Де Релага грустно покачал головой.
Поосторожнее с Ричардом де Ревеллем, Джон. Он может быть очень злым, сущим дьяволом, уж я-то знаю, испытал на собственной шкуре.
Не переживайте, я все понимаю, — мрачно ответил Джон. — Только вряд ли у него получится подсидеть меня, — во время походов в Святую Землю у меня появились могущественные друзья.
Но они не в Эксетере, Джон.
К этому времени они уже достигли оживленной центральной части территории замка и проходили мимо небольшой часовни Святой Мэри, расположенной справа от караульного помещения. Прямо перед ними находился Шайрхолл, невыразительное строение, крытое каменной черепицей. По сути, здание состояло из одного большого зала с закрытыми ставнями окнами на двух противоположных стенах и двумя широкими дверьми. Внутри зал был пуст, если не считать деревянного помоста с несколькими табуретами в дальнем конце. Здесь каждые две недели шериф проводил заседания суда графства. Заседания городского районного суда, находящегося в ведении городского совета, проходили в Гилдхолле на центральной улице, церковные же суды работали в старом деревянном монастырском здании при соборе. Из этого разделения можно было заключить, сколь ревностно охранялись пределы властных полномочий различных влиятельных сил города.
Внутри пустого помещения уже толпились люди, созванные в качестве присяжных. Гвин из Полруана пытался установить хоть какое-то подобие порядка, отдавая распоряжения голосом, от которого глиняный горшок разлетелся бы вдребезги на расстоянии в двадцать ярдов. Он собрал всех тех, кто прошлой ночью находился поблизости от «Сарацина», а также по несколько мужчин и юношей с разных концов города. Появились и несколько представителей городской знати, пришедших отчасти из любопытства, отчасти движимых чувством гражданского долга. В числе последних оказался и второй помощник мэра, Генри Риффорд. Это был крупный краснолицый мужчина, преисполненный ощущения собственной значительности; ему принадлежал дом в городе и большое поместье в Клист-Сент-Мэри, по дороге на Эксмут. Закадычный друг шерифа, Риффорд отчаянно противился назначению Джона на должность коронера, и последний испытывал к нему такую же неприязнь, как и к епископу, еще одному союзнику де Ревелля. Собственно, Джон понимал, что городская и клерикальная верхушки раскололись на два противоборствующих лагеря.
Толпа расступилась, пропуская двоих появившихся в двери солдат, которые толкали перед собой двухколесную тележку с лежащим на ней телом, накрытым окровавленным полотном. Во исполнение требований новых законодательных процедур многочисленные свидетели должны были осмотреть тело убитого.
Джон поднялся на платформу. Двое помощников мэра, хотя их официальные обязанности этого и не требовали, последовали за ним и уселись на табуреты, чтобы проследить за процедурой.
Через другую дверь четверо вооруженных солдат в конических железных шлемах с пластинками, защищающими нос, вволокли двух преступников. Руки обоих были туго связаны за спинами. Под гул толпы и оскорбительные крики собравшихся солдаты вытолкали преступников в центр зала перед помостом.
Джон собирался было начать процедуру, но ему помешал раздавшийся у входа звук рога, и в зал вошли два сержанта, а вслед за ними — Ричард де Ревелль, сопровождаемый на церемониальном арьергарде двумя солдатами. Чуть позади шерифа вышагивал Ральф Морин, назначенный королем на должность констебля замка Ружмон, — крупного телосложения мужчина с гривой седых волос и такой же седой окладистой бородой. Джону довелось сражаться бок о бок с ним в Ирландии, и он знал, что Ральф — человек честный и беспристрастный.
Доспехов на шерифе не было, однако он был одет в яркую геральдическую накидку — белое полотно с малиновым грифоном впереди и на спине. Шериф поднялся на платформу и остановился в центре, едва не оттолкнув коронера.
Толпа стихла. Шериф не пользовался популярностью среди горожан — и из-за занимаемой должности, и по причине собственного характера. Он являлся представителем власти, следил за сбором налогов, был жестоким судьей, налагал денежные штрафы и выносил приговоры.
Ричард де Ревелль покосился на мужа сестры и ухмыльнулся. На его узком красивом лице появилось выражение, в котором смешались насмешка и презрение.
— Умоляю, продолжайте, сэр коронер!
