медицинской сестры, переписку они ведут с семьями, регулярно читают газеты и даже книжки. Их комфорту сам завидую. Гляньте на мою рубаху, взмок десяток раз, а они сухонькие да гладенькие. Что им? Сиди да покуривай. Мы им даже стрижку бесплатную организовали ради санитарии. Все удобства!
Херувимчик встал, чтобы подать чай, так как со снедью было покончено, и, глядя на мокрые пятна пота, проступившего на рубашках обоих, деликатно посочувствовал:
— А что же вы не телефонировали, голубчик? Добираться к нам — путь неблизкий. Директор выслал бы в город катерок, доставили бы вас с речной прохладой.
— Обходимся своими двоими, — кивнул, не унывая, Тарас на пыльные сапоги. — Боюсь я воды с детства, а ехать надо. Прикатили мы к вам как раз по случаю того уголовного дела, о котором только что заговорили.
— Интересно? — замер Херувимчик и заспешил разливать чай по чашкам гостей.
— Отправил меня к вам товарищ Кудлаткин, чтобы выразить благодарность за услуги, которые оказывали нам не единожды и никогда не подводили, — дуя на кипяток, торжественно объявил Тарас.
— Ну что там… — Херувимчик засмущался для видимости и даже, привстав, поклонился. — Всегда готовы государственным органам помогать.
— Сам собирался прибыть по такому случаю, чтобы вручить пригласительные билеты в Зимний театр, где будет проходить торжество.
Инженер с недоумением поднял глаза на Тараса.
— Неужели не слышали?
— Не терзайте душу, товарищ Приходько!
— Билеты вручить для участия в судебном разбирательстве уголовного дела проклятых взяточников — недобитых прихлебателей буржуазии! — ещё торжественнее завершил Тарас. — Не все, не все, скажу я вам, дорогой Василий Карпович, удостоились такой чести. Зал в театре небольшой, придётся вам выделить столяров, чтобы его реставрировать да подвести под требуемые мерки. Стол председателю суда и его помощникам соорудить и водрузить на сцену, транспаранты укрепить, места для прокуроров обустроить, ну и надёжно оградить главных действующих лиц — подсудимых. Будет их не двести, а сто двадцать девять человек всего плюс охрана. Разместим их, конечно, в партере… — Приходько почесал затылок, подул на чай, отпил, промочив горло, и закончил: — В общем, задачка, Василий Карпович, серьёзная и важная, но осуществимая. Ваши ребятки прекрасно себя зарекомендовали в прошлые разы, особенно плотники и столяры из бригады этого?.. Как его?..
— Мастера Барышева, — подсказал инженер.
— Запомнился мне молодой его помощник… темноволосый красавчик!.. Фамилию вот забыл, к стыду своему.
— Павел Илларионович со столярного цеха.
— Точно! Пашка! Этот справится, вы его бригаду поставьте.
— Барышев — хорош! А Павел у него квартиру снимает с молодой женой. Фамилия на языке вертится, а вспомнить не могу.
— Вот и здорово! Праздником для них станет пребывание в театре, да ещё на суде! — Тарас привстал, выбрал из папки один из нескольких пакетов и торжественно вручил инженеру. — Где б ещё удалось увидать счастливчикам настоящий суд на театральной сцене!
Привстал и Херувимчик, принимая дрожащими руками пакет и заметно волнуясь.
— Выделяются билеты лучшим представителям вашего завода, зарекомендовавшим, так сказать, себя на трудовом фронте!
— Будет неукоснительно исполнено, — обнял Херувимчик Приходько как невиданную миссию. — Распределим персонально только среди самых достойных.
— Товарищ Кудлаткин передал, чтобы не забыли про тех, кого он называл, — подмигнул Тарас. — А то растащат по своим.
— Нет, нет.
— Значит, женился Павлушка?
— Давно уже.
— Хороша жена-то?
— Беленькая. Из Кирсанова, говорят, привёз.
