Главное чаяние пришедших в Зимний дворец – проникнуть «за кавалергардов». Караул лейб-гвардии Кавалергардского полка ставится перед входом в Концертный зал. Туда пускают строго определенный круг людей. Это придворные дамы, придворные чины и кавалеры Двора, статс-секретари Его Величества, сенаторы, члены Государственного совета, кавалеры двух высших орденов империи (Андрея Первозванного и Георгия первой и второй степеней), почетные опекуны, министры и свитские военные. Все эти люди в орденах и лентах слоняются по огромному залу, болтают и косятся на боковую дверь. Придворные мундиры не менялись с 1855 года и поражают театральностью. Есть даже господа в белых кюлотах, застегивающихся под коленями, в белых шелковых чулках и черных туфлях. На людях пожилого возраста это смотрится совсем уж комично…
Боковая дверь ведет в Малахитовую гостиную, ближайшую к царским покоям. В ней имеют право находиться лишь члены царской фамилии. Оттуда и начнется выход. У двери топчется огромный негр – официальный телохранитель государя.
Многолюдные толпы собираются на больших выходах. Это происходит в двунадесятые праздники и именины членов фамилии. Малые выходы случаются чаще, но туда Лыкову вход заказан. Не по чину! К ним допускаются только придворные дамы, генералы и офицеры свиты, а также первые чины Двора. Из вторых чинов приглашены лишь избранные – гофмаршал и обер-церемониймейстер.
Напряжение в Концертном зале возрастает. Незаметно, по безмолвной команде, появляются восемь или девять мужчин с особыми жезлами в руках – церемониймейстеры. Они выстраиваются в середине зала в две шеренги, образуя проход для царя с царицей. И начинают негромко постукивать своими жезлами-тросточками по паркету. Это призыв всем расходиться на обе стороны. Кто-то не слышит его, кто-то увлечен разговором и не двигается с места. Стук становится все сильнее, все требовательнее. В центр галереи выходят два обер-церемониймейстера и принимаются буквально расталкивать нарядную толпу. Наконец проход создан и охраняется людьми с жезлами. Тогда распахивается заветная дверь, и выходят государь с государыней, а следом – прочие члены фамилии.
Хлопотами Экспедиции церемониальных дел в зале выстраивается сложная колонна. Цель выхода – дойти всем вместе до Большой церкви (вариант – до Большого тронного зала) и вернуться затем обратно. По маршруту расположены залы: Николаевский, Аванзал, Фельдмаршальский, Петровский, Гербовый и Пикетный. Из последнего путь либо к алтарю, либо к трону. Если цель выхода – Большая церковь, то в ней служат молебен. В храм допускаются лишь члены августейшей фамилии и наиболее важные сановники, прочая толпа терпеливо ждет снаружи. Если же приходят в Георгиевский зал, он же Большой тронный, то там порядок другой. Все участники колонны представляются государю, быстро проходя перед ним, а тот благосклонно-безразлично кивает. Пройдя парадом, вереница людей разворачивается и следует обратно.
Места в этой живой гусенице тоже строго регламентированы. Гофмаршалы наблюдают, чтобы никто не влез без очереди. Открывают шествие придворные чины и кавалеры – они самые многочисленные. Люди идут попарно, выстроившись по старшинству рангов с учетом старшинства орденов. Тут от гофмаршалов требуется особое искусство, чтобы не нарушить ранжир; случаются и скандалы. Сразу после кавалеров, чуть отступив, следует императорская чета. Справа и на шаг сзади – министр Двора и уделов. Далее почетное дежурство: генерал-адъютант, генерал-майор свиты и флигель-адъютант. Только после них встают члены императорской фамилии. Эти выстроены согласно порядку престолонаследия. За великими князьями следуют члены Госсовета, министры, сенаторы и свита. Замыкают шествие придворные дамы. Зрелище выходит яркое. Усыпанные орденами военные и придворные мундиры, голые плечи и яркие платья дам, всюду бриллианты и золотое шитье…
В залах на пути следования толпятся те, кому допуска «за кавалергардов» не полагается. В Николаевском зале стоят генералы и офицеры гвардии, в Петровском – послы и посланники, в Гербовом – городские дамы и гражданские чины первых пяти классов. Иногда зовут городского голову и именитое купечество – этим отведен Фельдмаршальский зал. Все зрители с завистью смотрят на счастливчиков. А те упиваются своей избранностью. Это культивируемое чувство превосходства – потому лишь, что на тебе мундир с галунами, – покоробило Алексея. Когда он явился на свой первый выход, то сначала не мог понять его сути. Сотни взрослых, занятых людей проводят несколько часов, занимаясь явной бессмыслицей. Сыщик оценил первую приманку, когда вышел с колонной из Концертного зала. По ходу шествия стояли большие тузы. И, словно простолюдины, провожали обладателей галунов недобрыми взглядами…
Второй смысл открылся Алексею чуть позже. В Большом тронном зале, когда толпа дефилировала перед государем, он не всегда был безразличным. Кому-то Александр Александрович коротко кивал, кому-то улыбался, а иным даже говорил несколько слов. Два-три счастливчика удостоились целого разговора – и колонна послушно ждала. Отойдя от государя, такой баловень принимал поздравления. Перед ним заискивали, переспрашивали каждый оборот речи. А Лыкову Его Величество так и не кивнул.
