Юрий Бурносов - Четыре всадника

Комната, в которую они вошли, приятно поразила Бофранка, коему уже намозолили глаза скудные монастырские интерьеры. Вкруг низкого столика на причудливо изогнутых ножках, покрытых прихотливой резьбою, стояли мягкие кресла и диваны, на диванах же восседали люди в одеждах священнослужителей, среди которых Бофранк в самом деле узнал Фалькуса и Дагранна, других же двоих он видел в первый раз.

— Позвольте представить вам, друзья мои, волею случая столь удачно и своевременно обнаруженного мною в стенах Святого Адорна субкомиссара Хаиме Бофранка — нашего последовательного врага и, как выяснилось не столь давно, еще более последовательного друга, — провозгласил грейсфрате Шмиц, когда сидевшие обернулись им навстречу. — Исидор, налейте хире субкомиссару вина — после гостеприимства фрате Бернарта вино будет куда как кстати.

Бофранк упокоил свой зад в неге кресел и не без воодушевления принял отличного стекла бокал, наполненный желтым элоизским вином.

— Кой черт занес вас к Святому Адорну, субкомиссар? — сварливо спросил человек с маленькими свиными глазками, лысый и желтолицый.

— Хире субкомиссара крайне подлым образом стукнули по голове во время ночной прогулки, — ответил за Бофранка Шмиц. — Добрые монахи Святого Адорна подобрали его на улице, не оставив его тело на поругание мертвецам, и отнесли к себе, где лечили и пестовали вплоть до моего появления.

— Странно, как вы не преставились от их лечения и пестования, — буркнул свиноглазый. Видимо, он был человек склочный и ворчливый, о которых верно сказал поэт:

А может, на самом деле оно было вовсе не так, но Бофранку свиноглазый священник не глянулся.

— Это еще что! — воскликнул кардинал Дагранн. — В обители Святого Силиуса меня потчевали тамошним пивом, а готовят его так: варят забродившие злаки, в числе которых ячмень, овес, полба, чечевица и даже вика, коей питают скотину, и сей не осветленный отвар именуют пивом. Каюсь, опробовав такое питье, я был скорбен животом добрых три-четыре дня…

Рассуждения о качествах пива показались Бофранку несколько странными и неуместными. Однако ж вино было отменное, и он сидел, молча прихлебывая его и пытаясь понять, что все-таки происходит вокруг.

— Хире Бофранк! — неожиданно обратился к нему Фалькус. — Перед вами, по сути, собрание старцев, возомнивших себя спасителями веры и в заблуждении этом пребывающих. Что видим мы? Страшные пророчества сбываются, лоно церкви заражено гнусными демонопоклонниками, коим прикрытие истинной веры помогает в деяниях жутких и богомерзких, и никому нет до сего дела. Мы полагали вас пособником Баффельта, да сгорит он в подземном пламени, но, к счастию, разубедились в оном подозрении. Жаль, что мы утратили последнего нашего человека в миссерихордии, ибо брассе Слиман, как мне донесли, был умерщвлен по велению Баффельта вчера вечером.

— Но не сделать ли нам своего шагу, пока дрянной живоглот обретается под подолом у фелицианок? — спросил свиноглазый.

— О каком шаге говорите вы, фрате Вольфус?

Стало быть, желтолицый священник — фрате Вольфус, епископ Ольсванны. Бофранк едва не фыркнул в свой бокал самым неучтивым образом, ибо вспомнил беседу свою с Гаусбертой по поводу подземных троллей.

— Я полагал, троллей все же не существует, — сказал тогда Бофранк.

— Так полагают все, кто не видел тролля, — возразила девушка.

— Но вы же не видели…

— А вы видели епископа Ольсванны, к примеру?

— Нет, не имел чести, — признался конестабль.

— Но он существует.

— Но он не тролль!

— А чем тролль по сути своей отличается от епископа, хире? — насмешливо спросила Гаусберта.

Видела бы она безобразный лик фрате Вольфуса! И в самом деле, иной тролль, должно быть, куда благообразнее. Впрочем, в последние дни события складывались таким образом, что Бофранка окружали сплошь уроды, убогие и юродивые, так что еще одним больше, еще одним меньше…

— Не пора ли наконец обратиться к пресветлому королю? — вопросил тем временем Вольфус.

