Родион Георгиевич запахнул разбежавшиеся полы халата и, сидя в кресле, продолжал напряженно размышлять о неприятном звонке.
За семь лет, проведенных в Департаменте полиции, он хорошо усвоил неписаные правила служебного церемониала. Они гласили только одно: кто главней, тот и прав. И не важно, это прямой твой начальник или просто начальник. Разумному чиновнику следует не спрашивать: «С какой стати я должен выполнять указания чужого начальника?» — а быстренько бежать и делать, что велели. И при этом стараться заработать особое расположение и благосклонность высших лиц.
Так же следовало поступить в отношении приказа Макарова.
Хотя сыскная полиция напрямую не подчинялась Особому отделу, власть и возможности их были несоизмеримы. Принадлежа одному ведомству — Министерству внутренних дел — и даже одному Департаменту полиции, сыск и Особый отдел в неписаной табели о рангах располагались на противоположных полюсах.
Особый отдел, безусловно, царил на вершине властной пирамиды. Он был мозгом и сердцем всего министерства потому, что занимался политическим сыском, то есть самыми серьезными преступлениями против государственного строя.
А сыскная полиция терялась среди «мелких сошек» полицейского резерва, тюремной части, речной полиции, Медицинского управления и пожарной команды. Так что кто кому и почему может отдавать приказы, даже в самой дружелюбной форме, у сыщика сомнений не возникало.
В тридцать лет занимая должность чиновника особых поручений, коллежский советник Ванзаров хотел, чтобы его карьера развивалась и дальше. Он честно мечтал выйти в отставку году эдак в 1935-м, с орденом не меньше «Белого орла» и чином не ниже тайного советника. Прозвучавшая просьба заведующего Особым отделом не сулила никаких выгод и, более того, могла поставить жирный крест на всей карьере.
Если сыщик не найдет девицу, скорее всего придется писать прошение об отставке, так как он не справился с важным поручением. И его непосредственный начальник сыскной полиции будет бессилен. А если Ванзаров поймает убийцу особиста, то станет нежелательным для Особого отдела носителем информации. Со всеми вытекающими последствиями.
Родиону Георгиевичу особенно не понравилось, что Макаров прямо указал на связь этой дамы с профессором Серебряковым. А если она имеет прямое отношение к убийству Ланге? Как быть?
В конце концов, Ванзаров решил не подписывать себе приговор раньше времени. Уж сколько раз его толкали в служебные капканы! Уж сколько раз милые люди в партикулярном платье и военном мундире хотели съесть его живьем или хотя бы подставить под отставку! Однако многих уже нет на службе, одни пишут мемуары в своих особняках, другие скучно пьют водичку на швейцарских курортах. А Ванзаров, хоть и проживает на казенной квартире, но решительно продвигается вперед, служа отечеству.
Выкрутится и в этот раз!
Еще не дойдя до столовой, Ванзаров услышал звонок входной двери.
6
Извозчик Аким Данкин проводил тоскливым взглядом могучую спину пристава до двери полицейского участка и в сердцах хлестнул лошаденку. В это раннее время возница решил попытать счастья на стрелке Васильевского острова рядом с Биржей.
Старенькая пролетка, скрипя колесами, развернулась. Но не успел Аким протянуть свое: «Но-о, погибель, шевелись!» — как вдруг ему наперерез бросилась барышня.
— Ты что, шалая, сдурела? — перепугался Аким. Не хватало еще пешехода сбить. Тогда конец. Патент отнимут, и пойдет по миру.
Данкин зло щелкнул кнутом. Но барышня уже вцепилась в облучок.
— Я вам хорошо заплачу! — сказала она спокойным грудным голосом и показала синенькую бумажку.
— Прошу, мадам! — вежливо крякнул Данкин.
Барышня ловко вскочила в пролетку.
— Кого вы привезли в участок? — спросила она, понизив голос.
— Да кто ж его знает! Пристав подобрал на льду пьяного, а городовой его все «самоваром» называл! А господин ентот всю дорогу кричал безобразия разные.
— Он был живой?!
— Да уж не мертвый! Пристав с городового шинель снял и завернул, как младенца!
Дама уселась на холодное кожаное сиденье, прикрылась одеялом и назвала адрес недалеко на Васильевском острове.
Данкин повернулся на облучке и с любопытством глянул на пассажирку.
— Прощения просим, а не вас ли сегодня утром возил? — кашлянул он, приглядевшись.
Барышня не ответила.
Аким щелкнул кнутом и крикнул во все горло:
— Но-о, погибель! Шевелись!
