Гости отдавали привратникам оружие, но после этого все равно приходилось подвергаться унизительной процедуре обыска.
Наконец за последним гостем затворилась калитка. Все собрались в большой, плохо освещенной комнате.
– Итак, господа, – заговорил по-турецки человек, который сидел в самом темном углу, так что лица его не было видно никому из присутствующих, – итак, господа, начнем. К сожалению, нам с вами приходится тайно пробираться на наши совещания, как будто мы находимся не на священной турецкой земле… А ведь Аджария – законная часть империи, навечно включенная в ее состав указом его величества султана… Впрочем, это так, из области чувств. Военное счастье отвернулось от нас, и мы с вами находимся на территории, временно захваченной врагами. Но от нас зависит очень многое. Расскажите, уважаемый Азиз-эфенди, то, что вам удалось узнать!
Дородный представительный турок в золотом пенсне откашлялся и начал:
– Вы знаете, что английские собаки собираются выводить свои войска из Грузии. Часть оккупационного корпуса уже погрузилась на корабли и отправляется восвояси. Но грузинские шакалы пытаются…
– Уважаемый Азиз-эфенди, – прервал выступление худощавый подвижный брюнет средних лет, – мы все здесь уважаем и разделяем ваши чувства, но не могли бы вы исключить из вашей речи эту зоологическую терминологию? Вопрос затронут серьезный, а все эти «собаки» и «шакалы» не вызывают ничего, кроме насмешки!
– Как будет угодно, почтеннейший, – недовольно оглянулся Азиз, – позвольте мне продолжить. Так вот, грузины пытаются убедить англичан оставить в Грузии и Аджарии хотя бы часть своих войск. Они знают, что без этого правительству Грузинской Республики трудно будет удержать власть. Они боятся беспорядков, ну и нас, разумеется. Напрямую с англичанами им договориться не удалось: те твердо намерены уходить и помогать Деникину в борьбе с красными только деньгами и оружием. И теперь они направляют на Парижскую мирную конференцию[11] своих представителей.
– Что сможет сделать Парижская мирная конференция? – раздались голоса.
– Сделать-то она может многое, – ответил Азиз, – и как раз сейчас удобный случай. Не забывайте, что после разгрома царской России она не признает правительства Советов, а также официально не принимает представителей Деникина, мотивируя это тем, что в России нет твердо установленного строя и нет правительства. Но правительство Грузинской Республики, а также Армянской и Азербайджанской конференция признала, так что если представителям этих республик удастся уговорить Совет Пяти[12], то он может повлиять на Ллойда Джорджа, и тот приостановит вывод английских войск из Закавказья.
Азиз замолчал, и сидевший в тени человек, как бы не давая установиться тишине, не давая присутствующим задуматься и сделать из сказанного собственные выводы, подхватил:
– Понятно, что если им удастся добиться от стран Антанты сохранения оккупационных войск, нам намного труднее будет выполнить наш священный долг – добиться возвращения Аджарии в лоно Османской империи.
– Каковы же ваши предложения? – снова подал голос нетерпеливый худощавый брюнет.
– Мое предложение, уважаемый Басри-бей, – продолжал голос из темноты, – заключается в следующем… – говоривший встал, каким-то образом оставаясь в тени, и мягкой, скользящей походкой пересек комнату, оказавшись за креслом Басри-бея, – заключается в следующем, – повторил он и вдруг молниеносным движением захлестнул шею Басри-бея тонким шелковым шнурком.
Басри-бей попробовал вскочить, но тело его только судорожно напряглось, глаза вылезли из орбит, и лицо стало багрово-синим. Он захрипел и обмяк в кресле. Человек в тени аккуратно снял шнурок с его шеи и спокойно пояснил:
– Нам стало достоверно известно, что Басри-бей симпатизирует… вернее, симпатизировал сторонникам политических уступок, проповедовал пораженческие настроения. Более того, имеются сильные подозрения, что Басри-бей искал контакты с англичанами. Он был недостоин называться подлинным турком, а следовательно, недостоин жить. От таких пораженческих настроений один шаг до прямого предательства, и кто знает – возможно, он его уже совершил. Таким образом, мы никак не могли обсуждать при нем наши планы. А планы наши таковы… – Человек в тени поправил булавку на галстуке и, видимо, укололся. – Шейс-с… – злобно прошипел он так, как шипит потревоженная змея.
Участники совещания в полном молчании внимательно выслушали его план действий. Никаких возражений не последовало – убедительнее всяких доводов рассудка действовало на присутствующих молчание одного из них – худощавого темноволосого Басри-бея, неподвижно лежавшего в глубоком низком кресле.
