Луиза выглядела совершенно спокойной. Эта накрашенная кукла не понимала того, что полиция может наложить арест на все деньги до окончания служебного расследования.
– Попробуйте задержать их минут на десять, – холодным тоном произнес Гассман, стараясь не смотреть на Луизу.
Длинные ресницы девушки затрепетали, и она спросила:
– Мы делаем что-то противозаконное?
Управляющий попытался улыбнуться, хотя чувствовал, что лицевой нерв стягивает неприятная судорога.
– Ну, что вы, фройляйн, – энергично возразил он, – мы с вами образец законопослушности.
Правый уголок рта поднялся на середину щеки, сделав улыбку асимметричной. Повернувшись к слуге, банкир строго сказал:
– Чего стоишь, Фредерик? Разве я неясно выразился?
– Слушаюсь, господин управляющий! – с готовностью отозвался слуга и тотчас вышел за дверь.
– Ну, что вы сидите? Складывайте деньги! – прикрикнул Эберхард на девушку, сбрасывая мешки в сундук. – Если полиция спросит, что мы здесь делаем, вы скажете, что вы моя любовница.
– Как вы со мной разговариваете?!
– Послушайте, уважаемая Луиза, у нас нет времени на какие-то препирательства. Если я перед вами виновен, то готов поклониться хоть в ноги… Но позже! А сейчас нам нужно сложить все деньги, иначе мы с вами останемся без гроша!
– Что вы такое говорите? – ахнула Луиза.
– То, что мы сейчас делаем, не вполне законно.
В коридоре послышалась уверенная поступь нескольких пар ног.
– Но ведь вы только что сказали…
– Господа полицейские, сюда нельзя! – раздавался взволнованный голос Фредерика. – Господин управляющий проводит очень важное совещание!
– Ах, вот как, – прозвучал саркастический голос. – Тогда почему же он не проводит его в своем банке?
Управляющий побелел, на минуту превратившись в статую. Мешочек с деньгами неожиданно выскользнул из его рук и зловеще брякнул об пол. Из раскрытой горловины выкатилась монетка и, описав полукруг, закатилась в угол, где и успокоилась.
– Не все совещания можно проводить в банке, – нашелся Фредерик.
– Что за чушь вы несете? – прозвучали строгие интонации. – Немедленно отойдите от двери, если не хотите, чтобы мы препроводили вас в полицейский участок.
Дверь распахнулась, и на пороге предстал молодой человек лет тридцати пяти в форме начальника полицейского участка, с короткой ухоженной бородкой. Из-за его спины вышли еще двое полицейских и заняли места по обе стороны от начальства – оба кряжистые, небольшого росточка, с тяжелой поступью, какая зачастую встречается у людей невысоких.
– Господин Гассман? – сурово спросил начальник участка.
– Он самый… Простите, с кем имею честь, так сказать, общаться…
– Начальник четырнадцатого полицейского участка Фишер. Позвольте узнать, чем вы здесь занимаетесь? И что это за деньги? Почему они не в банке? – спрашивал полицейский, не давая банкиру опомнится.
Управляющий понемногу приходил в себя; бледность ушла, вернув лицу прежний цвет. Улыбнувшись полицейскому, как старому знакомому, отвечал:
– Дело в том, что возникла необходимость пересчитать наличность, вот мы и решили этим заняться.
– Ах, вот оно что… – Начальник полиции подошел к столу, на котором лежали мешки с неубранными деньгами. Подняв один из них, он покачал его в руке, как бы пробуя на вес, мотнул головой, давая понять, что содержимое его впечатлило, а потом продолжил: – Господин управляющий, а вам разве не известно о том, что заниматься обменом могут только шесть аккредитованных банков?
– Прекрасно осведомлен, господин Фишер. Имперский банк как раз входит в их число, – широко улыбнулся Гассман.
– Но обмен должен осуществляться в стенах банка, и никак не частным образом. В противном случае такие действия считаются преступлением. А может, вы решили скрыть от объединенной Германии налоги? И это в то самое время, когда она особенно нуждается в деньгах!
– Вы меня не так поняли, господин полицейский, – льстивым тоном заговорил управляющий. – Я не пытался скрывать налоги… тем более в свою пользу. Просто у нас – так же, как и в полиции, – имеются свои служебные тайны, о которых мы не вправе распространяться…
– Ах, вот оно что, – понимающе протянул начальник полиции, – тогда это меняет дело. В нынешнее время, куда ни посмотришь, всюду секреты, тайны…
– Разрешите продолжить?.. Эту операцию нам нужно провести в кратчайшие сроки, именно для этих целей руководство банка подобрало подходящую квартиру.
