– Лучше выпей шампанского, – раздался из дыма пьяный голос француза.
«Не попал», – подумал Фаберовский и это было последней его мыслью. Он выпустил все пять оставшихся пуль в направлении голоса, выронил револьвер и упал лицом вперед прямо на окровавленный труп Леграна.
48.
ДЕЛО № 153 ч.3/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ
ТЕЛЕГРАММА МОНРО – РАЧКОВСКОМУ
26 ноября 1888 года
По сообщению инспектора Салливана, который по просьбе ваших людей организовал наблюдение за домом мистера Фейберовского на Эбби-роуд, еще утром сам мистер Фейберовский и все проживавшие у него в доме, в том числе мистер Гурин, исчезли в неизвестном направлении. Оставшаяся в доме женщина по имени Розмари Диббл не может сказать ничего определенного о том, куда они направились.
Джеймс Монро.
49.
СРОЧНАЯ ЗАПИСКА ПО ПНЕВМОПОЧТЕ ОТ МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕ БЕЛЬФОР – РАЧКОВСКОМУ
26 ноября 1888 года
Мсье, как вы и просили, последнюю неделю во время наших интимных встреч с русским генералом Селиверстовым у него на квартире в «Отель де Бад» я нередко заводила разговор о знаменитом лондонском убийце, посягавшим на жизни женщин того же класса, к которому принадлежу я сама. Час назад, провожая меня из номера, русский генерал сказал, что вскоре с убийцей будет покончено, потому что утром верные люди привезут злодея генералу в Остенде и он немедленно выезжает в Бельгию встречать его.
Надеюсь, что ваша щедрость не оскудела,
искренне ваша,
Шарлотта де Бельфор
26 ноября, в понедельник
На следующий день утром ровно в одиннадцать утра к тяжеловесному портику церкви Сент-Марилебон подъехала шикарная коляска, запряженная парой серых в яблоках лошадей. Из нее вылез доктор Смит в черной визитке и, не меняя кислого выражения лица, поочередно помог спуститься жене и дочери. В платье из атласа цвета слоновой кости, украшенном брюссельскими кружевами и отделанном оранжевыми цветами, Пенелопа была действительно прекрасна. Длинную тюлевую фату на голове поддерживал пучок оранжевых цветов. Обнаженные до локтя руки, затянутые в белые лайковые перчатки, держали молитвенник в переплете из слоновой кости. За коляской доктора подъехали еще несколько экипажей, в которых прикатили приглашенные на свадьбу друзья и родственники доктора Смита. Даже Энтони Гримбл, хотя и чувствовал недомогание после ночи, проведенной в участке, решился посетить торжество, надеясь своим присутствием отравить радостные минуты венчания своей несостоявшейся невесте, если жених не удерет и все же прибудет на венчание.
Однако когда они вошли в церковь, встретивший их в полном облачении священник, викарий прихода Сент-Джонс-Вуд, обеспокоено сказал, что жених до сих пор не приехал. Пенелопа в волнении прижала молитвенник к груди.
– Не волнуйтесь, – сказал священник, неправильно поняв причину ее тревог. – До двенадцати часов еще есть время. На моей памяти не было случая, чтобы жених не приезжал к венчанию.
Викарий, без сомнения, врал, и уж кому как не Пенелопе было знать об этом, но она до конца решила сыграть свою роль.
– Давайте, я вам пока покажу достопримечательности нашей церкви, – предложил священник. – Вы знаете, что в 1778 году здесь был крещен Байрон, а в 1803 году – Горация, дочь Нельсона и леди Гамильтон? Тешу себя надеждой крестить в этом храме и ваших детей.
– Не велика слава для Божьего храма – крестить бастардов, – прорычал доктор Смит, проходя мимо. Он чувствовал очередной подвох со стороны Фаберовского и потому не находил себе места, бегая взад-вперед по церкви.
– Ваш жених почему-то не торопится к вам, дорогая Пенелопа, – довольно заметил Гримбл при виде невесты. – А между прочим, меня арестовали потому, что я хотел выяснить, что это за дама в саду у вашего женишка вчера утром издавала такие непристойные звуки.
– Что вы несете, Гримбл! Может быть, с ним что-нибудь случилось! – сказала Эстер, обнимая побледневшую и дрожащую от нервного возбуждения Пенелопу. – Может, его экипаж попал в пробку или мистер Гурин никак не может собраться! Ты же знаешь, Пенни, Гурин такой рассеянный. Он всегда так долго ищет свою одежду, когда собирается.
– Хоть бы он вообще шею сломал, ваш Гурин вместе с твоим женихом! – доктор Смит в очередной раз пробежал мимо.
