– По нашим данным, – хмуро ответил министр, – такого договора пока нет, но разговоры о нем ведутся. Все дело в балерине Рейнлейн, которая, гм, пользуется покровительством его величества. Мы полагаем, что она является австрийским агентом влияния, а это крайне… крайне осложняет ситуацию. Король Стефан немного легкомысленен и склонен принимать решения под влиянием минуты. Что, конечно, может серьезно повлиять на наши отношения, – задумчиво добавил министр.
– Сколько лет королю? – спросила Амалия.
– 27.
– Не самый подходящий возраст для легкомыслия, – заметила баронесса Корф. – Хорошо, Алексей Николаевич. Чего именно вы от меня хотите?
– Чтобы мы получили право разместить нашу военно-морскую базу в Дубровнике. Как именно вы этого добьетесь, нас не интересует. Важен только результат. – Военный министр заколебался, и это не укрылось от Амалии. – Кроме того, полагаю, вам необходимо знать еще кое-что. Период республиканского разброда, гм, очень пришелся по вкусу некоторым… безответственным личностям. Судя по депешам, которые мы с Багратионовым получаем от нашего резидента в Любляне, положение короля не так прочно, как нам хотелось бы.
Амалия пристально посмотрела на министра.
– Это ведь на короля Стефана недавно было совершено покушение, не так ли?
– На него покушались уже дважды, госпожа баронесса.
– Республиканцы?
– Судя по всему, да. Покойный король Владислав, как я уже говорил, был человеком умеренных взглядов и не слишком их преследовал. Стефан же изгнал из страны республиканских вожаков, и теперь они только и делают, что из Парижа и Лондона призывают к вооруженному мятежу. Но главное даже не попытки республиканцев ниспровергнуть существующий в Иллирии строй. Дело в том, что у короля есть только три дочери, и право наследовать престол на них не распространяется. В случае гибели нынешнего монарха трон займет его двоюродный брат, который воспитывался в Германии и находится под влиянием кайзера. Так вот, Амалия Константиновна, перемена правителя для нас крайне нежелательна. Вы понимаете, что я имею в виду?
«Как нельзя лучше», – подумала баронесса Корф. Получается, предстоит ехать на край Европы к легкомысленному монарху, чья власть висит на волоске. И мало того что ей надо убедить его сделать то, что он, по-видимому, делать не хочет, надо еще и позаботиться о том, чтобы правителя Иллирии ненароком не ухлопали до того, как он подпишет нужное России соглашение. С одной стороны, интригуют республиканцы, с другой стороны – братец и стоящий за ним кайзер, а где кайзер, там и австрийский император, потому что оба – враги России. Ах, политика, политика! Да еще эта балерина, с которой надо соперничать за влияние на короля… Амалия почувствовала, как у нее от досады сводит скулы. Она терпеть не могла балерин, чья профессия в те времена недалеко ушла от работы в привилегированном публичном доме, да и балет, надо сказать, не слишком жаловала.
– Вы даете мне чрезвычайно сложное поручение, Алексей Николаевич, – проворчала Амалия. Военный министр в ответ лишь скромно улыбнулся, и улыбка эта говорила: разумеется, будь задача попроще, мы бы вызвали не вас, уважая ваши выдающиеся способности. – Как зовут нашего резидента в Любляне?
– Петр Петрович Оленин.
Оленина Амалия не знала, и это обстоятельство ничуть не улучшило ее настроения.
– Можно еще один вопрос? Как у короля обстоят дела с финансами?
– Хорошо. Недавно в стране открыли новое месторождение, и, по-моему, там есть даже золото… или серебро… Точнее можно узнать у Петра Петровича.
Н-да. Одно дело – пытаться повлиять на монарха, которому нужны деньги, и совсем другое – искать управу на того, кто вовсе не стеснен в средствах. Однако, к счастью, не только деньги движут миром.
– У нас есть на короля что-либо компрометирующее?
К. заерзал в кресле. Оборот, который принимал разговор, военному министру нравился все меньше и меньше. Алексей Николаевич, как человек светский, безусловно, предпочел бы, чтобы по отношению к монаршей особе было проявлено больше деликатности. Вполголоса, словно кто-то мог их слышать, он ответил, что, насколько ему известно, ничего особенного за молодым королем не числится. Ну, были интрижки, различные любовные истории, но ничего особенного, ровным счетом ничего, понимаете?
– Само собой, наш резидент изучил все материалы о короле и мадемуазель Рейнлейн, и если бы что-то было, то уж наши дипломаты…
Ну да. Они бы использовали имеющиеся козыри, и никто не вызывал бы в кабинет военного министра с просьбой о помощи баронессу Корф.
