Стряхивая кровь с кисти, он поглядел в глаза обоим помощникам.
— Зайдите туда и вежливо сообщите мистеру де Толомеи, что я передумал и сделка не состоится, а затем, пожалуйста, провентилируйте ему голову.
Киллеры исчезли в траттории с потолками в тяжелых деревянных балках, направляясь к отдельному кабинету в глубине. Где совсем недавно их босс запивал жареного осьминога столовым вином в обществе человека, чью жизнь они готовились оборвать. Приближаясь к узкой арке, ведущей в кабинет со стенами, выложенными камнями, они услышали позвякивание серебряных ножей и вилок.
Они заняли позиции по сторонам арки, переглянулись, кивнули, а затем проскользнули за арку в комнату без окон, держа наготове «беретты» с глушителями.
Но не выстрелили. Там никого не оказалось. Однако на антикварном столе, накрытом скатертью из Дамаска, открытым треугольником стояли три стеклянные тарелочки с аппетитнейшими сооружениями из шоколада.
Внезапный голос у них за спиной заставил обоих вздрогнуть. Щеголеватый официант в белом галстуке и фраке держал третий стул.
— Синьор подумал, что вы и ваш хозяин, возможно, захотите откушать торта.
Пока сбитые с толку киллеры нервно озирали каменную комнату, в десяти ярдах от них и пятью ярдами ниже в проходе забытой христианской катакомбы одинокая фигура, насвистывая, ускользнула в темноте.
НЬЮ-ЙОРК — 9 ЧАСОВ 37 МИНУТ УТРА
— Наш мальчик де Толомеи водится с очень и очень темными мудаками, — сказал Макс, едва Кейт вошла в кабинет.
Она отдала ему кофе и пару круассанов из «Доума», а потом подсела к нему за центральным столом.
— Черт, опять саботируешь мою диету? — простонал Макс, поглаживая свой мягкий животик, вполне подошедший бы и Будде.
— Извини… не знала, что у тебя рецидив.
— Ну, благодаря тебе его нет, — отпарировал Макс, набивая рот. — Я поискал лицо де Толомеи. Ни одно из здешних агентств не заводило расследований на него, однако благодаря темным приятелям его рожа то и дело засвечивается. Несколько раз он с Хамидом Азади, как ты и предполагала, но кроме того, его засекли с наркодилерами, торговцами оружием, боевиками мафий, коррумпированными политиками — пока еще ни единого известного террориста, но все равно достаточно вонючая компания.
— Покажешь мне парочку-другую?
Макс пощелкал «мышью», и на экране возник де Толомеи с грузным плешивым мужчиной. Кейт узнала обстановку. Они сидели в кафе в Позитано на побережье Амальфи.
— Таддео Скрочче. Персона в Каморре, неаполитанской мафии. Главное занятие — наркотики, — сказал Макс, а затем показал еще двоих. — Торговцы оружием. Жан-Поль Брюер слева. Вольфганг Кесслер справа. По имеющимся сведениям, они все девяностые годы продавали Ираку то, что продавать никак не следовало. А этот очаровашечка, — продолжал он, демонстрируя новое изображение, — он из русской мафии.
— Черт! А это кто? — спросила Кейт, глядя на фотографию потрясающего красавца с длинными черными волосами и южноазиатским лицом.
— Хадар Хан. Текстильный бизнес в Пакистане. Видимо, контролирует половину производства героина в Афганистане. ДЕА много лет пытается его прищучить.
Макс допил кофе и повернулся к Кейт.
— Я искал возможные операции с наличностью между этими типами и де Толомеи. Так угадай что? На протяжении последних тринадцати лет он имел дело с ними со всеми.
— Ну, обычным торговцем предметами искусства его явно не назовешь!
— Никак, хоть обложись.
— И что ты думаешь?
— Что предметы искусства — крыша для контрабанды всего самого смертоносного.
— Ты все еще считаешь, что он бывал посредником в поставках ОМУ? — спросила она, употребив сокращенно обозначение оружия массового уничтожения.
— Исключить это мы не можем. А до тех пор…
— Знаю. Я этим и занимаюсь. Просто я утром прочла кое-какую прессу о нем, и он выглядит человеком, который по-настоящему ценит нормальную жизнь, хотя бы частично. Он утончен, прекрасно образован, а его вкус к искусству, насколько я сумела узнать, просто поразителен. Чтобы вооружать террористов, требуется куда больше, чем просто безразличие, знаешь ли. Для этого необходима злобная ненависть к человечеству вообще. Де Толомеи, насколько я могу судить, к этому типу не принадлежит.
— Кейт, если ему нравятся красивенькие картины, это еще не значит, что его душа не прогнила насквозь. — Тон Макса не был снисходительным, в нем звучало только любопытство. Кейт наивностью отнюдь не отличалась, но иногда, в самые неожиданные моменты, Макс замечал в ней странный идеализм — неприятная слабина в ее доспехах, по его мнению.
