— Похоже, эти значки на подносе вас заворожили, мистер Уильямс. В них есть что-то необычное?
Томас Уильямс почесал в затылке, потом недоуменно поднял брови. Он было открыл рот, чтобы что-то сказать, но снова закрыл, так и не произнеся ни слова.
— В чем дело, мистер Уильямс? — спросила Агнесс. — Пожалуйста, расскажите мне, я ведь вижу, что вас что-то озадачило.
Уильямс удрученно вздохнул:
— Хорошо. По уставу, прежде чем серебряное изделие может быть продано, оно обкладывается налогом — шесть пенсов за унцию. Эти деньги обычно выплачиваются сразу после оценки.
— Продолжайте, — попросила Агнесс.
— Случается, что бесчестные мастеровые вырезают клеймо из маленького предмета и впаивают его в изделие большего размера, не прошедшее оценку. Таким образом, это крупное изделие обретает «законное» клеймо и не облагается налогом. Это называют уходом от налогов.
— И вы полагаете, что так поступили и с этим подносом?
— Подносов с таким рисунком мы последние два года не делали. Но меня удивило другое. Два года назад для даты использовалась буква N, а на подносе клеймо с буквой Р, оно ставится в этом году. Такое несоответствие могло возникнуть, только если были удалены оригинальные клейма и вставлен новый кусочек металла. Значит, поднос в этом году оценили повторно.
— Зачем вы на него дышали?
— Чтобы подтвердить свое подозрение. Так можно разглядеть небольшой бугорок вокруг значков.
Агнесс взяла поднос и внимательно присмотрелась к значкам. Подышав на них, она разглядела темный круг.
— Я вижу. Но как можно доказать, что клейма были сюда вставлены?
— Если новый кусок металла вставляется в другой, нет никакой возможности добиться идеальной гладкости. Этот бугорок доказывает, что металл с клеймами был в этот поднос вставлен.
Агнесс медленно кивнула и подняла голову:
— Вы знали, что такого рода обман происходит в мастерской?
Томас Уильямс задумчиво посмотрел на нее:
— Нет. Я и понятия не имел.
И с этими словами он повернулся к огню. Агнесс не обратила внимания на загадочный блеск в его глазах — она была слишком погружена в свои мысли. Какое значение может иметь то, что он ей рассказал? Имеет ли уход от налогов какое-либо отношение к убийству Ноя, краже чаши для охлаждения вина и исчезновению Роуз? Принимала ли Роуз участие в этом мошенничестве?
Громкий кашель Уильямса отвлек ее от раздумий, Агнесс резко подняла голову.
— Простите меня, миссис Мидоус, — сказал он. — Я думал о том, что вы собираетесь идти к Питту, и удивлялся, что вы согласились на такое опасное поручение. Ваш муж наверняка бы этого не одобрил. Или вы ему не сказали?
Он застал Агнесс врасплох. Какое отношение это странное замечание имеет к их разговору? Или ему чудится какая-то новая опасность? Она смешалась и, надеясь, что не покраснела, ответила:
— Опасное? Мой муж? Но у меня нет мужа. Он умер.
Краем глаза Агнесс заметила, что Уильямс смотрит на письма на столе. Одно, написанное крупным, четким почерком, адресованное «моей дорогой детке» и подписанное «твоя любящая мама», лежало прямо перед ним. Она сразу почувствовала себя уязвимой, и это рассердило ее. Существование Питера было ее личным делом, она не собиралась говорить о нем с кем бы то ни было, тем более с почти незнакомым человеком. Ей нужно было положить книгу с рецептами на письма. Почему она не подумала об этом раньше?
— Если вы одна несете ответственность за своего сына, то тем более следует быть осторожной, — тихо сказал Томас Уильямс.
Агнесс сурово посмотрела на него. Она не собиралась его поощрять и потому не стала спрашивать, о какой опасности он говорит.
— Это мое личное дело, мистер Уильямс. Но уверяю вас, что благополучие моего сына для меня всегда на первом месте. Время уже позднее, полагаю, вам пора уходить.
На следующий день в одиннадцать часов Агнесс надела теплый шерстяной плащ и красивую бархатную шляпу (которую отдала ей Пэтси после долгих колебаний) и решительно направилась в сопровождении Филиппа вниз в Чипсайд. Оставив без внимания витрины галантерейных и ювелирных магазинов, лавок, где продавали ткани, она задержала взгляд только на витрине кондитерской, прежде чем свернуть направо на Томас-стрит и оттуда через Лондонский мост направиться к конторе Маркуса Питта.
