– Её папаша глаза лечит, – сказал Витя. – Даже операции делает. Анька с моей сестрой старшей дружит, так я слышал, она рассказывала, что он учился у какого-то знаменитого профессора… Гришина, что ли?
– Гиршмана, – понял Володя.
У него дома не раз упоминали о профессоре Леопольде Гиршмане, дед так даже знал этого врача.
– Точно, как ты сказал, – согласился парнишка. – А этому Гюнтеру на стройке что-то в глаз попало, его и направили в больницу, к Анькиному отцу. А после он стал к ним домой ходить, сначала к доктору, а потом уже и к ней, Анюте. Может даже они поженятся, Тоська моя так точно думает, что поженятся.
Скоро Володя увидел и этого Гюнтера. Ну да, симпатичный, и, конечно, если в Германии с фашистами сражался, в подполье был – можно в такого влюбиться. Да и влюблена девушка в него была – что ж тут не понять! Они шли через двор, немец держал Аню за руку, улыбался и говорил что-то, склоняясь к ней. А она так заливисто смеялась и прямо глаз от него не отрывала… У Володи сердце словно иголками кололо, он понял, что завидует, и сам себе приказал: «Глупости! Это ни к чему». Он для неё – совсем незнакомый мальчишка. А этот человек пусть и сильно старше, но отважный борец, и в тюрьме гитлеровской, может, сидел, и в боях участвовал…
Ребята во дворе сказали, что Аня и её семья скоро переедут. Тот же Витя объяснил – он лучше всех был осведомлен через свою сестру:
– На тракторном заводе новую поликлинику открыли, и Анькиному отцу предложили там быть заведующим по глазным болезням. Чем плохо? Здесь они живут в коммуналке, с двумя соседями, а там получили отдельную квартиру, двухкомнатную, в новом доме! На днях будут переезжать.
Скоро и дежурство-слежка троицы друзей тоже должно было закончиться. Подходило время Сергею уезжать в поход по Кавказу, Мишку тоже родители собирались отправить к родственникам в деревню. Ещё неделя – и надо будет рассказать отцу обо всём: о случайной находке тротиловых шашек, о своей слежке… Володя даже поёжился: ох и влетит ему от отца за эту «тайну»! Если, конечно, не произойдёт что-нибудь неожиданное за оставшиеся дни. Выследить бы гадов-диверсантов, привести бы УГРО прямо в их логово!
Но мечты оставались мечтами, дни шли, ничего не происходило. Вот только переезд семьи врача Потапова – Аниной семьи, – он дождался. Как раз пришёл на своё «дежурство», а минут через двадцать во двор въехал грузовик. Оказывается, это Гюнтер постарался. Из многих квартир повыходили люди – как же, такое событие! Ребята тоже сновали между взрослыми, и Володя слышал все разговоры. Из них узнал, что немец руководит большой стройкой, вот и договорился о грузовике, да ещё трёх грузчиков из своих строителей взял в помощь. Сам Гюнтер прикатил следом на легковой машине и стал всем распоряжаться. Сразу пошла работа: грузчики стали выносить мебель, упакованные в ящики и мешки вещи. Мальчишки тоже хотели помогать, но Гюнтер весело сказал:
– В Советском Союзе эксплуатация детского труда запрещена!
– Мы же просто так, нам самим интересно!
И всё же Гюнтер не разрешил.
– Нет, мальчики. Тяжёлые вещи носить по этажам не надо. Есть кому. Хотите помогать – укладывайте в кузов лёгкое. Стулья, одежду, бельё…
«Хорошо он говорит по-русски», – с уважением подумал Володя.
Он запрыгнул в кузов и стал принимать не тяжёлую мебель, мешки с вещами. Машина быстро наполнялась, стало уже тесно. Тут грузчики стали носить брезентовые тяжёлые мешки и прогнали мальчиков из кузова. Они сами укладывали их у левого борта.
– Это книги, – сказал Володе Витя уважительно. – Моя сеструха помогала Аньке их упаковывать. Говорит, такая большая библиотека у Потаповых, уйма книг! И всяких научных, и классика, и приключения. Ну и тяжёлые же они!
Грузчики как раз затягивали в кузов очередной мешок – книги выносили последними. Сделали всё быстро, и часа не прошло. Гюнтер посадил Аню и её родителей в легковую машину, Володя, крутившийся поблизости, слышал, как он сказал Потапову:
– Не беспокойтесь, Пётр Степанович, шофёр и грузчики знают адрес, куда везти. А мы поедем вперёд.
И укатили. Двор как-то сразу опустел. Соседи ещё пообсуждали событие, но постепенно разошлись. Володя, пользуясь общей кутерьмой, проскользнул в подъезд, спустился в подвал, убедился, что на знакомой ему двери висит замок. Успокоенный, вернулся к мальчишкам играть в теннис.