— С чем мы придем к нему? Даже если бы нас допустили — а каждый из нас в опале, о чем не след забывать! — что мы предъявим? Да, солнце угасло, но оно вновь освещает землю, набирая прежнюю силу, и объяснять это явление можно по-всякому, в том числе и с ученой точки зрения, а что стоит Баффельту нанять пару мудрых мужей, кои расскажут королю о преломлении лучей, о водяных и ледяных парах, о исторгаемом вулканами пепле, что подъят был ветрами в невиданные высоты и застил солнечный свет… Да, мертвецы покинули могилы свои и шастали, не ведая покоя и смирения, свойственного сему племени, по улицам, — но нам тут же приведут в ответ многочисленные труды по данному вопросу, написанные королевскими судьями, епископами, миссерихордами, укрепленные показаниями многих достойных свидетелей и скрепленные герцогскими печатями. Да, чума обрушилась на нас — но она приходит каждое столетие! Нет, к королю идти не стоит, ибо нам нечего сказать ему во обличение гнусных люциатов… — с печалью заключил грейсфрате Шмиц.

— Что же нам делать и для чего вы привели сюда этого человека? — спросил из своего угла четвертый, человек столь хрупкого телосложения, что, казалось, руки его едва выдерживают тяжесть надетых на пальцы перстней, а тонкая шея с трудом крепит вытянутую, словно плод огурца, голову, покрытую нежнейшим седым пухом.

— Дело в том, фрате Гинкмар, что хире Бофранк куда более погружен в события вокруг пророчества Третьей Книги и происков Баффельта, чем кто-либо из нас. Хотим мы того или же нет, но именно хире Бофранк сегодня человек, которому суждено спасти веру и государство или же низвергнуть их в окончательный хаос. Его углядела третья сила среди прочих человеков, ему и возглавить поход против нее.

Торжественные слова сии прозвучали для Бофранка вовсе неожиданно, и он содеял то, что менее всего приличествовало такому возвышенному моменту: подавился глотком вина.

— Ах! — воскликнула хозяйка дома, в коем жил Хаиме Бофранк, распахивая дверь чрезвычайно неаккуратно. — Ах, простите, милая хиреан! Я ненароком не зашибла вас?!

— Нет-нет, — отвечала Гаусберта (а это была именно она), отряхивая забрызганный дорожною грязью подол платья. Девушка была одета изысканно и с большим вкусом: чего стоила хотя бы ее черная дорожная шляпка, украшенная яркой эгреттою, усыпанной в свою очередь мелкими белыми полудрагоценными камешками.

— Простите, что не приглашаю вас войти, — развела руками хозяйка. — Вы уж не обессудьте, хиреан, но вокруг зараза, и я опасаюсь любого человека улицы; что уж там, я и сама не выхожу без крайней нужды, хотя близ нас, слава господу и ангелам его, покамест никто вроде не умер…

— Я всего лишь ищу хире Бофранка, — сказала Гаусберта.

Она только что приехала в столицу в легкой одноосной повозке, запряженной одной лошадью, и сразу же отправилась к субкомиссару, однако ж ответ хозяйки ее разочаровал.

— Вот уж несколько дней, как хире Бофранка нету, — так сказала женщина, прижимая к объемистой груди склянку с уксусом, которым собиралась протереть дверную ручку и молоточек. — Он то появляется, то исчезает, не говоря ничего; а уж после того, как из его комнаты выскочил преужасный мертвец, могый сожрать меня и почтенного хире Кнерца, я и вовсе не знаю, что думать!

— Хире Кнерц, стало быть, здесь?!

— Здесь, где же ему еще быть. Вернее сказать, он был здесь, а сейчас живет в гостинице «Белая курица» — тут совсем недалеко, ежели идти так, так, а потом вот так и налево мимо старого парка, где канал.

— Благодарю вас, добрая женщина, — сказала Гаусберта, коротко поклонившись на мужской манер, и вернулась к повозке.

— И вам, вам дай бог здоровья, хиреан! — крикнула вслед хозяйка и принялась протирать ручку двери уксусом, который, как говорили, успешно помогает от чумной заразы.

Гостиницу «Белая курица» Гаусберта Патс и вправду нашла совсем скоро, и ее появление оказалось приятным сюрпризом для всех собравшихся там — исключая, быть может, нюклиета, каковой спал в кресле, разметав свою неопрятную бороду по груди. Принципиал-ритор Базилиус Кнерц и Рос Патс об эту пору играли в камешки у очага.

Деликатно уделив некоторое время молодым супругам — на объятия и поцелуи, которые неизбежны у любящих не только после долгого расставания, старичок-алхимик спросил, удачно ли доехала хириэль Гаусберта и не тревожили ли ее в дороге какие напасти.