Темноту затянутого облаками ночного неба не рассеивает бледный призрак полной луны, вызывающий в памяти слова моей матушки, что призраки — это духи, оставшиеся на земле, поскольку они не закончили дела и им нужна помощь, чтобы перейти в потусторонний мир.
Конечно, Джон Кливленд — это призрак, поселившийся на чердаке моего сознания, и я никак не помогла его духу обрести покой. Я не хочу, чтобы с ним произошло то же самое, что с героем Эдгара По, чья душа так и не восстала из тени Ворона.
«Все, прекрати это!» Застонав, я ударяю ладонью себя по лбу — надо же наконец образумиться. Не знаю, почему мне всегда на ум лезут эти странные мысли. Я слишком суеверна и уверена в том, что есть феномены, не воспринимаемые моими пятью чувствами. Я даже стала задумываться, не навлекла ли на себя какое-нибудь древнее египетское проклятие, разбив и выбросив за борт скарабея?
Впрочем, мне нечего бояться угроз из мира духов — у меня полно их в этом мире. Мне просто нужно не витать в облаках и напоминать себе, что человек, подстроивший смерть мистера Кливленда, по очереди просовывает ноги в штанины, как и все остальные люди. Лицо в иллюминаторе — это был реальный человек, пытавшийся напугать меня, а призраков создают на сцене с помощью зеркал.
Дойдя до носовой части парохода, я быстро оглядываюсь назад, чтобы убедиться, не следит ли кто-нибудь за мной, потому что не хочу дать капитану повод выбросить меня за борт. Несмотря на надпись «Проход запрещен», я пролезаю под веревкой.
На носу мало кто бывает. Он огорожен веревкой от пассажиров, потому что там находятся механизмы для подъема якоря и парусов. И здесь велика опасность, что тебя смоет за борт крутой волной.
Мне нравится во время вечерних прогулок приходить сюда. При движении судна ветер здесь всегда свежий независимо оттого, откуда дует — с правого или левого борта. И если не поднимают или опускают якорь, это самое спокойное место на пароходе. В непогоду я иногда украдкой пробираюсь на нос и представляю, будто я верхом на гигантском морском животном — когда пароход ныряет глубоко в волны, а потом взлетает вверх, меня обдает брызгами соленой морской воды.
Насколько мне известно, не я одна нарушаю приказ капитана. Женщина в черном, также любительница ночных прогулок по палубе, наведывается в эту часть судна. Зная, что она желает уединения, я не выхожу на нос, когда вижу ее там. Я рада, что этой женщины нет сегодня, ибо мне нужно побыть одной.
Вдалеке от палубных огней меня окружает полночная темнота. Я осторожно переступаю через цепи и стальные канаты, обхожу большие лебедки и спасательные шлюпки. И вот я на самом носу парохода, в своем тихом и спокойном мирке. Вдруг я сознаю, как устала, и, облокотившись на перила, позволяю теплому ветру трепать мои волосы и одежду.
Я что-то слышу позади себя и, обернувшись, вижу человека, выскакивающего из-под брезента, покрывающего спасательную шлюпку, — египтянина в одной набедренной повязке.
Какой большой нож!
Пронзительно закричав, я бросаюсь в обратную сторону от носа, но цепляюсь ногой за канат, тянущийся между механизмами, и ничком падаю на палубу. Египтянин тоже спотыкается о канат и с испуганным криком валится слева от меня.
Я в панике вскакиваю, и он уже на ногах, все с тем же ножом в руке.
Визжа что есть силы, пытаюсь бежать, но ноги путаются и я падаю боком, ударившись головой о металлический кожух какого-то механизма. Египтянин с ножом набрасывается на меня, отчего я снова стукаюсь о кожух и падаю на спину.
Вдруг я слышу крики, топот и понимаю, что кто-то еще вступил в схватку.
Я поднимаю руки, чтобы закрыть лицо, и сворачиваюсь калачиком, а вокруг меня продолжается какая-то возня. Но вот она внезапно прекращается, и я слышу отчаянный крик. Я поднимаю голову и вижу две темные фигуры у перил. Одна из них переваливается за борт. По ее очертаниям мне кажется, что это мой почти голый противник.
Слишком темно, чтобы разобрать, кто второй человек. Ясно только, что это мужчина. Он уходит, а я остаюсь лежать одна на палубе. Голова кружится как волчок.
Кто-то снова наклоняется надо мной, и я от неожиданности вскрикиваю.
— Что с вами? — спрашивает по-английски женский голос.
Акцент не английский, но европейский — по-моему, французский.
