Совсем не накрашенная и с кое-как заколотыми волосами, она была похожа на восхитительную маленькую девочку — впрочем, она и была маленькой девочкой, женщиной-ребенком девятнадцати лет. Похожее на купальный костюм, белое трико обтягивало ее стан; на ногах были белые колготки. Трико оставляло открытыми ее руки и грудь чуть ниже допустимого.
— Не возражаете, если я продолжу свои упражнения? — сказала она. — Если я пропущу хоть один день, мне влетит от мисс Грехэм.
— А кто это, мисс Грехэм?
Она повернулась ко мне, взмахивая ногой.
— Марта Грехэм, моя учительница танцев. Я занимаюсь ими в Мэне.
— Понятно.
— Но сейчас я собираюсь быть с тем, с кем я должна быть: с моим мужем.
Я снял с головы шляпу.
— Миссис де Мариньи, примите мои соболезнования по поводу смерти вашего отца.
— Благодарю вас, мистер Геллер.
Черт, как неловко я себя чувствовал. Ее нога снова указывала на меня, и я не мог понять, какого дьявола я здесь делаю!
— Не возражаете, если я закрою дверь? — спросил я. — Боюсь, как бы кто-нибудь из репортеров не узнал вас и не начал преследовать в погоне за «жареным».
Теперь она стояла на коленях.
— Валяйте. Но я все равно записалась под вымышленным именем. Никто не знает, что я здесь.
Я все-таки закрыл дверь на щеколду.
— Кстати... откуда вы меня знаете? И как вы меня нашли?
— Что касается первого вопроса, управляющий отелем показал вас, по моей просьбе.
Несмотря на то, что она говорила не прекращая упражнений, казалось, она совсем не задыхалась, хотя крошечные капельки пота выступили у нее на лбу, блестя как бриллианты.
— А второй вопрос... Мистер Геллер, «Британский Колониальный Отель» принадлежал моему отцу. Вы оставили в нем свой временный адрес — отель «Билтмор», Майами.
— И правда. Но откуда вы вообще меня знаете? Что вы еще знаете обо мне?
— Вас наняли, чтобы запачкать Фредди, — спокойно сказала она. Таким тоном она могла бы сказать и «Асторы пьют у нас чай сегодня».
Я не знал, что ответить. Она повернулась ко мне своим хорошеньким задом, вытягивая ногу к противоположной стене.
— Мне сказал о вас мистер Хиггс, адвокат моего мужа, — продолжала она. — Это вы дали показания о том, что Фредди был около «Вестбурна» во время убийства.
— Да, но...
— Не могли бы вы оказать мне услугу?
— Конечно.
— Сядьте в это кресло. Мне нужно заняться растяжкой; эти книги — вряд ли надежный противовес.
Я вздохнул, подошел к креслу, сдвинул в сторону телефонные книги и сел в него. Она смотрела прямо на меня своими темными глазами, живыми и наивными, как у четырехлетнего ребенка.
— Дядя Уолтер признался, что он нанял вас, — сказал она.
— Дядя Уолтер? А, Фоскетт, адвокат?
Сидя в кресле, я был намного ближе к ней и мог слышать, что она все-таки тяжело дышала — все же немного запыхалась.
— Точно, — сказала она. — Я виделась с ним вчера, на похоронах.
— Но вы же вчера были здесь?
— Похороны были утром, а я прилетела сюда вечером.
— А, понятно. — Но на самом деле я ничего не понимал.
— Я хочу оказаться вместе с моим мужем как можно скорее, но сначала мне нужно было связаться с вами. Я улетаю в Нассау сегодня в полдень.
— Значит, вы уверены в том, что ваш муж невиновен?
— Нет никаких сомнений. — Ее лицо не дрогнуло, когда она говорила это. Похоже, у нее и правда не было сомнений. Но когда миссис де Мариньи, глядя на меня, поочередно наклонялась то к правой, то к левой ноге, я заметил, что она нервничает. — Понимаете, мистер Геллер, хотя я и не изучала психологии, я знаю человеческую природу. Я жила с Фредди... Может, он и не идеален, но он — мой муж, и он — не убийца.
— Похвальное отношение к супругу.
— Спасибо. Я хочу, чтобы вы выполнили для меня одну работу.
— Работу? Какую работу?
— Доказали, что Фредди невиновен, конечно. Не хотите ли чашечку кофе? Или сок? Я думаю, даже мисс Грехэм признала бы, что сегодня я потрудилась на славу.
Она указала мне на место у окна, выходившего на лужайку для гольфа, и я в одиночестве уселся за резной деревянный столик в форме большой морской раковины и принялся за кофе, который она налила из серебряного кофейника.
Она исчезла и через минуту появилась в белом махровом халате, надетом поверх своего гимнастического костюма, улыбнулась многомиллионной улыбкой и сказала:
— Может, хотите позавтракать? У меня здесь есть кое-что.
