Мэтью ждал с колотящимся сердцем. Вскоре Пейн вышел, держа пистолет дулом вниз.
— Нет его там. Стоят два фургона, но лошадей нет.
Значит, они точно удрали, подумал Мэтью. Очевидно, когда Шоукомб понял, что его жертвы могли добраться до Фаунт-Рояла, он сообразил, что его царству настает конец.
— Я покажу, где он закапывал тела, — сказал он Пейну и повел его вокруг сарая, в рощу. Земля пропиталась водой и расступилась, обнажив злодеяния Шоукомба. Небольшое облако мух роилось над склизкими останками. Пейн зажал рукой рот от вони и направился к яме, но бросил лишь беглый взгляд и вернулся.
— Да, — сказал он, внезапно побледнев. — Вижу картину.
Мэтью и Пейн вернулись к таверне. Тайлер снял почти все ставни, впустив солнечный свет в жалкое царство Шоукомба. От такой иллюминации крысы, устроившие карнавал во всех комнатах, с негодующим писком разбежались по норам, кроме одной здоровенной особи, которая оскалила зубы и могла бы напасть, если бы сапог Тайлера не нанес ей упреждающий удар. Дженнингс радостно занялся собиранием таких предметов, как фонари, деревянные миски, ложки, ножи и прочие мелкие приспособления, которые легко унести с собой. Мэтью обнаружил магистрата в комнате, откуда они сбежали прошлой ночью. Свет из окна падал на разбитую дверь и темные пятна крови Шоукомба на полу.
— Пропало, — мрачно сказал Вудворд. — Все вещи пропали.
Так оно и было. Багаж — два сундука и коробка с париками, саквояж с письменными принадлежностями Мэтью, чернильница, блокнот — все исчезло.
— Мой камзол! — Вудворд мог бы рухнуть в горе на соломенное ложе, но свидетельства обитания в нем крыс удержали его от такого поступка, хотя он и был на грани обморока. — Это животное Шоукомб унес мой камзол, Мэтью! — Он посмотрел в лицо своему клерку, и Мэтью увидел, что на глазах магистрата выступили слезы душевной муки. — Никогда мне его уже не вернуть, — сказал он. — Никогда.
— Это же был всего лишь предмет одежды, — ответил Мэтью и тут же понял, что этого говорить не надо было — магистрат вздрогнул, как от удара.
— Нет. — Вудворд медленно покачал головой и стоял, ссутулившись, будто сокрушенный неимоверной скорбью. — Это была моя жизнь.
— Магистрат! — окликнул из другой комнаты Пейн и заглянул внутрь раньше, чем Вудворд смог взять себя в руки. — Они ушли не так давно. Очаг все еще тлеет. Вы нашли свое имущество?
— Нет. Его унесли.
— О, мне очень жаль. У вас там были ценные предметы?
— Да, очень ценные. Шоукомб унес все.
— Очень странное состояние дел, — сказал Мэтью после недолгого размышления. Он подошел к открытому окну и всмотрелся в сторону сарая. — Лошадей нет, но Шоукомб оставил два фургона. Я полагаю, один из них наш. Шоукомб забрал наш багаж и своих свиней и кур, но оставил фонари. Я бы сказал, что хороший фонарь стоит не меньше курицы, как вы думаете?
— Эй, эй! Смотрите-ка, что я нашел! — раздался счастливый возглас из общего зала.
Пейн бросился посмотреть, что там за открытие, а за ним направились магистрат и Мэтью.
Дженнингс, развернувший джутовый мешок, чтобы уложить туда трофеи, держал в руках деревянную кружку.
— Ром! — объявил он. — Стояла вот тут, прямо на столе! Наверное, и бутылка рядом. Надо будет поискать как следует до того, как…
— Одну минутку, — вмешался Мэтью, подходя к нему и беря у него из рук кружку.
Ничего более не говоря, он перевернул кружку над ближайшим столом.
— Ты что, пацан! — воскликнул Дженнингс, когда напиток хлынул на стол. — Ты с ума…
Дзеньк!
Со дна густой коричневой жидкости выпала золотая монета. Мэтью взял ее и рассмотрел внимательно, но он уже знал, что это.
— Испанская монета, — сказал он. — Шоукомб мне сказал, что забрал ее у мертвого индейца. Я видел, как он ее бросил в эту кружку.
— Дайте-ка посмотреть!
Пейн протянул руку за монетой, и Мэтью отдал ему кусочек золота. Пейн подошел к окну, чтобы рассмотреть получше. Тайлер стоял у него за спиной, заглядывая через плечо.
— Вы правы, монета действительно испанская, — сказал капитан милиции. — Вы говорите, что Шоукомб забрал ее у мертвого индейца?
— Так он утверждал.
— Странно. Откуда бы у индейца испанское золото?
— Шоукомб говорил, что здесь… — Мэтью вдруг замолчал. «Испанский шпион где-то бродит», — собирался сказать он. Но ему вдруг вспомнилось, как Пейн зажигал сигару на вчерашнем обеде. Курит по-испански. Кто научил Пейна употреблять табак таким образом?