— Что-нибудь от наших людей в Риме?
— Проверяют каждый его шаг.
— Слышали что-нибудь интересное?
— Пока нет. Его окна заблокированы от направленных микрофонов, и подключиться к его телефонным линиям тоже непросто — он пользуется подземным оптоволоконным кабелем.
— Ну, завтра я с ним, наверное, встречусь.
— Быстро!
— Выяснилось, что де Толомеи — завсегдатай «Сотбис», а в их лондонском отделении завтра вечером аукцион только для приглашенных. Эдди Черри практически уверен, что он там будет, и обещал устроить мне приглашение.
— Лады. Ну так я напечатаю для тебя всю эту дрянь без задержки, — сказал Макс. — Слейда я введу в курс при первой возможности.
— А он не здесь?
— Наверху. Занят чем-то, к чему нам допуска нет. И на звонки не отвечает.
— Интересно бы знать, что происходит?
Макс пожал плечами.
— Понятия не имею. Когда он пришел утром, то горел неоновой табличкой «Не беспокоить!», и был в том своем настроении, когда, если он и говорит, его мимические мышцы практически не шевелятся. Ямочки плоские, как… — Он выразительно посмотрел на ее не слишком пышную грудь.
— Плоские, какой сейчас станет твоя физия?
Макс сверкнул улыбкой, но затем его лицо вновь стало озабоченным.
— Сердитым я его уже видел, но таким — никогда. Что-то совсем другое. Ну, знаешь, как если случается что-нибудь скверное, он становится воплощением спокойствия и контроля, и тебе ясно, что он все приведет в порядок, в чем бы дело ни заключалось.
Кейт кивнула.
— Я люблю у него это выражение.
— Знаю. И я тоже. Но сейчас — ничего похожего. И мне что-то не по себе.
— Серьезно? — сказала Кейт. Потом, взглянув на часы, добавила: — Ну, мне пора. Днем я встречаюсь с Мединой для дальнейшего, но я тебе позвоню перед тем, как уехать.
— У меня есть мыслишка получше. Что, если я подвезу тебя в аэропорт?
— Вертолет свободен?
— Для тебя все и всегда.
Кейт засмеялась.
— И где зарыта собака?
Макс помахал листком бумаги.
— Без налогообложения, детка. Список готов.
— Договорились, — сказала Кейт. — Я на одном из последних рейсов.
— Позвоню тебе попозже, и мы уточним.
— Прекрасно. Чао.
Макс услышал легкий скрип. Один из стеллажей совещательной комнаты повернулся наружу. Из проема появился Слейд и направился к лифту. Учитывая настроение своего шефа, Макс решил его не окликать. Но тут же вспомнил про поездку Кейт и сразу передумал.
— Так Кейт завтра, наверное, встретится с де Толомеи?
— Хорошо, — сказал Слейд, не обернувшись. — Продолжай.
Что-о?! Слейд, оставляет без внимания детали операции? Неслыханно! Макс сделал еще попытку.
— Вы знаете, Слейд, что он ведет дела с некоторыми самыми опасными личностями в мире. Торговцами оружием, торговцами наркотиками… По-моему, он…
Слейд остановился и обернулся к Максу.
— Доложишь мне днем, хорошо? Сейчас мне не до этого.
— Ладненько, босс.
Когда Слейд скрылся в коридоре, Макс крикнул вслед:
— Э-эй! Дождь идет. Зонтик не возьмете?
Но Слейд, забывавший подобные мелочи не чаще раза в десять лет, даже не откликнулся.
Черт, подумал Макс, что это с ним?
Ливень, который обрушился на зонтик Кейт, когда она подходила к дому, хлестал Джереми Слейда по голове по пути к вегетарианской молочной в Центральном парке. Опустившись на одну из скамей под готической крышей на столбах, он уставился на каменную стену перед собой.
— Что ты думаешь? — спросил Донован Морган, подходя к нему.
— Что наконец я узнал, почему он замолчал и почему ни один из моих источников — в поле или среди перебежчиков за границей — ничего не слышал о его захвате.
— Наконец? Три года назад ты говорил, что он убит, что источник видел, как он получил шесть пуль в грудь. Так как же…
Лицо Слейда сказало все.
— Так ты мне лгал все это время? — Морган был потрясен. — Бога ради, зачем?
— Чтобы пощадить тебя. Правда могла свести с ума. Попросту говоря, всего месяц на задании, и он исчезает бесследно. Я собрал информацию обо всех до единой иракских тюрьмах. О нем — ничего. Ни ареста за мелкую кражу без разоблачения, ни ареста за шпионаж. Ни слова, ни шепотка, ни намека.