— Нет, спасибо, я уже поел.
В руке у нее был стакан с соком. Она выглядела очень уверенной, спокойной, но это была лишь маска. Белки ее глаз покраснели, как у Марджори Бристол. Вчера она напоминала Мерле Оберон; сегодня я подумал о Джине Тьерни.
— Ваша подруга, Салли Ранд, очень талантлива, — заметила она.
— Я знаю. Странно только, что многие этого не замечают.
— Классно танцует. — Ее улыбка тоже была уверенной, но я почувствовал неуверенность в голосе. — Так что, мистер Геллер, беретесь за это дело?
— Нет!
Ее глаза вспыхнули.
— Нет?
— Нет. Это невозможно, миссис де Мариньи. Я же... свидетель обвинения!
Она недобро улыбнулась:
— Ну и что? Так даже лучше.
Я пожал плечами.
— Вообще, по-моему, неплохая идея — нанять частного детектива для работы вместе с этим адвокатом... Хиггсом. Честно сказать, я не впечатлен методами, которые применяют полицейские — как нассаусские, так и те, импортные, из Майами.
Она сверкнула глазами.
— Мне тоже известно об их методах.
Откуда? Я не мог этого понять, но не стал спрашивать. Вместо этого я сказал:
— Поверьте, я очень хочу помочь вам, но...
Она опять окинула меня своим немигающим взглядом.
— Мистер Геллер, я говорила с человеком, который рекомендовал вас моему отцу, вашей старой знакомой — Эвелин Уолш Маклин. Она очень тепло отзывалась о вас и уверяла меня, что вы — как раз подходящий человек для этой работы.
Эвелин. Имя из прошлого. Одна из королев вашингтонского высшего света, владелица знаменитого проклятого «Алмаза надежд». Она поддержала меня во время того злосчастного расследования дела Линдберга. Мы расстались довольно прохладно, но — странная штука: через столько лет я был рад слышать, что я прощен.
— Она сказала, что вы распутали дело Линдберга, — продолжала Нэнси де Мариньи.
— Да, тогда для всех все закончилось замечательно.
Ее улыбка стала задумчивой, глаза заблестели.
— Как странно... Ведь это — одна из причин, почему папа переехал жить на Багамы.
— Какая причина?
— Киднеппинг.
— Что?
Она грустно засмеялась.
— Я знаю, все думают, папа переехал в Нассау только для того, чтобы не платить огромных канадских налогов. Я уверена, это только отчасти так. Дело в том, что после похищения ребенка Линдберга папа получил несколько писем... Его шантажировали... Угрожали, что если он не заплатит, я буду следующей. Мы тогда жили у Ниагарской водопада... примерно в той же части страны, что и Линдберги. Отец и мама Дружили с ними, мистер Геллер. И я помню, потом два года меня охраняли вооруженные люди. Конечно, это относительно недолго — два года, — но теперь мне кажется, я провела все детство в компании вооруженных охранников.
Я просто не знал, что и сказать, поэтому лишь понимающе кивнул.
— Папе сказали, что в Нассау даже самый богатый человек в мире может спокойно спать с открытыми дверями.
Только теперь она наконец заплакала.
Достав из кармана халата бумажную салфетку, она приложила ее к глазам. Я поднялся, подошел к ней и дотронулся до ее плеча. Немного погодя она кивнула, жестом показывая, что ей уже лучше, и попросила меня снова сесть.
Я сел.
— Миссис де Мариньи... Я действительно хотел бы вам помочь...
Но на самом деле я не хотел — ну, может, только чуть-чуть. Все, что я действительно хотел — как можно скорее вернуться назад, в Чикаго. Я уже получил свою порцию видов пальмовых деревьев от Нассау до Флориды, и мне отнюдь не хотелось возвращаться в тропики, чтобы ссориться там с двумя тупоголовыми американскими копами.
— Так, значит, вы отказываетесь? — она в последний раз промокнула глаза.
— Да.
— В таком случае, мне придется поговорить с мистером Фоскеттом.
— Зачем?
— Ну... Вам придется вернуть десять тысяч долларов предварительного гонорара, которые заплатил вам отец.
— Что?
— По-моему, вы расслышали в первый раз, мистер Геллер.
— Но мы же договаривались, что это мои деньги...
— У вас есть письменный договор?
— Нет, но... Откуда вы узнали?
Она вежливо улыбнулась.
— Видите ли, управляющая домом моего отца, Марджори Бристол, — моя подруга. А у нее есть копия чека, который выписал вам отец.
Я ничего не сказал. Я был так ошарашен, что чуть не застонал.
— И, — весело продолжала она, — в его личном гроссбухе, куда он заносил все свои платежи, отмечено, что ваш ежедневный гонорар должен был составлять триста долларов. Он также отметил, что заплатил вам тысячу долларов авансом, за первый день. Вы столько и работали, разве не так, мистер Геллер?
