Подобных подвигов было много. О них писали газеты и рассказывали анекдоты. Для смутьянов Соколов стал злейшим врагом, а якобы прогрессивные писаки пачкали свои издания клеветой на гения сыска.
Одному из таких борзописцев, некоему Шатуновскому-Беспощадному, граф засунул в глотку газету с его гнусным фельетоном. Это было справедливо. Не убивать же всякую рвань на дуэли!
Соколовым восторгались все — от вокзальных извозчиков и городовых до львиц высшего света и провинциальных барышень.
Последние раскупали открытки с портретом красавца сыщика и в минуты уединения любовались его мужественной красотой, впадая в нескромные мечтания.
Тревожные новостиИтак, в канун земских торжеств собралось все высшее полицейское начальство Империи, корпуса жандармов, Генерального штаба и охранного отделения.
Главными были два вопроса: подготовка указа о борьбе с народным пьянством и обеспечение безопасности Государя и Августейшей семьи в дни земских торжеств.
Важные люди с застывшим на лицах выражением сознания собственной значимости, наделенные громадной властью, одетые в дорогие шинели с золотыми погонами и богатые шубы, степенным шагом подходили к резным дубовым дверям, которые перед ними только и успевали растворять два вышколенных солдата.
Гости блестели орденами и надушенными лысинами. С учтивостью они раскланивались друг с другом. Некоторые сбились небольшими группами и степенно обсуждали последние события на Балканах, нагрянувшие вдруг лютые морозы, грядущее водосвятие на Неве, в котором им всем придется участвовать вместе с Государем, и по традиции все должны быть облечены лишь в мундиры и без пальто и шинелей — это в такой-то мороз.
Все друг друга знали, у всех были между собой отношения — иногда дружественные, порой очень сложные, зависевшие от многих причин, влияний и родства.
Еще при входе в подъезд гений сыска столкнулся со старым приятелем Гарнич-Гарницким. В прошлом директор Императорского фарфорового завода, нынче он занял важный пост директора картографической фабрики, выпускавшей секретные документы для военного ведомства.
— Почему взор у вас тревожен, Федор Федорович? — шутливо произнес сыщик.
Собеседник явно был чем-то угнетен. Он вздохнул:
— Всякие странные случаи стали вдруг происходить со мной. Хочу вашей помощи…
— К вашим услугам, сударь!
— Вечером вы что делаете?
— Иду в Мариинку.
— А после?
— Еще не знаю. Ближе к вечеру протелефонируйте мне, мы и решим.
— Очень нужно посоветоваться с вами, Аполлинарий Николаевич. Слишком серьезно то, что меня беспокоит. — Он просительно взглянул на собеседника. — Речь, возможно, идет о моей жизни.
Соколов удивленно поднял бровь, внимательно глядя в лицо собеседника. Потом решительно произнес:
— Вечером увидимся!
— Только на вас, граф, вся надежда.
Наследник монгольского ханаЕдва Соколов сбросил на руки дежурного офицера шинель, как к нему с широкой улыбкой направился Джунковский.
Несмотря на некоторую полноту, генерал-майор держался по-военному прямо. Голубовато-светлые глаза светились умом.
* * *
Пройдет всего несколько лет.
Все смешается в российском доме.
Джунковского, одного из самых дельных и честных сынов России, будут допрашивать в Чрезвычайной комиссии Временного правительства.
Поэт Александр Блок, радовавшийся свержению монархии, как радуется неразумное дитя зачавшемуся в избе пожару, окажется среди дознавателей. Ему доверят важный пост — главного редактора стенографического отчета комиссии. Разумеется, не бескорыстно. Ежемесячно он будет получать конверт с изрядным для того времени жалованьем — шесть сотен целковых.
Деньги эти поэт отрабатывал усердно: ездил на допросы, «порой допрашивал и сам и непристойно издевался» (Ив. Бунин).
2 июня 1917 года после допроса Джунковского автор «Двенадцати» в своем дневнике напишет: «Погоны генерал-лейтенанта… Неинтересное лицо. Голова срезана. Говорит мерно, тихо, умно». Впрочем, с поэтической непоследовательностью тут же переменит мнение: «Лицо значительное. Честное… Прекрасный русский говор».
