— И ты решил, что он убит?
— Да, и со временем — пока перебежчики рвались вон из Ирака, точно крысы с тонущего корабля, и ни единый не упомянул про него, — я поверил. И не забывай, на протяжении десяти лет всякий раз, когда люди Саддама срывали наши попытки переворота, они непрерывно издевались над нами. Помнишь посылку в девяносто шестом? Кисть республиканского гвардейца, который с нами сотрудничал? Насмешки по мобильникам, которыми мы снабжали наших людей? И я знал, что иракцы его не схватили. И еще я знал, что он, если жив и схвачен, обязательно свяжется со мной… со временем.
Не пряча муки в своих глазах, Слейд посмотрел на Моргана прямо.
— Дон, ты же знаешь, я бы все для него сделал. Он был мне как младший брат.
Морган кивнул.
— Но теперь…
— Ситуация изменилась. Теперь я знаю, насколько неверным — и ограниченным — был мой анализ. Это видео? Оно подлинное. Но суть в том, что снято оно не в Ираке. На охраннике иранская тюремная форма. Его зовут Реза Мансур Нассери, и он работает в Эвине, тегеранской Бастилии.
У Моргана перехватило дыхание. Эвин! Тюрьма, куда бросают диссидентов, крепость, побившая все иранские рекорды по пыткам.
— Значит, каким-то образом Тегеран тогда узнал про операцию и отправил через границу людей похитить его?
— Им не пришлось путешествовать далеко. Он базировался на археологических раскопках вблизи Басры, — сказал Слейд, имея в виду район на юго-востоке Ирака вблизи границы с Ираном, где сливаются Тигр и Евфрат и где, согласно легенде, находился Эдем.
Морган недоуменно нахмурился.
— Но это значит, что Тегеран сознательно замедлил падение Саддама, спас его, а это…
— По-своему блистательный ход, — перебил Слейд. — Возможно, Тегеран просто хотел получить информацию о нас, однако, на мой взгляд, они сделали ставку на то, что если Управление не сумеет свергнуть Саддама своими средствами, со временем вмешаются наши военные, и их давнему сопернику будет нанесен удар куда тяжелее — сильнейшее ослабление всей страны, так что она куда легче поддастся утверждению шиитской теократии. Черт, не исключено — особенно если у Тегерана есть источник в Управлении, — что они с самого начала подрывали наши операции в Ираке.
Морган задумчиво уставился в землю.
— Правдоподобная теория. Даже вероятная, правду сказать. Но если он жив, зачем информировать нас с помощью этого видео?
— Трудно сказать. — Тон Слейда был унылым. — Возможно, таким способом Тегеран дает нам знать, что он исчерпал свою полезность… Они извлекли из него все, что могли, и ставят точку. Крупным планом следы уколов? Затем нам показывают, как его выводят из камеры? Они сообщают нам, что его куда-то ведут. На пытки? Мы о них уже знаем. По-моему, они намекают, что его ведут на казнь.
— Ну, — сказал Морган, — либо он уже мертв, и это просто насмешка в наш адрес — возможно, чтобы спровоцировать заранее обреченную попытку спасти его, — или это предварительный шаг для какого-то требования.
Слейд кивнул.
— Бог мой, — продолжал Морган, — находиться годы в лапах этой садистской сволочи… — Голос у него надломился, и он замолчал.
— Если он жив, Дон, мы его выручим. Любой ценой.
НЬЮ-ЙОРК — 2 ЧАСА 40 МИНУТ ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ
— Ну, он был садистской сволочью, каких мало! — сказала себе Кейт.
У себя дома она расшифровывала запись в «Анатомии Тайн», касавшуюся заплечных дел мастера, человека по имени Ричард Топклифф, который трудился в Тауэре, Маршалси и Брайдуэлле, главных местах заключения католиков и других диссидентов в елизаветинскую эпоху. Многие современники считали его сумасшедшим — с таким наслаждением и веселостью он причинял боль.
Трель мобильника нарушила ее сосредоточенность.
— Прелесть моя!
— Эдвард, я знала, что ты меня не подведешь. Так что?
— Ты у меня в долгу, дорогуша. Преогромнейшем.
— Я затаиваю дыхание.
— Я поговорил с милашечкой в нашем лондонском отеле. Он слышал некоторые шепотки о де Толомеи.
— И?.. — спросила Кейт, когда Эдвард попыхтел сигаретой.