От женской фигуры с вуалью на голове повеяло духами. Сначала мне кажется, что это леди Уортон, но лицо под вуалью достаточно близко, и я понимаю — не она.
— Я, я… — Мне трудно оценить свое состояние. Я еще лежу на спине, и перед глазами все плывет.
— Что здесь происходит? — спрашивает приближающийся голос.
По нему я узнаю старшего помощника капитана.
Женщина тут же уходит.
Мне помогают встать на ноги, и я чувствую витающий в воздухе запах духов. Уверена, это была женщина в черном, которая поздно вечером прохаживается по палубе.
Ее черты вызывают навязчивое ощущение, что они мне знакомы, но я не могу их связать с каким-то конкретным человеком. Конечно, я ошиблась, приняв ее за эксцентричную миссис Винчестер, которая гораздо старше и менее элегантна, чем только что виденная мной женщина.
Несомненно и то, что человек, пытавшийся убить меня в Танисе, вернулся, чтобы довести дело до конца.
Вопросы кружатся в голове, как она сама.
Кто мой спаситель? Очевидно только, что он не пожелал задержаться, дабы услышать мои слова благодарности, потому что хотел сохранить в тайне свою личность. Так же поступила и женщина в черном.
Кто-то снова пытался убить меня. Тайно проник на пароход и подстерегал меня — значит, действовал по заранее продуманному плану. Неужели все махдистское движение всполошилось из-за того, что мне в руки попал ключ из скарабея?
— Мисс Блай, в связи с заявлением, сделанным вами моему старшему помощнику о том, что вы стали свидетельницей падения человека за борт, мы провели перекличку команды и пассажиров, и все оказались в наличии. Все.
Зубы капитана стиснуты, и он не в очень хорошем расположении духа.
Меня отвели в судовой лазарет для осмотра. Явившийся туда капитан заявил, что нападение на пассажира на пароходе — чрезвычайное происшествие, и он обязан их не допускать.
— Я сказала вашему помощнику, что на меня напал египтянин в набедренной повязке.
— У нас на борту нет египтян, даже безбилетников. И, любезная, насколько мне известно, никто из пассажиров не ходит в набедренной повязке.
— Это значит, что нападавший, кем бы он ни был, уже за бортом.
Судовой врач, который суетится в своем медицинском кабинете, подыскивая мазь для моих ссадин, говорит:
— Бывали случаи, когда грабители поднимались по якорной цепи во время…
— Мы были в движении, доктор, — одергивает его капитан. — На борту «Виктории» нет грабителей.
— Разумеется, капитан, — тут же соглашается врач.
— А как насчет свидетелей? — спрашиваю я. — Мужчина, пришедший мне на помощь, женщина, которая…
— Нет никого, кто бы видел это мнимое происшествие.
— Мнимое? Вы хотите сказать, что я все выдумала?
— Я просто даю здравое объяснение тому, о чем вы сообщили. Вы вошли в опасную зону, споткнулись и ударились головой. Эти факты неоспоримы. Что касается вашего утверждения, будто на вас напал человек с ножом, и кто-то ему помешал, то пока ведется расследование. Ранее вы заявили моему помощнику, что у вас потемнело в глазах после удара головой и что вы видели только расплывчатые темные фигуры вокруг себя. Это точное изложение сказанного вами?
— Я в самом деле стукнулась головой, но…
— Доктор, какие повреждения получила эта молодая женщина, нарушив запрет входить в закрытую зону на носу судна?
— Несколько ссадин и ушиб головы.
— Ушиб головы! Тот факт, что она потеряла ориентацию, и у нее на какое-то время потемнело в глазах, означает, что это был достаточно сильный ушиб, не так ли?
— Да, конечно. Возможно, даже сотрясение мозга.
Мне стало ясно, что доктор потерял чувство долга.
— Я стукнулась головой, потому что на меня напали!
— Дорогая, — говорит судовой врач, нанося мазь на ссадину у меня на руке, — боюсь, вы так сильно ушиблись при падении, что у вас произошел провал памяти. Не удивлюсь, если провалы памяти будут повторяться несколько дней. Вам еще очень повезло.
— Могут ли быть какие-нибудь серьезные последствия для здоровья мисс Блай в дальнейшем? — спрашивает капитан.
— Нет, хотя я не исключаю краткосрочного эффекта. Насколько серьезного, сказать не берусь, но полагаю, что при соблюдении покоя через несколько дней мисс Блай придет в нормальное состояние. Ну а пока у нее могут возникать галлюцинации.
— Галлюцинации!
Эти двое подпрыгивают при моем восклицании. Если бы мистер Селус, великий охотник, слышал его, сравнил бы его с воем раненой болотной кошки.
