Родион Георгиевич терпеливо нес свой крест, надеясь, что когда-нибудь Софью Петровну заберет или раскаявшийся муж, или хоть какое-нибудь лихо. Сил сыскной полиции не хватало, чтобы справиться с несчастной женщиной.
В это утро Ванзарову особенно хотелось поспать, затягивая сладкую истому. Он никак не мог оторваться от подушки. В самый тонкий миг, когда сновидения и явь еще не разошлись окончательно, в дверь безжалостно забарабанили. Ванзаров приоткрыл глаз: на часах половина восьмого. Бессовестно рано. На такое безобразие способно только одно существо.
— Чего вам? — крикнул он.
— Вставай, ваше благородство, — ответил ворчливый голос.
Конечно, Глафира! Этот диктатор и сатрап в облике кухарки, наглая баба, бессовестная старуха, исчадие кухни… Ванзаров мог обличать няньку как угодно, все равно ей прощалось и гнусное бурчание, и все грехи, вплоть до утаивания сдачи. Глафира вела себя беспардонно, но бороться с ней не было никакой возможности: Софья Петровна обожала кормилицу.
— Что такое? Что вам надо?
— Мне ничего не надо, а тебя спрашивают.
— Кто пришел в такой час?
— Никто не пришел. По ящику тебя просят.
— Глафира, сколько раз вам повторять: не ящик, а телефонный аппарат. Вы служите в приличном доме. Повторите…
— Парат…
— Благодарю.
— Так к ящику подходить будешь аль сказать, что будить не велел?
— Скажите: сейчас буду.
Нет большей муки, чем проснуться на пять минут раньше положенного срока. Кое-как отыскав шлепанцы и дрожа утренним ознобом, разбуженный и недовольный Ванзаров натянул байковый халат.
Телефон в квартиру провели около года назад. Массивный скворечник фирмы «Эриксон и К°», покрытый ореховым лаком, висел в гостиной. Приставив к уху слуховой рожок, Ванзаров строго сказал в черную воронку амбушюра:
— У аппарата…
— Доброго утра. Разбудил?
— Уже час как на ногах. Работаю с бумагами. Никак не мог предполагать, что вы…
— Ничего, я без церемоний. Как настроение?
— Спасибо, бодрое. Чем могу служить?
— Чем вы мне можете служить, Родион Георгиевич. Если только по-приятельски…
На том конце телефонного провода был не кто иной, как заведующий Особым отделом полиции статский советник Макаров. Приятелями они не были. Мягко говоря.
— Слушаю, Николай Александрович.
— Сами понимаете, время неспокойное. Вчера Путиловский забастовал, кругом волнения, прокламации всякие. Наши куропаткины героические Порт-Артур сдали, эдакие молодцы. А у меня людей не хватает, за всем не уследишь. Вот и приходится вас беспокоить по особым обстоятельствам. Вы же в столице один такой для особых поручений. Я прав?
— Слушаю вас.
— Тогда слушайте внимательно: у нас пропал сотрудник.
— Как это: пропал?
— Должен был прибыть на новогодний банкет в «Дононе» и не прибыл. На службе не появился, дома нет.
— Хотите, чтоб мы занялись розыском?
— Нет, не хочу.
— Простите, не понимаю…
— Наш сотрудник просто так пропасть не может, по чину не положено. Тем более такой опытный. Стали думать, где он может быть. Любовниц сразу отмели, это несерьезно. Вспомнили про квартиры для служебных встреч, подняли адреса по оплатным ведомостям, в одну заходим, а он лежит на полу.
— Надо разыскать убийцу?
— Это совершенно необходимо.
— Придется осмотреть тело.
— Облегчу вам задачу: убийца — женщина.
— Откуда такая уверенность?
— Офицер убит вязальными спицами во время встречи с агентом. Мы проверили по записям. Кроме того, есть неопровержимая улика.
— Известно, кто она?
— Имя известно. Но ее нигде нет. Испарилась. Мы все обшарили.
— Если с вашими возможностями не нашли, то что мы-то можем сделать?
— Беглянка имеет отношение к лицу, попавшему в сферу ваших расследований.
— Кому именно?
— Профессору Окунёву. Как разыщете ее, доставьте на Офицерскую. Вопросов не задавайте, а сразу телефонируйте мне. Договорились? До приезда моих сотрудников примите меры для особой охраны задержанной. Не подпускайте к ней никого. В общем, полная конспиративность. Все необходимые данные получите в ближайшие часы.
Без дальнейших церемоний его собеседник отсоединился.