Вскоре во дворе появился Миша – пришёл сменить друга. Но Володя не стал так сразу, демонстративно, уходить. Никто из ребят, конечно, ничего такого не замечал, не обращал внимание, но Володя всегда помнил: тут могут быть другие глаза и уши – более зоркие и чуткие. Потому он ещё немного посидел в беседке: кто-то вынес доску и шашки, и мальчишки сыграли сначала простую партию, а потом – в «Чапаева». Только после этого сказал:
– Побегу домой, ждут обедать.
– Передай моим, – Миша отдал ему сетку с пакетом сахара и хлебным батоном. – Наказали купить, но я возвращаться не стал, знал, что ты пойдёшь домой. Вот, и сдачу…
Володя шёл к себе и думал: как хорошо, всё-таки, что они с Мишкой живут в одном доме. Он знал, что особняк на улице Артёма принадлежал когда-то только одной их семье. Дедушке и бабушке, и их детям – троим. Всего-то пять человек – и такой огромный домина! Сейчас совершенно спокойно три семьи там разместились, и всем места хватает! Об этом заговорил и с бабушкой, когда та налила в тарелки ему и себе борща, и они сели за стол. В их семье не придерживались правила «Когда я ем, я глух и нем», наоборот – многое обсуждали именно за столом, во время обеда и, чаще, ужина. Вот Володя и сказал:
– Бабуля, это же хорошо, что у нас есть соседи? И Журины, и Бушуевы? Разве нам тесно в нашей квартире? Совсем ни к чему нам весь такой дворец! И так всего хватает!
Он уверенно кивнул головой, подтверждая свои слова. И Людмила Илларионовна тоже кивнула, соглашаясь. Она знала, чем надо дорожить в жизни. Она знала цену настоящим потерям. Не вернуть погибшего сына Сашеньку, но не умирает память о нём. Не увидеть ей больше младшую дочь Катюшу, но её малышка – а она всегда про себя так называла Катю, – живёт счастливо. А с ними – Митенька, их опора и любимый старший сын. Да, формально – он племянник Викентию. Но с восьми лет живёт в семье Петрусенко как сын. Именно тогда, малышом, Митя остался сиротой. Его мать и отец трагически погибли, одновременно: в Крыму, при строительстве дороги через Байдарский перевал, сошла лавина, снеся с земли посёлок строителей. А Митин отец, инженер-дорожник, возглавлял там работы, и к нему как раз приехала жена – Митина мать, младшая сестра Викентия… Свою, родившуюся после этих событий дочь, они назвали в честь Митиной мамы – Екатериной. А уже сам Митя своего сына назвал именем погибшего отца – Владимиром. Вот этого самого мальчишку, Володю – внука любимого и дорогого…
Положив подбородок на сцепленные ладони, Людмила Илларионовна смотрела на мальчика, энергично работающего вилкой уже над тарелкой с жареной картошкой. Высокий, стройный и крепкий, он выглядел старше своих лет. Очень похож на отца: твёрдые, чёткие черты лица, смугло-матовая кожа, волосы тёмные, густые и слегка волнистые. А вот глаза Леночкины – прозрачно-серые, под тёмными бровями и такими же тёмными ресницами… «Красавчик» – думала о внуке бабушка, но не дай Бог, никогда б не сказала ему такого вслух!
Да, она знала, чем дорожит в этой жизни и что есть истинные ценности. А особняк… Что ж, теперь в нём живут и другие люди – хорошие люди, и ребята, друзья внука. Людмила Илларионовна чуть улыбнулась: надо же, она слегка подзабыла, каким их дом был раньше! Нет, нет, помнит, конечно… Парадный вход с улицы начинался большой прихожей, из неё все входили в залу-гостиную. Оттуда коридор разветвлялся, вёл в кабинет Викентия Павловича и спальную комнату. И прямо – в столовую, такую же обширную, как гостиная. Здесь была лестница на второй этаж, к трём детским комнатам-спальням. И в ещё одну прихожую, поменьше, из которой был выход на веранду и заднее крыльцо. По этому крыльцу можно было спуститься в маленький садик за оградой – их собственный садик со скамейкой под фонарём, двумя дорожками… Что ж, их семье не на что жаловаться. Им оставили совсем неплохую часть особняка. Главное – свой отдельный вход, именно этот вход со двора, из бывшего садика. Две другие семьи пользуются общим входом, общей ванной и общей кухней: эти службы как раз пришлись на их половину. Они же, Петрусенко-Кандауровы, – переделали веранду под кухню, большую часть прихожей – под ванную комнату. Столовая стала жилой комнатой для Викентия Павловича и Людмилы Илларионовны. Хорошо, что столовая такая большая, в два окна. Вот они и отгородили часть у одного окна фанерной перегородкой – там стоит кровать, столик, стул и тумбочка для Володи. А единственная доставшаяся им комната второго этажа стала спальней Дмитрия и Елены… Очень даже не плохо. Как говорит внук – всего всем хватает.