— Как и ты, он слышал, что де Толомеи подвизается на черном рынке, что через его руки прошли многие вещи, кража которых освещалась очень широко. Но твой клиент хотел получить представления о вкусах де Толомеи. Он занимается картинами и скульптурой всех эпох. В основном — высшего класса. И он коллекционирует, но опять-таки без упора на определенную страну или эпоху. Единственная последовательность, какую я смог обнаружить, это приверженность к Артемисии Генилеши — он приобрел несколько ее картин для собственной коллекции, а сейчас ведет переговоры с одним моим знакомым посредником о покупке ее наброска.
— Какого?
— Юдифь. Один из наиболее детализированных этюдов к «Юдифи, обезглавливающей Олоферна» Артемисии.
Кейт припомнила эту жутковатую картину маслом. Многочисленные художники Возрождения и барокко писали картины на тему библейской истории Юдифи, красивой вдовы-еврейки, которая убила ассирийского полководца, готовившегося уничтожить ее город. Толкование Артемисии было почти бесспорно самым кровавым, самым исступленным, и некоторые историки искусства объясняли это тем, что она незадолго до написания картины была изнасилована. Они высказывали мнение, что так она дала выход скрытой ярости и потребности в мести.
— Интересный выбор, — сказала Кейт.
— Мой психотерапевт предположил бы, что де Толомеи зол на кого-то или что-то.
Кейт кивнула — самой себе. У нее уже возникло такое подозрение.
— А теперь насчет завтрашнего аукциона, — продолжал Эдвард. — Догадайся, чья фамилия значится в списке?
— Де Толомеи, верно?
— Вот и нет. Он отказался. Но в списке имеется еще одна фамилия, возможно, тебя заинтересующая.
— Черт, хватит жеманиться. Чья?
— Твоя.
— Что-о?
— Благодаря любезности некой мисс Арианы Вандис. Ты значишься как ее гостья. И она?
— Моя соседка по комнате в колледже, — ответила Кейт, вспомнив, что утром отправила Ариане голосовое сообщение с вопросом, найдется ли у нее время встретиться завтра вечером. — Вообще-то чудесно, но каким образом мне удастся…
— Терпение, дорогуша. Ты же во мне не сомневаешься?
— Ни в коем случае.
— Отлично. В Риме через пару дней намечается частное, но знаменательное событие в мире искусства. И де Толомеи, по моим сведениям, там будет.
— Какое?
— Предельно эксклюзивное.
— Открытие новой галереи?
— Нет. Я же сказал: предельно эксклюзивное.
— Какая-нибудь благотворительность со скоплением звезд?
— Экс-клю-зив-ное!
Застонав, Кейт сдалась и иронично пробурчала:
— Пивная вечерушка в местном диско?
— О-очень смешно! — Затем медленно и эффектно Эдвард спросил: — Ответь, от чьего приглашения в Вечном городе никто никогда не откажется? Даже сверх головы занятый миллиардер?
— От приглашения Папы.
— Вот именно! И благодаря мне ты тоже его получишь.
— Ты — Божий дар. Как ты умудрился?
— Ну пожалуйста! Тебе ли не знать! Истинная леди свои заветные секреты не открывает никому и никогда.
СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ — 8 ЧАСОВ 45 МИНУТ ВЕЧЕРА
В двадцати километрах к востоку от Мальты «Надежда» медленно крейсировала, убавив скорость с тринадцати до семи узлов. Несмотря на густой вечерний мрак, она готовилась расстаться со своим таинственным грузом. Простой в четыре кубических метра ящик уже ожидал на фордеке, покоясь на резиновых прокладках. Штурман судна медленно приблизился к нему. Шутка шкипера о хрупком содержании ящика — может быть, фарфора или еще чего-то вплоть до ядерной бомбы, — продолжала нагонять на него ужас. В его мозгу зловещая возможность уже давно выкристаллизовалась в жутчайшую реальность.
Судовая лебедка нацеливалась прямо на ящик, и штурман потянулся к свисающему с нее тросу. Он ухватил тяжелый стальной захват, безмолвно упрекая шкипера за это устрашающее поручение.
Руки его не слушались. Дрожали, скользили от пота. Соберись. Скоро все будет позади. Удерживая захват левой рукой, правой он собрал четыре небольшие защелки на канатах, обматывавших ящик, и, остерегаясь толкнуть ящик, соединил их.
Отступил на пару шагов и поглядел по сторонам. За правым бортом он увидел подходящую к «Надежде» узкую яхту. Все навигационные огни на ней были погашены. Окружающий мрак нарушали только фосфоресцирующие голубые круги, опоясывавшие ее корпус над самой водой.
Несколько минут спустя два судна уже двигались параллельно с одинаковой скоростью, разделенные лишь несколькими метрами. Штурман снова обернулся к ящику. Судовой механик управлял лебедкой — вращал рычаг, чтобы смотать трос и поднять ящик в воздух. Ящик медленно оторвался от палубы.