Папка № 11
Младший городовой 2-го участка Васильевской части Петр Версилов вышел на морозец без шашки. Вытащив пачку папирос «Важные» фабрики Богданова с витязем на упаковке, пять копеек за двадцать штук, с удовольствием затянулся. Но выдохнуть не смог. Бешено летевшая пролетка затормозила, с нее свалился заиндевевший городовой Балакин в одном кафтане, а на Версилова уставился сам пристав Щипачев.
— Чего раззявился, помогай! — рыкнул он, скидывая одеяло.
На сиденье рядом с приставом помещалось нечто закутанное в черную шинель Балакина и его же верблюжий башлык.
Младший городовой бросил папироску, прыгнул на подножку и принял поклажу. Сверток оказался тяжелым, но теплым.
Извозчик обернулся к приставу:
— Извиняюсь, ваше благородие, а как будет относительно оплаты?
Щипачев ответственно поднес к его носу молот кулака. На чем и договорились.
Подгоняемые матом, городовые тащили груз в помещение участка.
Кряхтя от натуги, Версилов буркнул:
— Неужто его благородие сами возят пострадавших в участок?
— Да принесла нелегкая с утра… — прохрипел Балакин. — И как на грех, на моем посту нашел эту… Самоварка проклятая, чтоб ей пусто было! Пока с 3-й линии ехали, околел совсем.
Полицейские внесли куль в помещение для задержанных. В это раннее время на лавках размещались простые герои: один пьяный до беспамятства, другой поколотил супружницу и маялся в наручниках, а третий просто не вовремя оказался на глазах постового без паспорта. Согнав бродяжку, Версилов пристроил тело на лавке. Дежурный полицейский посматривал на посылку с немым любопытством.
Под грохот шпор ввалился Щипачев. Появление начальника вызвало прилив служебной дисциплины. Городовые встали по стойке «смирно». Пристав вытаращился на лавку:
— Куда положили, скоты?!
— Так, вашбродь…
— В медицинскую! Живо!
Проклиная все на свете, Версилов с Балакиным поволокли тяжесть в медицинскую часть участка.
Надо тут отметить факт, не совсем ясный для современных горожан. В то время управление участка было универсальным командным пунктом полицейской власти округи. Сюда собирались дворники и швейцары со всех приписанных домов для получения инструкций и оглашения указов градоначальника. Сюда приходили для отчетов и получения распоряжений околоточные надзиратели. Здесь размещалась рота городовых, постоянно находившихся на казарменном положении. В самом здании, кроме кабинетов, имелись: мертвецкая, медицинская часть, сыскной стол для разыскиваемых и арестантская для задержанных. Кроме того, картотека, столовая, людская, мелочная лавка и буфет для городовых, в котором дозволялось выпить не более двух рюмок водки в день. Даже квартира участкового пристава помещалась здесь. В столице империи полицейский находился на службе круглые сутки.
Участковый врач Эммануил Борн услышал крики пристава и сам открыл дверь. Городовые в суматохе внесли куль вперед ногами и получили лишнюю порцию нагоняя. Поправив пенсне, доктор попросил прекратить балаган. Щипачев покрылся пунцовыми пятнами, спорить не стал, но городовых выгнал.
Девушка лежала без сознания, постанывая.
— Где нашли? — с удивлением спросил доктор.
— На улице в сугробе лежала, с ночи.
Борн хмыкнул: почти голая барышня, из одежды только рогожка вокруг тела обмотана. И в этом всю ночь на морозе? Необычный случай.
— Она что, в снег упала?
— Не могу знать…
Доктор приложил ладонь ко лбу:
— Ого! Температура просто гиперпиретическая![19]
Щипачев не понял, но согласно кивнул.
— Она может умереть в любую секунду…
Хирургическими ножницами Борн распорол ткань, тело растер сухой простыней. Женщина задышала чаще, доктор нагнулся и принюхался:
— Странно, не чувствуется запаха спиртного.
— Что вы такое говорите! Это девушка из приличной семьи. Я родителя ее лично знаю! Для чего же ей напиваться?
— Только невероятная доза алкоголя может спасти человеческий организм в такой ситуации. Да и то вряд ли. Однако не пойму причину жара…
Тело было неестественно горячим, казалось, кожа раскалилась изнутри. С подобным случаем Борн еще не сталкивался. Он пощупал запястье: пульс скакал как бешеный. Надо оказать помощь. Но вот вопрос: чем помочь? Выбор пал на успокоительное.
— Поднимите голову, попробую дать брому, — сказал Борн.
Щипачев нежно придержал больную. Доктор поднес ложку. Девушка выпучила глаза, дернулась и заорала.