У Лизы бывали такие гости, которых она терпела, такие гости, которых она терпела с трудом, и такие, которых она терпеть не могла, но все равно приходилось – в ее положении не покапризничаешь.
Господина Вэнса она терпеть не могла. Он был ей так отвратителен, что после его ухода она долго-долго отмывалась и долго-долго проветривала свою комнату, чтобы избавиться от его запаха – сладковатого, парфюмерного, отталкивающего… Господин Вэнс казался ей похожим на паука-тарантула – маленький, ядовитый, очень опасный.
Никто не знал, какого он происхождения, вероисповедания и национальности. Рыжий, веснушчатый, с узкими блекло-голубыми глазами, он мог быть и англичанином, и турком, и немцем, и евреем… Его бледная, несмотря на жизнь под южным солнцем, кожа была покрыта густыми рыжими волосами – они выбивались из-под манжет рубашки, покрывали его шею, густо росли на груди… Одевался он претенциозно – роскошные вышитые жилеты, яркие шелковые галстуки с бриллиантовыми заколками.
Увидев, как в дверь просунулась рыжая шевелюра, Лиза отвернулась, чтобы скрыть гримасу отвращения. Господин Вэнс перехватил это ее движение и усмехнулся.
– Почему не в зале? – задал он вопрос, улыбаясь одними губами, в то время как его глаза продолжали буравить ее насквозь.
– У хозяина спросите, – буркнула Лиза.
– Спрашивал, – кивнул Вэнс, – он сказал, что тебе нездоровится и что ты сегодня не принимаешь.
– Так в чем же дело? – холодно поинтересовалась Лиза. – Зачем тогда вы пришли?
Вэнс, не обращая внимания на ее тон, прошел в комнату, плотно притворив за собой дверь.
– Так даже лучше, – сказал он, – поговорим о деле, ни на что не отвлекаясь.
– У нас с вами не может быть никаких дел, – угрюмо пробормотала Лиза.
После сегодняшней бессонной ночи она устала, болела голова, ей хотелось лечь, затянуться папиросой и грезить о Борисе, как будто не было двух лет мучений и страха, как будто она мечтала о нем там, в прошлой жизни, девчонкой… И вот он пришел как по волшебству. Ей хотелось перенестись еще раз в мечтах в те счастливые мгновения, когда они были вместе ночью.
Лиза открыла глаза и с ненавистью посмотрела на господина Вэнса.
– Хочешь, я расскажу тебе, чем ты кончишь? – Он спросил это вкрадчиво, но мягкость в его голосе была подобна мягкости кошки, которая на секунду отпустила пойманную мышь, чтобы поиграть.
– Не хочу. – Лиза пожала плечами и отвернулась.
Но господин Вэнс сделал вид, что не слышал пренебрежительного ответа.
– Ты перекуришься гашиша, станешь законченной наркоманкой, и хозяин выставит тебя на улицу. Если, конечно, до этого не помрешь сама.
Лиза улыбнулась и села на узкой кушетке, подобрав под себя ноги.
– Либо кто-нибудь заразит тебя сифилисом, и хозяин опять-таки выгонит тебя на улицу.
Она по-прежнему смотрела на него с загадочной полуулыбкой, только чуть вздрагивали опущенные длинные ресницы.
– Либо тебя зарежет пьяный матрос, – жестко продолжал Вэнс, прохаживаясь по комнате от двери к столику.
– Как зарезали вчера ночью Исмаил-бея? – проворковала она.
Вэнс споткнулся о невидимый порог, потом повернулся и посмотрел пристально на Лизу.
– Приблизительно так. – Он сел напротив на низенький стульчик, продолжая внимательно изучать девушку.
Сегодня она выглядела не так, как всегда, – очевидно, потому, что не было ни румян, ни ярко накрашенных губ. Оттого, что видно было только чистое лицо, которое не было еще отмечено печатью порока, сразу стала понятна неуместность ее в этом дешевом борделе.
– Не стану утверждать, что меня очень волнует твоя судьба, – продолжал Вэнс, – но ты мне нужна для кое-каких дел. Согласись на меня работать и получишь много денег. Сможешь уйти отсюда и даже уехать в Константинополь, например, или в Париж.
– Я не хочу уезжать, мне нечего делать в Париже. Мне вообще не нужны деньги.
– Каждому человеку нужны деньги, – наставительно проговорил господин Вэнс. – Один с помощью богатства добывает себе власть, ну, это тебя не интересует, другой – получает любовь, – при этих словах Лиза пренебрежительно фыркнула и потянулась к столику за папиросой, – третий с помощью денег может осуществить свою месть…
