Глава V
– Иван, ты можешь толком сказать, чего ради ты меня в такую рань поднял? – Варя свернулась калачиком на пассажирском сиденье серебристого «Фокуса», но подремать ей не удавалось. – Еще даже не рассвело, а я по выходным как сурок до обеда сплю… Звонишь среди ночи! Едем куда-то.
– Ну не ворчи, пожалуйста. Надеюсь, что не зря. Ниточка появилась, но, боюсь, моей прямолинейной логики тут недостаточно будет.
– А к чему эти условности с платком и длинным платьем?
– Едем в святую обитель.
– Ты решил заточить меня в женский монастырь?
– Мужской, – он улыбнулся по-мальчишески доверчиво и озорно глянул на спутницу. – Или еще не готова?
– Один мой знакомый ответил бы привычной фразой: «Святая Дева!» – жаль, что я так не могу.
– Это почему же?
– Убежденная атеистка… Ладно, выкладывай, где тебя ночью носило.
– Откуда ты знаешь?
– Звонила, но телефон был выключен. Мог бы и предупредить.
– Извини, напарник, – парень опять обезоруживающе улыбнулся. – Ходил «на дело» со Змеем.
И он рассказал о событиях вчерашнего дня.
– Ну, ты даешь! – всплеснула руками девушка. – Просто какая-то маниакальная тяга к чужим преступлениям. На тебя уже можно повесить второе дело.
– Пришить, – грустно пошутил он. – У нас говорят: «Дело шьешь, начальник».
При этом Иван моментально изменил голос и манеру говорить, подражая речи уголовников.
– Неплохие данные для пародиста! Тебя на эстраду не приглашали?
– Товарищи, – на этот раз звучал узнаваемый голос Михаила Задорнова. – Мы с Галкиным категорически против. Зачем стране столько пародистов? Нас двоих вполне достаточно… я не о Пугачевой.
Варя искренне рассмеялась и с интересом посмотрела на собеседника. Он неожиданно открылся с совершенно незнакомой стороны. Причем так легко и беззаботно, будто делал это каждый день.
– Так вот чем ты очаровал нашу Анастасию Палну! Коварный…
Иван лишь томно вздохнул и выпятил губы, как это делала директриса библиотеки, жеманно кокетничая с потенциальными кавалерами.
– Если бы я не забыла свой кружевной платочек, – низкий голос женщины бальзаковского возраста звучал укоризненно, – он весь был бы уже пропитан горькими слезами.
Оба расхохотались, не сдерживая эмоций. Будь движение по улицам еще спящей Москвы более интенсивным, водители и пассажиры соседних машин непременно бы обернулись. Мы всегда чувствуем искренность в голосе, особенно если это смех. Мы улавливаем ее даже через плотно закрытые стекла и двери. Возможно, это не столько острый слух, сколько ощущение настоящего, непритворного, истинного состояния души.
Какое-то время они молчали, каждый думая о своем.
– Вот мы и приехали…
– Да это и вправду монастырь какой-то!
– Не какой-то, уважаемая, а самый первый в Московии монастырь, – Иван обошел машину, открывая дверь и учтиво подавая руку даме. – Имею честь предложить вам уникальную возможность посетить Свято-Данилов монастырь, самый главный монастырь Русской Православной Церкви, резиденцию Митрополита всея Руси.
– Ты серьезно?
Варя с удивлением заметила несколько припаркованных у высокой каменной стены машин. Несмотря на то что заря только собиралась разгораться, к входу под многоярусной церковью-звонницей тянулись одинокие фигурки. Причем было много молодежи. Девушка догадалась, почему Иван попросил ее надеть длинное платье. Она повязала голову платком и взяла кавалера под руку.
– Не припомню, когда заходила в церковь.
– Это монастырь. Основан в 1282 году Великим князем Даниилом Александровичем, младшим сыном Александра Невского от второй жены по имени Васса. Представляешь, Даниил в двенадцатом поколении Рюрикович, первый московский князь.
– Ты это к чему?
– Даниил Александрович считается родоначальником фамилии Даниловых на Руси… Девичья фамилия Лизы – Данилова. Думаю, она искала свои древние корни и знала об этом.
– Считаешь, что есть какая-то связь между тем обведенным фломастером объявлением в газете, что Вадим нашел вчера в магическом салоне, и исчезновением Лизы?
– Логически объяснить не могу. Интуиция.
– Даже для интуиции нужна какая-то информация. Пусть разрозненная и обрывочная, но подсказка не возникает из ничего. Ты Лизу знаешь намного лучше меня, поэтому незначительное событие у вас обоих может вызвать одну и ту же ассоциацию, которая не возникнет у меня.