– Все это весьма интересно, но сначала я должен отвезти все эти деньги в полицейский участок.
– Что?! – невольно выдохнул Гассман.
– Ничего не поделаешь, таков порядок. Только после того, как будет проведено расследование, вы можете забрать свои деньги.
– Как долго может тянуться следствие?
– Полагаю, что не меньше месяца.
– Боже мой! – управляющий схватился за голову. – Здесь только казначейских билетов на сумму около двух миллионов марок! Вы их тоже хотите забрать с собой?
– Разумеется, таков порядок. – Повернувшись к дюжим полицейским, Фишер распорядился: – Ну, чего вы встали? Взялись за сундук и тащите в полицейскую карету!
– Мы поедем с вами, – решительно произнес управляющий.
– Боюсь, что это невозможно. Вы забываете, что это полицейская карета, а не наемный экипаж.
– И что же нам делать?
– Я бы на вашем месте поехал в четырнадцатый полицейский участок. Сейчас туда как раз должен прибыть начальник полиции Рейха господин Вольф. Возможно, что вам удастся убедить его в своей правоте, и он выдаст вам деньги раньше положенного срока.
Полицейские, взявшись за сундук и сгибаясь под его тяжестью, поволокли его к выходу. Управляющий застыл в нерешительности.
– Чего вы встали? – поторопила Луиза. – Быстрее едем в четырнадцатое отделение!
– Вы правы. – Надев цилиндр, Гассман скорым шагом вышел из комнаты. А следом за ним, стуча каблучками, заторопилась Луиза.
У парадного входа стояла полицейская карета, на козлах которой восседал извозчик в сюртуке и с длинной русой бородой. Управляющему показалось, что он уже где-то встречал эти бесноватые глаза. Напрягая память, Эберхард пытался вспомнить, смутно осознавая, что увиденное связано с некоторой опасностью, но в этот момент парадная дверь приоткрылась и из нее, кряхтя, вышли полицейские. Управляющий невольно скрипнул зубами. Дав себе слово не оглядываться, он бодро зашагал к своему экипажу, стоявшему неподалеку, и, распахнув дверь, плюхнулся в кожаное кресло.
– Поехали, черт бы тебя побрал! – распорядился Гассман, и экипаж, тронувшись, тяжело покатил по брусчатке.
В углу комнаты, небрежно сваленные, лежали грудой небольшие разноцветные мешочки. Один из них был слегка надорван, из него просыпалось несколько монет. Наклонившись, Гельмут Вольф поднял с пола затертый кругляш – видно, оброненный в спешке, – повертел его в ладони. На первый взгляд обыкновенный союзный талер, постепенно выводящийся из обращения после объединения Германии. Единственное, что отличало его от настоящей монеты, так это отсутствие рисок на ободке. Поговаривают, что именно Ньютон предложил королю делать на монетах подобные насечки, чтобы отличить настоящие монеты от фальшивых. В какой-то степени это был самый настоящий подарок королю и значительный удар по всем фальшивомонетчикам. Нанесение боковых рисок – весьма деликатный и трудоемкий процесс, требующий значительного профессионализма и специального оборудования, которое королевский монетный двор держал в строжайшем секрете. Так что несколько последующих десятилетий английские короли чеканили свои монеты без боязни, что их осмелится кто-то подделать. А вскоре этот опыт переняли остальные королевские дворы Европы. Прошло немало времени, прежде чем фальшивомонетчики научились производить риски на ободке. Но их насечки были не столь частыми, как у настоящих монет, а зачастую и вовсе выглядели кривыми. Так что фальшивые монеты легко можно было отличить от настоящих. Однако на этом экземпляре риски были частыми, как и подобает, и при этом идеально ровные, из чего можно было заключить, что над деньгами поработал настоящий мастер. Единственное, что отличало эту монету от настоящей, так это чуть меньший вес и светлая поверхность, не характерная для серебра.
Положив фальшивую монету на стол, начальник полиции поднял небольшой мешочек. Внутри глухо звякнуло. Так могут звенеть только монеты. Высыпав на стол деньги из мешка, Вольф разровнял их рукой и принялся тщательно разглядывать. Большинство монет были совершенно гладкими, безо всяких рисунков, представляя всего-то заготовки. Единственное, что их роднило, – насечки на ободках, выполненные безупречно.