Пролетка дрогнула и стала набирать ход.
Повернув голову, дама глянула в сторону участка, отвернулась и опустила на лицо вуаль.
7
Опережая Глафиру, Родион Георгиевич сам бросился открывать входную дверь. На лестничной площадке никого не было. Но на коврике у порога лежал белый конверт. Сыщик поднял безымянное послание. По лестнице гулко улетало эхо быстрых шагов. За спиной недовольно ворчала кухарка.
Ванзаров вскрыл конверт за письменным столом. Первым делом из него выпала маленькая фотокарточка. Мадемуазель в платье с глухим воротничком и без всяких украшений, высоко подняв подбородок, смотрела вдаль ясными и чистыми глазами.
Это была она!
Та, которая снялась с профессором. И возможно, именно с ней столкнулся сыщик в ресторане «Медведь». Филеры Курочкина назвали ее Рыжей. Значит, Рыжая убила сотрудника Особого отдела вязальными спицами! Да, оказывается, такая женщина способна на многое.
Ванзаров выудил из конверта листочек, исписанный мелким почерком статского советника Макарова. Сопроводительная записка сообщала, что девушку на фотографии зовут Надежда Петровна Уварова. Она училась на Бестужевских курсах и проживала в Коломенской части на Садовой улице в доме №**. В конце Макаров приписал, что барышня состояла меньше двух месяцев агентом Особого отдела. Офицер, которого она убила, придумал ей красивую кличку — Диана.
Сыщик опять почувствовал холодок тревоги.
Родион Георгиевич спрятал фотокарточку с запиской в ящик стола и запер его на ключ. Он не мог поручиться, что любопытство Глафиры уже не добралось до его служебных дел.
В столовой начинался обычный утренний переполох. Близняшки Оля и Леля боролись за сахарное яблочко в хрустальной вазочке, пропуская мимо розовых ушек суровые замечания Софьи Петровны.
— Родион Георгиевич, обратите внимание на дочерей! Они пренебрегают хорошими манерами! — Софья Петровна строго посмотрела на мужа.
— Папа, она первая начала! — закричали хором малышки.
Ванзаров напустил на себя показную строгость и погрозил пальцем.
— Вот, я за вас возьмусь! — весело пообещал он, усаживаясь на свое место.
— Боже мой, чего я хочу от детей, когда отец выходит к чаю в халате! — Софья Петровна трагически всплеснула руками.
— Но, Софьюшка, я не успел, телефонировали…
В этот момент, как назло, из гостиной опять ударили резкие трели телефонного аппарата.
От неожиданности Ванзаров вздрогнул и пролил чай.
— Да что же такое? Это дом или приемное место! — крикнула разгневанная Софья Петровна и бросила чайную ложечку.
Дочки мгновенно притихли.
— Софьюшка, честное слово, не виноват… — пробормотал коллежский советник.
Из гостиной вернулась Глафира.
— К ящику опять вас кличут, — буркнула она Ванзарову.
8
Джуранский переступил порог участка и сразу услышал истошный вопль. Ротмистр невольно замер.
— Это кто? — спросил он.
Городовой Романов, греясь у печки после законной рюмки, услужливо доложил:
— «Самовар» дурит, вашбродь!
— Это кто же такой самовар в участок приволок?
— Господин пристав, кто ж еще…
— Да?… Романов, а чего ты шинель к печке прижимаешь?
— Все «Самовар». Пока его везли, намочил, окаянный…
— А где вы этот самовар нашли? — не понял ротмистр.
— На Неве, у проруби.
— Пойти полюбопытствовать что ли? — пробормотал Мечислав Николаевич.
В это утро он оказался во Втором участке случайно. Кроме дела Ланге ротмистр занимался еще и рядовыми делами. Так, в конце прошедшего года на хозяйку большой квартиры по Третьей линии, 28, вдову Семову, было совершено дерзкое нападение. Неизвестные злоумышленники средь бела дня взломали крепкую входную дверь и вынесли золотых и серебряных вещей на тысячу восемьсот рублей, а процентных бумаг и денег на четыре тысячи триста рублей. Наглых грабителей искали с декабря. Джуранский собирался дать приказ околоточным проверить, не появился ли на участке новый скупщик краденого.
Вопль, между тем, повторился. Мечислав Николаевич поморщился. Пристав Второго участка — известный любитель пускать в ход кулаки без всякого повода. Как бы не переусердствовал.
— А где Щипачев с ним работает? В арестантской?