– Хорошо, расскажу все, что прочитал сегодня ночью о знаменитом предке Даниловых. От него пошли московские князья и цари всея Руси. Точная дата рождения Даниила Александровича неизвестна. В самой древней русской летописи, Лаврентьевской, сказано, что он рожден в 6769 году от сотворения мира, то бишь в 1261 от Рождества Христова. После смерти отца, в двухлетнем возрасте, унаследовал Москву как самый захудалый надел и был князем Московским 40 лет.
В те времена стольным градом всех русских княжеств считался Владимир. Трое старших братьев Даниила княжили самостоятельно, а его до 7 лет воспитывал дядя Ярослав, княживший в Твери. Из всего написанного о Данииле можно сделать вывод, что он унаследовал от отца прозорливый ум и навыки дипломата. Воевал редко и был честен с противниками, за что некоторые князья после смерти завещали ему свои наделы. Сабелькой помахивал, конечно, но в основном работал головой, что позволило объединить вокруг слабой Москвы близлежащие наделы и возвыситься. К концу XIII века князья русские разбились на два лагеря: стольный Владимир и оппозиция. В 1297 году во Владимире состоялся знаменитый съезд князей и русской знати при надзоре большого ордынского войска во главе со старцем Неврюем.
Иван сделал многозначительную паузу.
– Представляешь, некоторые источники намекают на то, что это был отец схлестнувшихся князей Александровичей – сам Невский, которому тогда стукнуло 76 лет… На том съезде были жаркие споры, чуть за оружие не схватились, да все порешить миром помог ордынский воевода Олабуга Храбрый. О котором есть данные, что это был не кто иной, как ордынский богатырь Буга, принявший христианство еще в 1261 году. Вот какие чудеса… Короче, на том съезде князья окончательно рассорились, и Даниил Александрович возглавил оппозицию. Его даже Новгород позвал к себе княжить, но туда он послал своего сына Ивана Калиту, а сам в том же году получил власть и титул Великого князя Всея Руси.
– Калита – это тот, о котором нам рассказывал Серый Волк?
Иван кивнул, оглядывая мощные стены монастыря.
– Вот где наши русские корни. Ходим рядом, а не интересуемся. Я столько за ночь узнал… Русским есть, чем гордиться!
– Похоже, ты увлекся хронологиями, – снисходительно прошептала девушка и остановилась у сводчатых ворот под красивой многоярусной церковью.
– Представляешь, более семи веков назад здесь был построен деревянный храм Даниила Столпника, – восторженно прошептал ее спутник и чинно поклонился.
– Истопника?
– Даниил Столпник, – поправил он Варю. – Преподобный был ангелом-хранителем Даниила Александровича, названного в честь этого святого.
Стоящие по бокам от входа двое дюжих монахов сурово глянули на шептавшихся гостей. То ли они признали русские лица, то ли слышали их речь, неизвестно, но пропустили их без вопросов. Уже пройдя внутрь, Варя обернулась на возмущенные голоса. Молчаливые монахи преградили путь мужчине, всем своим видом говоря, что путь для него закрыт. Заметив это, Иван припомнил пословицу:
– Не лезь со своим уставом в чужой монастырь.
– А нам можно?
– Иноверцев они за версту чуют.
– Но я даже некрещеная, и в церковь не…
– Мы русские, – тихо, но уверенно оборвал ее Иван.
Девушка помолчала, обдумывая его слова, но не стала возражать и сменила тему:
– И что теперь? Пойдем на службу?
– Нет, мы прикоснемся к одному из старейших колоколов Руси, а то и позвоним.
– Шутишь?
– Отнюдь. В честь возвращения колоколов из Америки всю эту седьмицу с высочайшего дозволения Священного Синода прихожанам открыт доступ в звонницу.
– Ничего не понимаю. При чем тут Америка?
– Колокольню над Святыми воротами монастыря построили в 1732 году. Отлили уникальные колокола с неповторимым звоном. Почти два века монастырь гордился этим чудом, но после революции все разрушили.
В конце двадцатых годов «товарищи» разграбили Даниловский монастырь, монахов расстреляли, территорию превратили в подростковый распределитель для детей «врагов народа», колокольню разобрали на кирпичи, а колокола продали по цене бронзы.
– Зачем?
– В газете была заметка местных жителей, которые, якобы, жаловались, что колокольный перезвон мешает им отдыхать перед великими свершениями. Зато в Америке нашелся некий промышленник Чарльз Крейн, который уговорил комиссию не разбивать колокола, как это делали в большинстве разоряемых церквей. На свои деньги он выкупил все восемнадцать уникальных колоколов и подарил Гарвардскому университету.