Оказалось, что толпа царедворцев, доселе единая, после Большого тронного зала распадалась на две неравные части. Тех, кто удостоился знака внимания, пусть даже самого ничтожного, было меньшинство. Прочих – подавляющее большинство. Они старались бодриться, но некоторые из обиженных выглядели положительно несчастными! Седовласые дядьки чуть не плакали и норовили показаться самодержцу еще раз, но их не подпускали. И они вытягивали старческие шеи, пытаясь издали, поверх голов, поймать равнодушный взгляд. Вдруг кивнет! Это нелепое попрошайничество поразило Алексея более всего. Сам он и не рассчитывал, что будет узнан государем. У того миллионы подданных – есть ли силы помнить коллежских асессоров? И не сразу дошла до начинающего камер-юнкера главная придворная идея.
Идея эта оказалась очень проста. Надо стоять возле государя! Как можно ближе! Ведь он – главный источник земных благ. Занять краешек его внимания, мизерный уголок в его памяти… Чин, орден, аренда, звание – все исходит из рук самодержца. Да, большую роль играет окружение. Но без августейшего росчерка никакой самый всесильный министр ничего сделать не может. Жизнь там, где Двор, а Двор там, где государь. Центр мира, средоточие власти и богатства. Вот и вся философия. Прочие места огромной империи для царедворца словно и не существуют. В Нижнем Новгороде, Сибири, на Мурмане служат сотни тысяч людей. Честно тянут лямку за скромное жалованье. И черт с ними. Интересы обладателя галунного мундира не выходят за рамки деятельности Главного дворцового управления.
Соединение тщеславия и искательства благ формируют тот тип придворного, который Лыков сильно недолюбливал. Ну алчность, жажду царской милости он еще мог понять. Но высокомерное ощущение своей избранности – с какого хрена? Конечно, при Дворе не все такие, но именно оголтелые задают общий стиль поведения. Если жизнь лишь там, где государь, то и настоящие люди тоже все там. А прочие – быдло. И чтобы попасть в этот архаичный мир, где думающему человеку скучно и смешно, оголтелые готовы на все. У них нет другой цели в жизни, кроме как, например, сделаться церемониймейстером. И все средства для этого хороши. Вот такого оголтелого Алексей и собирался искать.
Из самого сыщика придворный не получился. Ему было все равно, кивнет Его Величество или не заметит. В своей жизни он дважды общался с государем. Первая беседа случилась в Нижнем Новгороде. Она длилась тридцать секунд. Только что взошедший на престол самодержец сказал Алексею одну фразу и пошел дальше вдоль шеренги представляющихся. Вторая встреча была после возвращения Лыкова из Дагестана. Военный министр ходатайствовал о награждении его, гражданского чиновника, орденом с мечами. Это не полагалось, и государь противился. Тогда Ванновский рассказал о подробностях экспедиции к заснеженной вершине горы Аддала-Шухгельмеэр. Там скрывалась шайка абреков, руководимая резидентом турецкой разведки. Половина нашего отряда погибла на ледниках и перевалах. А Лыкова и Таубе абреки захватили в плен и хотели жестоко казнить. Их спасли случайность и удивительное везение… Услышав такие детали, государь захотел поговорить с храбрецом. Лыков удостоился получасовой беседы, по итогам которой получил из августейших рук Анну второй степени с мечами. Он был польщен, но на глаза Его Величеству больше не лез, знал свое место.
А дежурства! Камер-юнкеры изредка тоже приглашаются к высочайшему дежурству, но только возле императрицы. Когда Лыкову выпала очередь, он пошел во дворец с опаской. Барон Таубе заранее подготовил приятеля, рассказав ему о Марии Федоровне нелицеприятные вещи. Женщина недалекая и склонная к глупым интригам, она развлекалась сплетнями. А еще любила ни с того ни с сего выказать вдруг холодность жене какого-нибудь министра. И смотреть, как та переживает и теряется в догадках, чем не угодила… Датчанка, она проела всю плешь мужу по поводу «гадких немцев». И в нынешних дурных отношениях между Россией и Германией велика и ее заслуга.