– Я не верю, чтобы мистер Фейберовский мог обмануть тебя, – сказала Эстер Пенелопе так, чтобы муж не услышал ее. – Но до двенадцати часов осталось пятнадцать минут! Если Стив опоздает, ваше венчание сегодня уже не сможет состояться, потому что будет незаконно!
– Может, это нетактично с моей стороны, – опять встрял Гримбл, – но, по-моему, ваш жених – отъявленный жулик и негодяй. Я никогда не позволил бы себе опоздать в церковь на венчание!
Доктор Смит выскочил из дверей церкви на улицу. По Марилебон-роуд катился широкий поток экипажей, но среди них не было того, которого все ждали. Пока он бегал на улицу, к Эстер Смит вульгарной походкой подошла незнакомая еврейка и подала ей записку:
– Просили передать вам.
Эстер развернула адресованную ей бумажку:
«Дорогая Асенька!
Покидая Аглицкия пределы, сохраняю в своей душе живопробужденный и незатухлый огонь возвышенной страсти, возбужденной незабвенной рукою прекрасной особы, память о каковой сохраню вечно и непременно прибуду!
Твой вечно Артемий Гурин.»
– Здесь на каком-то странном языке, – сказала Эстер.
– Наверное, это от твоего Гурина, – небрежно бросила ей через плечо Пенелопа. – Вчера Стивен и Гурин бежали из Англии.
– Вчера?! Так ты знала, что он не придет сегодня?!
– Знала. Но теперь уже никто не сможет его догнать.
И Пенелопа разрыдалась на плече Эстер. Миссис Смит гладила по голове свою несчастную падчерицу и утешала ее, нашептывая на ухо:
– Стивен не такой человек, чтобы нарушить свое слово. И ты не должна нарушать свое обещание. Ты обязана верить, что он останется жив и вернется к тебе рано или поздно.
– Ну что, дождалась женишка-то? – злорадно закричал доктор дочери, когда часы пробили полдень. – Все, ваш поляк оставил Пенелопу с носом! Его не будет сегодня. Его, наверное, вообще уже нет в Лондоне. Мы немедленно едем домой!
Доктор схватил дочь и жену под руки и потащил на улицу к экипажу. Сидевшие на паперти нищие бросились к ним в надежде получить от счастливого жениха и невесты и их родственников богатые подаяния, однако вместо денежного дождя доктор обрушил на них удары своей трости. Гримбл хотел прийти к нему на помощь, но предпочел остаться сторонним наблюдателем. Нищие не остались перед доктором в долгу. Отбежав в сторону, они набрали имевшиеся в изобилии на улице конские яблоки и комья грязи и стали метать их в доктора и его семейство. Завизжав, невеста и ее мачеха побежали к коляске, пытаясь руками прикрыть головы и уже не обращая внимания на грязные пятна, расползавшиеся после удачных попаданий по их шикарным платьям. Доктор Смит бросался то в одну сторону, то в другую, но никто из нищих и безногих калек не давался ему, мгновенно обретая конечности, как только доктор оказывался на опасном для них расстоянии. Конец этому положил полицейский, заинтересованный необычным оживлением между колонн приходского храма.
– Вы представляете, сэр, что завтра будет?! – говорил он доктору, провожая его в экипаж. – Завтра обо всем напишут в газетах, ваше имя будет опорочено…
– Мое имя и так опорочено! – визжал доктор.
– Но не дракой же с нищими негодяями, сэр!
* * *
Тем же утром шхуна «Флундер» с беглецами подошла к Остенде. Ветер несколько стих, с моря были видны пляжи Остенде и обширные дюны. Хант взял курс левее приморского вокзала, на котором стоял паровоз с прицепленными вагонами, издавая сиплые от утреннего холода звуки. Он рассчитывал курс так, чтобы причалить как можно дальше от леса мачт, принадлежавших рыбачьим лодкам.
Пришвартовавшись к пирсу, Хант спустился на пристань и увидел, как на другой ее конец въехала пара наемных экипажей, из которых выбрались четверо и уверенной походкой направились к шхуне. Шкипер попытался встать у них на пути. Тогда один из них сунул ему под нос пудовый кулак и Хант послушно отступил в сторону.
– Господин Продеус, нам идти? – спросил один из сопровождавших.
– Пошли, ребята, одному их мне не унести, – переступив через Дарью, Продеус спустился в каюту.
В каюте стоял терпкий кислый запах блевотины и человеческих испражнений. Продеус увидел француза с простреленной головой, а рядом обмотанного веревкой Ландезена с очумевшими глазами.
Сверху на Легране лежал Фаберовский. Вся каюта была завалена спящими телами и шум волн перекрывал богатырский храп Артемия Ивановича.
По одному всех спящих вынесли на пристань и погрузили в экипажи. Продеус дал шкиперу золотую монету, чтобы тот поскорее уходил в море и где-нибудь там выкинул труп француза на корм устрицам.