Джон бросил в его сторону сердитый взгляд, но промолчал. Шериф имел право, при желании, присутствовать на расследовании, хотя это самое присутствие было отнюдь не обязательным.
Гвин приступил к вводной части, а коронер и шериф опустились на стулья, в первую очередь для того, чтобы подчеркнуть свой статус, поскольку все, кто находился ниже помоста, должны были стоять. Ральф Морин скромно удалился к краю помоста и наблюдал за происходящим оттуда, его взгляд не упускал ни малейшей детали.
Как и в Вайдкоуме, многочисленным горожанам предстояло осмотреть труп. Толкаясь и тесня друг друга, люди проходили мимо тележки, с которой один из стражей сбросил полотно, открывая покойника. — Взглядам людей открылось то, что осталось от головы убитого. Несмотря на позднюю осень, невесть откуда взявшиеся трупные мухи успели отложить желтоватые яйца на глазах и губах мертвеца.
Поднявшись со своего места, Джон вкратце описал события предшествующей ночи. Раненый мужчина, Эдред из Доулиша, находился в слишком в тяжелом состоянии, чтобы его можно было доставить в замок даже на носилках, поэтому коронер рассказал, какие ранения были нанесены Эдреду. Гвин заранее отобрал по одному представителю от каждого из четырех районов города, и они побывали в «Сарацине», где осмотрели раненого. Все четверо обратились к собравшимся и поведали об увиденном.
Двое мужчин из Сент-Сайдвелла, небольшого поселения, состоящего из кучки домов за Восточными воротами, присягнули, что убитый — это их брат Осрик, возчик, живший в переулке неподалеку от Рок-лейн рядом с Уотергейтом. Семейство явно имело саксонские корни, поэтому вопроса о штрафе за убийство нормандца не возникло *. (За убийство нормандца в те времена налагался гигантский штраф на всю деревню (район и т. п.), причем любой покойный априори считался нормандцем, а обязанность доказать его англо-саксонское происхождение лежала на населении, для чего требовалось как минимум два свидетеля.) После этого несколько свидетелей выступили со своими показаниями о том, что они видели прошлым вечером. Гвин добавил заявление раненого Эдреда о том, что волосатый напал на покойника, чтобы ограбить его.
По прошествии нескольких минут присяжные вынесли единогласный вердикт, провозгласив стоящего перед ними Тостига виновным в убийстве возчика Осрика, совершенном в нарушение королевского указа о мире.
Джон подвел итоги:
— Нет никаких сомнений в том, что смерть наступила в результате удара булавой по голове, и точно так же очевидно, что преступник — Тостиг.
Он указал пальцем на волосатого бандита, которого держали двое охранников. Тот попытался вырваться, выругался и презрительно плюнул в сторону помоста, за что получил удар по голове древком копья от одного из стражей, наказавшего обвиняемого за дерзость.
— Однако окончательное решение о степени его вины и дальнейшей судьбе предстоит принять очередному выездному королевскому суду. До той же поры я повелеваю препроводить Тостига в тюрьму под надзор города.
Прежде, чем он успел продолжить, раздался голос поднявшегося Ричарда де Ревелля:
— Коронер, в этом нет никакой необходимости. Выездной суд был здесь всего три месяца назад, и когда теперь появится в наших краях, неизвестно — через год, два, а то и позже. Чего ради мы должны тратить деньги на содержание этого… этого животного в моей тюрьме столь долгое время?
Джон сердито посмотрел на своего родственника:
— Новый закон гласит, что за отправлением уголовных дел королевства должен следить коронер, а это означает, что я обязан собрать все факты, записать их и предоставить нарушителя закона на суд королевского жюри. И что вы предлагаете — пойти и сейчас же повесить его?
Шериф щелчком сбросил невидимую пылинку с вышитого на груди красного грифона.
— Учитывая его очевидную виновность, это было бы лучше всего. Я, однако, человек справедливый. Он предстанет перед моим графским судом в этом же зале на следующей неделе, — а потом мы его повесим.
Несколько человек в толпе рассмеялись и тут же смолкли под яростным взглядом коронера, который затем вновь обратился к шерифу:
— В соответствие с королевским указом, доставленным главным юстициарием (В старой Англии верховный судья и наместник королей норманнской династии.) через посредство жюри выездного суда, уголовные преступления, рассмотрением которых занимается коронер, должны передаваться для окончательного решения королевскому суду.
