я, Николай Михайлович Архипкин, старший делопроизводитель околоточного надзирателя, капитана Робашевского. Слыхал о таком?
— Слыхал, — Лавровскому с величайшим трудом удалось скрыть радость и изобразить испуг. Всё утро думал, как познакомиться поближе с околоточным, ничего путного в голову не приходило, и вдруг такое везенье. — Может не надо в полицию, ваше благородие? Мы люди понятливые — ну штраф там, или ещё чего…
Архипкин, хоть и был польщён, что его "благородием" титулуют, остался непреклонен:
— Нет, голубчик! Поедем к околоточному. Извозчик, может быть, штрафом и отделается. А ты, за предерзостное поведение, в арестном доме насидишься.
— Ох, беда. Да делать, видать, нечего. Поехали, — тяжело вздохнул Алексей и лукаво подмигнул Гирину.
Подбежал встревоженный Кузьма. Лавровский протянул ему двадцати пяти рублёвку и тихо, чтобы не слыхал Архипкин, сказал:
— Сдачу отдай Сергею. И передай: у нас всё в порядке, мы на рыбалку поехали, утром встретимся в беговой беседке.
Глава 13. ВЕЧЕР В СЫСКНОМ
— А где Алексей? — удивился Малинин, вернувшись к столу.
— Их с Семёном в участок забрали, — сообщил половой. — А Алексей Васильевич такой довольный, весёлый… Передай, говорит, Сергею Сергеевичу, поехали мы на рыбалку, завтра на ранней проездке увидимся. За обед он заплатил. Вот сдача-с.
Участок… рыбалка… Похоже, Алексей вышел на след полицейского офицера, связанного с мошенниками.
Поручений Аристарх Матвеевич надавал Малинину много. Выяснить в купеческой управе состоит ли в числе московских временных купцов, проживающий в Самаре Иван Васильевич Щебнев. Узнать в Якиманской части кому проданы серые лошади, выбракованные в этом году, при проведении ремонта конского состава пожарной команды. Отправить телеграммы в Ригу, Самару и Саратов… В управление Московской сыскной полиции Сергей попал только вечером. Благо, его давний приятель, регистратор стола приключений Василий Степанов имел привычку засиживаться на службе допоздна.
— Давненько не заглядывал, — обрадовался Степанов гостю. — Присаживайся, чайком побалуемся. Ручаюсь, ты такого никогда не пил.
— От Перловых? — поинтересовался Малинин, имея в виду магазин «Чайный дом Сергея Васильевича Перлова» на Мясницкой улице, славящийся на всю Россию.
— От Дмитрия Алексеевича Расторгуева. Ему через Кяхту такие редкие сорта китайского чая провозят, что и в магазины не поступают, по самым уважаемым клиентам расходятся. Заезжал он сегодня к нам в управление.
— Благодарил?
— Конечно. Кассир у него сбежал. Так мы в три дня нашли, и кассира, и кассу.
Чай оказался восхитительным — с лёгким цветочным ароматом и привкусом неведомых фруктов.
— Тебя, наверное, убийство букмекера Кумакина интересует? — спросил Степанов, наливая по второй чашке.
— Угадал.
— К сожалению, ничего определённого сказать не могу. Мы этим делом не занимаемся.
— Как не занимаетесь? На убийство, ведь, выезжал Сашка Соколов.
— Выезжал. Но потом судебный следователь Победимов решил, что пристав Змеев справится и без нашей помощи. Впрочем, ты лучше самого Соколова расспроси. Он вот-вот должен вернуться… А у нас тут на днях ещё одно любопытное дельце появилось. В какой-то мере с лошадьми связано. Может, что и подскажешь.
— Рассказывай.
— Проводили мы облаву на Солянке на хитровских огольцов…
— Важнее, чем ловить малолетнюю шпану для сыскной полиции дела нет, — усмехнулся Малинин.
— Полностью с тобой согласен, что не мы должны этим заниматься. Но сверху указание поступило. Кухарка Шестёркина с базара шла, а у неё корзину вырвали, и колечко с пальца сдёрнули.
Старшина мещанской управы и гласный Московской городской думы Иван Иванович Шестёркин отличался скандальным характером. К тому же был вхож к генерал-губернатору. Поэтому связываться с ним не любили. Неудивительно, что полиция незамедлительно приняла меры по его жалобе.
— Наловили десятка два малолеток, — продолжал свой рассказ Степанов. — Стали обыскивать, а у одного при себе три паспорта.