* * *
Джунковский двумя руками потряс ручищу Соколова:
— Граф, я рад, что вы приехали! Вы очень мне нужны. Я ведь отлично помню, как мы с вами в Москве охотились за убийцами начальника губернской канцелярии и как вы всем нам преподнесли урок.
— Когда сыщики во главе с Кошко по ошибке схватили по подозрению в убийстве знаменитого маэстро Левицкого? — Соколов рассмеялся. — Там с самого начала было видно, что полиция пошла по ложному следу[2].
Джунковский взял под локоть Соколова и отвел его в сторону, остановившись возле окна. Негромко, мерно произнес:
— Спасибо, что отозвались на мою телеграмму.
— Владимир Федорович, это я вам признателен. Ваше приглашение как нельзя более кстати. Мой отец давно недужит, я получил повод навестить его.
— Я мало знаком с Николаем Александровичем, но много наслышан о его полезной деятельности как члена Государственного совета, — любезно отозвался Джунковский. — Скажите ему мой поклон. Да, дело у меня к вам, граф, самое серьезное…
Джунковский задумчиво стал барабанить пальцами по оконному стеклу, раздумывая, с чего начать.
* * *
Родословная товарища министра внутренних дел восходила к началу XVI века. Тогда в Москву к Василию III прибыл легендарный монгольский князь Мурза-хан Джунка.
Русская ветвь началась в эпоху Петра I. Потомки товарища министра занимали важные государственные посты, отличаясь широтой ума и кристальной честностью.
Отец министра родился в 1816 году, сделал блестящую карьеру и достиг чина генерал-майора.
Сам Владимир Федорович служил в Преображенском лейб-гвардии полку и затем четырнадцать лет был адъютантом московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича.
Великий князь был убит. И уже с ноября 1905 года Джунковский был назначен губернатором старой столицы. Ему тут же пришлось участвовать в подавлении беспорядков, насилий, поджогов и грабежей, учиненных уголовниками и с присущей большевикам лживостью названных «революцией».
После падения большевистского режима историки признаются: «На годы губернаторства В. Ф. Джунковского приходится расцвет культурной, просветительской и общественной жизни в Москве».
* * *
— Наш надежный осведомитель в партии эсдеков сообщил, что революционеры готовят серию террористических актов. Они составили список своих главных «врагов» и будут их в порядке очереди уничтожать.
— Кандидаты в покойники известны?
— К сожалению, нет. Боюсь, имена их мы будем узнавать из полицейских и газетных сводок. Кроме того, революционеры замыслили покушение на Государя и его Августейшую семью. Когда бы вы думали? — Джунковский пошевелил жесткими усами, концы которых были чуть загнуты вверх. — Совсем скоро, восьмого января, во время приема в Зимнем дворце.
— Еще бы! Представители земств со всей Империи прибудут, многолюдье. А царская семья в полном составе тут как тут. И все высшие чины. Момент — лучше не бывает, — задумчиво сказал Соколов. Вдруг в его голосе зазвучала надежда. — Может, это, Владимир Федорович, бред шизофреника?
— Боюсь, дорогой граф, что это суровая реальность. Ведь наши худшие опасения почти всегда сбываются.
— Готовься к худшему, обрадуешься лучшему, — белозубо улыбнулся Соколов.
Провокатор — любимец ЛенинаДжунковский был человеком весьма осторожным. Он еще не решил, в какой степени привлечет к делу графа. По этой причине пока колебался: сообщить или нет Соколову, что донесение о террористических актах пришло от самого надежного агента — Романа Малиновского, 1878 года рождения, в прошлом слесаря на фабрике, любимца большевистской партии и доверенного лица самого Ульянова-Ленина?
Малиновский неоднократно сидел в тюрьмах за кражи и мошенничество. И в это же время был штатным осведомителем охранки. Из кассы департамента полиции, кроме регулярных премий, он ежемесячно получал громадные деньги — пятьсот рублей. Скажем, жалованье помощника петербургского градоначальника в чине майора было меньше.
Когда по инициативе Ленина баллотировали Малиновского в Государственную думу, у того по причине уголовного прошлого не было шансов туда попасть.
Но директор департамента полиции Белецкий принял необходимые меры, чтобы уголовник-провокатор в Думу прошел.
Для начала Малиновскому выдали новый паспорт — без компрометирующих отметок. Затем он получил у самого Белецкого необходимый инструктаж — «как себя вести на выборах», а еще — очередную денежную поддержку.