– Так вы согласны, сударыня? До Любляны от нас нет прямого поезда, но «Северный экспресс», который идет в Париж, позволит вам проделать большую часть пути с комфортом. В Варшаве вы пересядете на поезд до Вены, а оттуда – на люблянский.
Таким образом, ехать придется с двумя пересадками, да еще через недружественную Вену. Не будь пересадок, не исключено, что военному министру удалось бы уломать баронессу Корф; однако судьбы стран, как известно, нередко решают самые незначительные обстоятельства, и Амалия решила, что пора ставить точку в этом затянувшемся разговоре.
– Мне очень жаль, Алексей Николаевич, – сказала она, улыбнувшись самой светской, самой любезной из своих улыбок, – но я не могу согласиться на предлагаемую мне миссию. В данных условиях я не вижу ни одного способа добиться того, чего вы хотите, и считаю трату государственных средств и своего времени совершенно бесполезными. – Пораженный министр открыл рот, чтобы возразить, но Амалия уже поднялась с места. – Если вас интересует мое мнение, найдите в кордебалете Большого театра балерину поизворотливее, чем эта Рейнлейн, и пошлите ее в Любляну с нашим агентом. Возможно, так вам удастся убедить короля сделать то, чего так хочет наше правительство. Есть, впрочем, и другой способ: найти среди ближайших наследников короля того, кто считает, что интересы Иллирийского королевства совпадают с интересами Российской империи, и расчистить ему дорогу к трону.
– Амалия Константиновна! – К. едва не задохнулся от негодования. – Прошу вас, мы ведь не какие-то террористы, чтобы действовать подобным образом! Особа монарха для нас священна, и мы никогда…
Увы, но приходится признать, что К. был совершенно прав: век девятнадцатый еще не утратил уважения к человеческой жизни и особенно – к жизни правителя, будь он хоть сто раз врагом. Наполеон не пытался убить своего соперника, французского короля в изгнании, а англичане, в свою очередь, всего лишь сослали Наполеона. А ведь происходи эти события в наши дни, с опальным императором наверняка расправились бы без суда и следствия, да еще не забыли бы упомянуть о том, что это было сделано исключительно ради торжества демократии и мира во всем мире.
– В таком случае, – сказала Амалия, – остается только ждать, когда мадемуазель Рейнлейн наскучит иллирийскому королю. Всего доброго, милостивый государь.<MI>
И, ослепительно улыбнувшись на прощание, она удалилась, а изумленный министр стоял и смотрел ей вслед.
Пока Амалия Константиновна едет в карете домой, откроем читателю одну маленькую тайну. Дело в том, что, сам того не подозревая, военный министр попал в точку, предположив, что резкие выпады баронессы Корф были вызваны ее меланхолическим настроем. А если говорить начистоту, то Амалия уже несколько дней пребывала в самом скверном расположении духа.
Причиной этого было известие, напечатанное в одной из газет, о том, что княжна Мария Орлова вышла замуж в Москве за некоего господина. Оба счастливых молодожена были Амалии хорошо знакомы. С Марией или, как ее называли по-домашнему, Мусей Амалия дружила много лет[2]. В юности у княжны случился неудачный роман с Верещагиным, журналистом, который подавал большие надежды, но, увы, абсолютно был ей не пара. Ловкий господин Верещагин быстро утешился, найдя богатую невесту из купеческого сословия. На ее деньги он основал ряд процветающих изданий, после чего и думать забыл о бедной Мусе.
Эта история испортила ей жизнь, а сплетни, исказившие все случившееся, привели к тому, что княжна долгое время не могла выйти замуж. И вот наконец знаменательное событие свершилось, но о нем Амалию – как-никак ближайшую подругу – даже не поставили в известность. А все потому, что жених княжны тоже был другом Амалии. И даже более чем другом.
Словом, в одно далеко не прекрасное утро Амалия открыла газету и увидела, что ее любовник обвенчался с ее же подругой. Моя героиня перечитала заметку дважды, чтобы уяснить ее смысл, после чего отложила газету (хотя очень хотела просто ее отшвырнуть) и допила кофе, не чувствуя его вкуса.
Ее душила злоба – тот сорт раздражения, самый опасный, который рождается из уязвленного самолюбия и ощущения, что тебя провели, хотя ты ничем этого не заслужил. Тотчас же Амалия вспомнила разные мелкие детали, смущение Муси, которой при ней как-то принесли запечатанное письмо, то, что княжна Орлова без всякого повода послала ей в последнее время несколько дорогих подарков, и ее настроение разом ухудшилось. Получалось, что ее обманули самым обидным, недостойным способом, предали, выражаясь языком великосветских романов, и это было едва ли не оскорбительнее всего.