— Далеко ездил искать.
— А Барышев сам оттуда. Он их и свёл.
— Ну, привет ему. С женой пусть и заявляются.
— Вряд ли они решатся. Жинка у Павла Илларионовича беременная, первенца ждут. Как бы не раздавили в толчее.
— Опасности никакой! — успокоил Тарас. — Места вам выделены на верхнем ярусе балкона. Там давки нет. К тому же сверху весь суд и всех арестантов увидят! Я в партере буду, так что увидимся.
— Это на сколько же здесь человек выделено? — словно опомнившись, начал было открывать пакет смекалистый Херувимчик. — Нашему заводу выпала честь выдвинуть народного заседателя на этот процесс, рабочего Ускова. Ох, и зубастый мужик! Достанется от него недобитым врагам социализма!
— Усков с представителями других заводов, с председателем суда товарищем Азеевым на сцене восседать будут! Им правосудие вершить, — хвастал познаниями Тарас. — Дождался народ, собственными руками придушим нэпманскую гидру. А вам сверху на всё это глазеть посчастливилось.
Херувимчик слегка поморщился, осторожно поглядывая на второго гостя, шепнул на ухо Приходько:
— Всё хорошо, только наш Усков и его коллеги из рабочих, извиняюсь, в законах разбираются как я в самолётах…
— Не обращайте внимания на Тихона! — захохотал Тарас, приметив подозрительное смущение инженера, и погладил приятеля по макушке. — Свой парень в доску! Он меня подменит скоро, так как товарищ Кудлаткин перебрасывает мою персону на высшую должность. Это ваше первое знакомство, теперь его выручайте, если с какой закавыкой прибежит. Он у нас тоже партиец крепкий!
— Очень рад, — учтиво поклонился Херувимчик.
— А насчёт судей из народа, Василий Карпович, ты шибко заблуждаешься, — продолжал Тарас. — Я тебе по этому поводу вот что скажу. Незнание закона для них ерунда, классовое чутьё подскажет, как судить. Учил Ильич, что кухарка государством управлять сможет? Вот и пришло время. Я вон монашком бегал, а кем стал?
— На днях чистку прошёл, — вдруг ни с того ни с сего тоже похвастал Херувимчик, — правда, сделали замечание насчёт моей Эллочки, критиковали, что нарядами увлекается, но я её в швейную мастерскую определю. Будет главной по моде, это как раз ей подходит.
— Вот! — обласкал его взглядом Приходько. — Мы, партийцы, кого хошь перекуём в свою веру. И твою жинку тоже. А судьям нашим, чтобы не заморачивались попусту ерундой, прокуроры подскажут. Их на процессе достаточно будет. Мобилизовали местных троих, Берздин из Саратова прикатит, да из столицы ожидают помощника верховного прокурора. Навалится эта рать на поганую компанию вместе с их защитниками и рта не дадут открыть, не то чтобы оправдаться.
— Это что ж такое! И адвокаты будут?
— А как же! Закон есть закон. Кстати, некоторые из самой Москвы прикатили и здесь проживать устроились в ожидании поживы. Знатная стая съезжается, товарищ Кудлаткин называл фамилии Комодова, Аствацурова да ещё какого-то Оцупа, тот, говорят, известный стихоплёт.
— Поэт, — поправил Херувимчик, — сатирик, кажется, авангардист.
— Сатириков у нас хватает. Тут трагедия развернётся. Чую я.
— Газеты читаем, — похвастал Херувимчик. — В пух и прах разносят отщепенцев!
— Народ не позволит смягчить вину вражеским агентам, — подхватил Тарас. — Что ни номер: «Позор и проклятие предателям рабочего класса!», «Пустить в расход всех вредителей!..». И это ещё суд не начался! А начнётся процесс, замаршируют под музыку десятки, сотни колонн демонстрантов с такими же лозунгами и транспарантами! Задавим гидру в Зимнем театре, не дадим живыми выбраться!
— Я вот