Утро выдалось ясным и прохладным. Часть мостовой, куда еще не успело заглянуть солнце, была покрыта коркой льда, и вода в канаве, проложенной в центре улицы, наполовину замерзла. Недавно здесь прогнали стадо овец и проехали две повозки, запряженные волами, так что то там, то здесь возвышались напоминавшие костерки кучки свежего навоза, от которых поднимался пахучий пар. Этот земной запах смешивался с другими знакомыми ароматами — дымом из труб многочисленных пекарен на Бред-стрит, мятой и хмелем из пивоварни Барклая Перкинса, горелыми каштанами и, поверх всего, влажным гнилостным запахом реки, извивающейся между пирсами и складскими помещениями.
— Вам с Роуз нравилось гулять вместе? — спросила Агнесс как бы между прочим, когда Филипп задержался у витрины модного магазина, подмигивая нарядной продавщице.
Но Филипп слишком увлекся и не расслышал. Он принял красивую позу, положив руку на эфес своей шпаги.[1] Девушка, ради которой он так старался, покраснела, но, тем не менее, продолжала поглядывать на флиртующего с ней высокого, хорошо сложенного молодого мужчину с приятной улыбкой. Рассерженная Агнесс повторила вопрос, незаметно толкнув Филиппа в бок. Шпага со звоном ударилась о стекло. Толчок подействовал на него быстрее, чем слова, и, оторвав взгляд от витрины, Филипп мило улыбнулся Агнесс:
— Простите, миссис Мидоус. Вы что-то сказали?
— Да, — ответила Агнесс, жестом приказав ему двигаться за собой, и пошла, постепенно ускоряя шаг.
Филипп, бросив печальный взгляд на витрину, поспешил за ней.
— Как часто вы с Роуз ходили на прогулки?
— Сначала раз или два в месяц, когда у нас совпадали выходные. Она любила развлекаться. Мы ходили на экскурсию в Воксхолл, были в театре «Ньюгейт», — рассказывал Филипп, когда остановившееся рядом ландо заставило их прижаться к дверям дома гробовщика.
Из ландо вышел джентльмен в сильно напудренном парике, одетый с франтоватой элегантностью, и, даже не извинившись, скрылся в кофейне. Филипп, крикнув ему вслед оскорбление, решительно повернулся в сторону кофейни. Но Агнесс, успев схватить его за руку, велела вести себя прилично в ее обществе.
— Роуз когда-нибудь рассказывала о семье или друзьях? — продолжила она, вернувшись к прерванному разговору.
— Никогда, — немного подумав, ответил Филипп. — Этой темы мы вообще не касались. Она могла решить, что у меня есть какие-то намерения. Я этого не хотел. Мне нравилось ее общество, но я любил бывать в обществе и других девушек. И я не мог на ней жениться, ведь тогда потерял бы свою работу, верно? Думаю, поэтому она быстро остыла.
Внезапно перед глазами Агнесс снова возникла картинка: Роуз и Филипп в кладовке. Он со спущенными штанами, мускулистые ягодицы выставлены напоказ, ее бледные бедра широко раздвинуты. Агнесс никак не могла понять, зачем Роуз так непристойно себя вела, если знала, что ни к чему серьезному это не приведет. Но Агнесс была слишком необразованна в вопросах физической любви, чтобы судить других, и чувствовала, что хочет знать больше.
— Значит, когда вы куда-то ходили, вы вели себя как спутники, не больше?
Филипп подмигнул:
— Смотря что понимать под спутниками. Я ее целовал и позволял себе кое-что большее, если она не возражала, и мы довольно неплохо развлекались. Учтите, дело тут не только во мне, она тоже была не против хорошо покувыркаться — во всяком случае, вначале. Не меньше, чем я.
— Значит, потом она изменилась? — спросила Агнесс, вспомнив, что Джон говорил, будто их интрижка закончилась, и пытаясь выбросить из памяти страстные стоны и вздохи.
— Во всяком случае, в последние несколько недель. Она уходила в свой свободный день, но только не со мной, и не подпускала меня к себе.
Агнесс вспомнила подозрения Лидии:
— Ты не думаешь, что она могла быть от тебя беременна?
Филипп ухмыльнулся, будто эта мысль его позабавила:
— Нет. Думаю, она нашла кого-то другого.
— Ты не спрашивал кого?
— Конечно, спрашивал. Но она не говорила. Иногда Роуз бывала дьявольски таинственной.
— Может быть, она начала встречаться с Рили?
Филипп искоса взглянул на Агнесс:
— Я уже сказал, что на эту тему она не болтала. Но что касается Рили, то я сильно сомневаюсь. Она говорила, что устала от него… или он устал от нее — я забыл, кто от кого именно, — еще до нашего знакомства. Раз или два, довольно давно, я видел, как они разговаривают, но не больше. И с виду между ними ничего не было.