Мэтью вспомнил еще и другие слова Шоукомба насчет испанского шпиона: «Черт побери, он может даже жить в Фаунт-Рояле, англичанин-перебежчик!»
— Что говорил?
Голос Пейна звучал совершенно спокойно, пальцы сомкнулись на испанской монете.
— Он… он говорил… — Мэтью лихорадочно думал. Выражение лица Пейна было ему плохо видно, потому что пробивающийся сквозь испарения свет очерчивал капитана силуэтом. — Он… он думал, что индейцы могли найти золото пиратов, — договорил он неуверенно.
— Золото пиратов? — Дженнингс унюхал иную опьяняющую влагу. — Где? Поблизости?
— Спокойнее, Малкольм, — предупредил его Пейн. — Одна монета — еще не клад. Нам с пиратами не приходилось иметь стычек, да нам этого и не хочется. — Он склонил голову набок, и Мэтью понял, что у него завертелись шестеренки. — Шоукомб ошибся, — заявил Пейн. — Ни один чернофлажник в здравом уме не станет прятать добычу в индейских лесах. Они свое золото прячут там, где его легко откопать, но дурак был бы пират, если бы его добро смогли найти и выкопать дикари.
— Представляю себе, — сказал Мэтью, которому совершенно не хотелось глубже раскапывать могилу этого обмана.
— И все же… откуда еще мог индеец добыть вот это? Разве что произошло кораблекрушение, и как-то монету примыло к берегу. Занятно. Как вы полагаете, магистрат?
— Другая возможность, — размышлял вслух Вудворд, — что какой-то испанец дал эту монету индейцу в стране Флориде.
— Нет, местные краснокожие так далеко не забираются. Племена Флориды не отпустили бы их оттуда со скальпом на голове.
— Что еще более странно, — вмешался Мэтью, желая увести разговор от этой темы, — тот факт, что Шоукомб оставил монету в кружке.
— Наверное, спешил поскорее отсюда убраться.
— И при этом собрал весь наш багаж и своих свиней и кур? Вряд ли. — Мэтью обвел взглядом помещение. Ничего не было сдвинуто с мест, ни один стол не перевернут, никаких следов крови или свидетельств борьбы. Очаг еще не остыл, кухонные котлы стояли в золе. И ни намека на то, что случилось с Шоукомбом и его домочадцами. Мэтью поймал себя на мысли о девушке. С ней-то что сталось? — Не знаю. Единственное, что я знаю, — что Шоукомб никогда бы не бросил эту монету. Я имею в виду, при обычных обстоятельствах.
Пейн тихо хмыкнул. Он еще несколько секунд повертел монету в пальцах, потом отдал ее Мэтью.
— Я думаю, она ваша. Скорее всего другого возмещения вам от Шоукомба не добиться.
— Наша цель — не возмещение, сэр, — возразил Вудворд, — а правосудие. И я должен признать, что сегодня правосудию натянули нос.
— Что ж, полагаю, Шоукомб вряд ли сюда вернется. — Пейн нагнулся и поднял с пола огарок. — Я бы предложил остаться здесь на ночь и дежурить по очереди, но мне не улыбается быть съеденным заживо. — Он неспокойно оглядел темные углы, откуда все еще слышалось возбужденное попискивание. — Тут только Линч и мог бы жить.
— Кто? — переспросил магистрат.
— Гвинетт Линч, наш крысолов из Фаунт-Рояла. Но даже ему могли бы отгрызть ноги в этой проклятой дыре. — Пейн отбросил огарок в темный угол. Что-то большое брызнуло оттуда прочь. — Я видел в сарае сбрую и упряжь. Дункан, мы бы с вами могли прицепить наших лошадей к фургону магистрата и отвезти его. Вас это устроит, магистрат?
— Вполне.
— Тогда ладно. Думаю, надо отсюда уходить.
Пейн и Тайлер вышли на улицу разрядить пистолеты в воздух, потому что эти механизмы, будучи взведенными, оставались опасными, как свернувшаяся змея. Пистолет Тайлера выстрелил сразу, но у Пейна оружие стало пускать искры и сработало лишь после некоторой задержки и шипения.
Через полчаса лошади были впряжены в возвращенный фургон, Вудворд взял вожжи и поехал вслед за первым фургоном по раскисшей дороге обратно в Фаунт-Роял. Мэтью устроился на неудобной скамье рядом с магистратом, а Пейн и Тайлер ехали с Малкольмом Дженнингсом. Мэтью еще раз оглянулся на таверну Шоукомба, пока она не скрылась из виду, представляя себе, что здесь будет через несколько дней — или, не приведи Господь, — недель безраздельного крысиного господства. Образ молодой девушки, которая, похоже, только присутствовала при преступлениях своего хозяина, снова встал перед ним, и Мэтью не удержался от мысли, как это Бог может быть таким жестоким. Но она ушла навстречу своей судьбе — как и все они, — и ничего здесь нельзя поделать. С этой мыслью он отвернулся от прошлого и нацелил взор в будущее.
